Самое главное — не сметь им верить. Ну не знают они, как это остановить. Возможно, даже хотят, но как — не знают. По-моему, ждать больших и более страшных доказательств этому — нет, не глупо. Подло. По отношению к нашим сыновьям. По отношению к нашим женам, родивших нам и вырастивших Димок, Ленчиков, Сашек.
Только трус ждет следующего раза, чтобы дать сдачи. И только общество трусов дает второй, и третий, и сорок пятый шанс тем, кто снова и снова забирает их у нас — таких разных: бойких, замкнутых, сильных, простоватых… Пережевывает и отрыгивает, таких одинаковых — покалеченных. Потому что сильный станет там жестоким, простоватый станет «тормозом», а вот слабый станет чмырем — и никогда уже не станет мужчиной. Даже если избежит участи Андрея Сычева. Или участи сержанта Сивякова. Ведь и этот, тот, что его избивал, — калека.
Помните, когда наша ГИБДД в очередной раз посягнула на машины с правыми рулями, автолюбители вышли выразить свой протест, чуть ли не улицы перекрывали? Но сейчас тихо — народ безмолвствует… Машины с правыми рулями — вопрос куда более важный… Мы ждем следующего раза?
На убыточных предприятиях вводят внешнее управление. Общество имеет право ввести внешнее управление армией, которая приносит ему такие убытки.
«Почему 25 дней не докладывали нам? Это мы будем спрашивать с наших генералов», — заявил Сергей Иванов.
Стало быть, это больше всего их беспокоит — почему не сработала система. Позвольте, но она таки сработала. Она именно так и работает. Это не аппаратный сбой. Это системная ошибка. Вспомните «Курск». Вспомните замороженных на аэродроме солдат. К ЧП приводит механизм, который всем этим движет. Поэтому и трудно военным заставить себя с этим бороться. Придется ведь пускать за КПП этих чужих в штатском. Ведь чего доброго догадаются, что никакой не чрезвычайный случай, а побочный продукт нормально функционирующей системы.
Но почему штатские — чужие? Это ведь именно они, штатские, поставляют вам солдат. Генштаб пока не научился рожать.
Замалчивали и будут замалчивать. Потому что любой нормальный человек понимает, что бороться нужно с причиной. (Возможно, военные, как никто другой, понимают это. Бой ведь не что иное, как уничтожение источника проблем любыми доступными средствами.) Но с причиной ведь никто не борется. Даже выше-выше-и-еще-вышестоящие.
Так уж устроен этот мир цвета хаки: молчи и делай, как все. Именно поэтому армейская статистика покончивших самоубийством учитывает отдельной графой. Список жертв в ней — на порядок выше, чем в графе «от неуставных взаимоотношений». То есть самоубийством, по мнению штабных статистиков, в Российской армии кончают от чего? От хандры? От авитаминоза? Оттого, что девушка бросила? Это похоже на бред того придурка из части Сычева, который говорил, что тот, наверное, сам с собой такое сотворил. Хотел в отпуск по состоянию здоровья, да не рассчитал.
Я помню, как мы неспешной колонной входили в часть, в которой суждено было дослуживать после учебки. Как деды бросали нам ремни с криками: «Духи, вешайтесь!» А рядом ведь шел офицер. И он видел все и слышал. Уж не помню, что было у него на лице: делал отвлеченный вид или ухмылялся, поглядывая на бедолаг. На него никто не смотрел, никто ничего от него не ждал. Ничего, что в корне отличалось бы от настроя дедов. Мы понимали, что офицер настроен точно так же — унизить нас и подчинить. Подчинить через унижение.
Почему мы, сегодняшнее российское общество, послушно глотаем эту приманку, это слово «дедовщина»? Почему мы всё боремся с дедовщиной, но не решаемся сломать весь механизм? Ведь нет вокруг паутины репрессий. Что такое 58-я статья, ответит не каждый прохожий. Нас не заставляют молчать, тупо голосуя «в едином порыве». Мы давно уже не лохи совковые, скупающие бумажки МММ. Мы всё знаем. Но мы сверлим ненавидящим взглядом дедов-отморозков, а ведь невдалеке от этих дедов обязательно стоит офицер. Который тоже все знает. Но изменить не может. Потому что шестеренка не может отремонтировать машину.
«Вы здесь говно. Людей из вас буду делать я» — эти слова ведь одинаково успешно можно вложить в уста и сержанта, и дембеля, и майора. Я лично слышал, как новый командир бригады, в которой я служил (полковник, к слову), на общем построении рокотал с трибуны: «Я ваша новая мамка, сиська у меня одна, сосать вы ее будете по очереди». И нам, уже давно живущим в системе «унижай другого или унизят тебя», было приятно, что с ними, офицерами, так — вот так, как и они с нами. Оказалось, на это и было рассчитано. Вскоре новый комбриг учредил среди сержантов новую должность — «помощники командира части». Им всем обещали отпуска. Они должны были носить парадную фуражку при полевой форме и каждую пятницу наведываться лично в командирские покои на доклад: а как там обстоят дела в подразделениях, кто из офицеров пьет, кто бьет солдат? «Помощники командира» не знали, как спастись от позора. Они-то не ведали, когда соглашались, им не объяснили. Все эти наши армейские реформы, попытки немного что-то изменить, немного где-то добавить, напоминают мне ноу-хау того комбрига (фамилию, увы, запамятовал).
Член комитета по обороне Владимир Овсянников заявляет, что произошедшее в Челябинском танковом училище — «гестаповская выходка», но не повод, чтобы начинать антивоенную истерию в России.
Ну да. Только вот грань между «гестаповской выходкой» и воспитательным процессом в нашей армии очень уж тонка. Когда нас в учебке среди ночи выводили на процедуру «похороны бычка» (это означало, что в ротном толчке снова всплыл сигаретный «бычок», поэтому рота, попеременно неся на вытянутых руках носилки с уложенным на них злосчастным окурком, побежит на поле для тактических занятий и будет там его хоронить), — так вот, когда нас выводили на «похороны бычка», мы ведь шли мимо комнаты дежурного по части. И дежурный молча считал нас по головам и смотрел нам вслед, покуривая на крыльце. Курить нельзя было только «курсантам», салагам. А марш-бросок на три км под звездами — разве не лучшее воспитание для мамкиных сынков? Да его самого так гоняли!
Дело в том, что дедовщина удобна офицерам. С ее помощью очень легко решаются многие задачи. Большинство тех повседневных задач, которые ставятся перед командирами. Попробуйте заставьте озлобленного бессмысленной муштрой и уже огрубевшего человека набивать кантик на одеяле или косить траву на ширину штыка саперной лопатки от бордюра. (Могут наши военные растолковать нам, штатским, зачем на одеяле кантик или чем им помешала трава по ту сторону бордюра?)
Попробуйте объясните человеку, что он останется дерьмом на все два года. Да и запала не хватит самолично гнобить солдата от звонка до звонка. Проще ведь зарядить его как следует — и пусть он сам гнобит других, лишь бы дело делалось. Тогда можно и подразделение свое оставить на все новогодние праздники, как это, видимо, и случилось в Челябинском танковом. Дедовщина давно уже замкнутый самовозобновляемый процесс, и это существенно облегчает жизнь отцам-командирам. Деды почти всегда в хороших отношениях со своим непосредственным начальством.
Не хотят, не умеют наши стратеги отличить унижения от воспитания. Не разработают они концепцию армии, в которой не нужно будет ломать людей. Поэтому — внешнее управление! Разработка новой армейской концепции чужаками-штатскими. Есть ведь теперь Общественная палата — я так понимаю, туда собрали наиболее умных из нас. Почему бы не доверить им?
Части обеспечения, в одной из которых и служил Сычев, — все эти караульные роты, хозяйственные батальоны всегда славились самой жестокой дедовщиной. Неужели денег нет даже на то, чтобы хозработы в армии выполняли вольнонаемные?
Боль в обществе должна распределяться на каждого, тогда есть шанс, что ее станет меньше. Если это нас не объединит и не родится в общественном нашем разуме концепция новой Российской армии — «челябинское дело» случится снова. Правда, мы об этом можем и не узнать.