«Как ты можешь смотреть эту гадость?» — спросил меня мой приятель, когда я однажды вечером наслаждалась реалити-шоу. «Они разрушают твой мозг, — объяснил он мне. — Они разрушают мозг и интеллект моей мамы, сестры и всех женщин в офисе. Сжечь бы этот чертов дом адским напалмом». Очень возмущался, даже ботинок забыл снять. «А ты видел хоть один выпуск «Дома-2»?» — поинтересовалась я и получила новый гневный монолог, в котором, как камни в селевом потоке, выскакивали: «Никогда!», «Ни за что!», «Ненавижу!» и прочие «Разве это можно смотреть дольше 30 секунд?» Я встала с кресла: «Если ты не смотришь эту передачу, то почему она так тебя раздражает?» И добавила: «А сейчас я вообще открою упаковку семечек!» Приятель взвыл и убежал на кухню смотреть свой чемпионат мира. Через минуту оттуда уже доносились крики: «Пасуй! Бей! Бей, идиот!» Видимо, очень интеллектуальное было зрелище.
А я грызла семечки и думала: чем мое реалити-шоу отличается от его реалити-шоу? У меня «пятнадцать клевых», у него — двадцать два, причем большинство — идиоты. И мои, и его ребята атакуют, обманывают, проигрывают и выигрывают. Мои при этом даже разговаривают. Просто мальчикам с детства внушили, что чувства — это удел слабых. Им кажется, что если они сядут и посмотрят, как Вика пытается разрешить с Русланом точно такую же проблему, какая есть у миллионов других пар, то их мужское достоинство исчезнет. Они то ли делают вид, то ли на самом деле не интересуются взаимоотношениями людей, и единственная человеческая ошибка, которую могут проанализировать, — это травма игрока на поле: «Не надо было приближаться к тому амбалу».
Почему же при этом их реалити — даже бокс без шлемов! — считаются нормальными, а наши — мозгоразрушающими? Почему, если мои телепредпочтения отличаются от предпочтений мужчины, то мне, по меньшей мере, грозит обвинение в плохом вкусе? Да потому, что в мире, где все крутится вокруг мужских интересов, где слово и мнение мужчины являются единственно значимыми и правильными, женщине с ее доктором Курпатовым, «Жди меня» и «Домом-2» остается знать свое место. Она, может, конечно, посматривать «эту пошлость», но не открыто, стесняясь и чувствуя вину. И уж тем более не признаваться в этом в своей журнальной колонке.