Вот и вспоминай Нижний Тагил.
Конец января...
Советская власть...
Металлургический комбинатѕ
Ты приехал с полуподпольным выступлением.
Вспоминай.
Ты помнишь всё, кроме своего выступления.
Они всё делали сами.
Вспомни квартиру, что уступили тебе на эти два или три дня.
Трехкомнатная.
Вся семья куда-то выехала.
Вспомни яблоки на столе.
Вспомни завтраки, которые хозяева готовили тебе и уходили.
Вспомни, как они спорили, кто тебя повезет.
Девять машин за три дня.
А в последний день — гонщик, когда концерт позади.
Вот и припомни, как они вдесятером готовили обед.
Как на завтрак были пельмени, пиво, водка, борщ — всё, чего не достать.
Как ради тебя не ушли на обед прокатчики.
Тебе показали, как катают 400-килограммовые бандажи.
Как все с тобой сидели в бане прокатного цеха ночью.
И ночью голые, мокрые мужики выбегали из парной к прокатному стану.
Летел раскаленный докрасна двутавр № 20.
Он пролетал, обдавал голых гулом.
Потом шел ветер.
Потом жар.
Грохот, ветер, жар, двутавр метров десять, далеко наверху в кабине оператор.
И мы голые с бокалами шампанского.
Где, когда, какая власть могла нам помешать?
Какой еще народ тебе был нужен?
Вот и вспоминай, как они, твои слушатели, по очереди взяли на себя все препоны, все барьеры, что выстроила на твоем пути власть.
От авиабилета до гонорара.
Когда еще ты в этом государстве не потерял ни минуты?
Кто-то уже стоял в очередях. А кто-то уже выстоял.
Ты только появлялся, и очередь подходила.
Партийные деятели не могли взять в толк, когда их обскакали. Почему их ни о чем не просили. И уехали, так ничего и не попросив, не сообщив, не поблагодарив.
Это их-то!
А когда у тебя поломались очки, ты их передал туда, в народ, и их вернули тебе починенными.
Вот и вспоминай, любимый.
Каким ты был.
Ибо тут возможны два варианта.
Либо ты называешь дерьмо дерьмом, невзирая на должности и звания. И народ тебе кричит: «Ура!»
Либо ты кричишь: «Ура!» И народ тебя называет дерьмом, невзирая на должности и звания.
