Вот ужо созреют гроздья народного гнева
Еще вчера мы жили в обществе социализма, где превалировал принцип равенства. Конечно, не все было гладко и так, как заявлялось, но главное всегда происходит в сознании. А в сознании социализм был и равенство было. Это был всеобщий миф, но он давал смысл нашему бытию. Этот некогда огненный напряженно пульсирующий идеал постепенно остыл. И рассеялся, растворился. Мы принялись весело разгонять ватные остатки призрака социализма и равенства. Мы не думали о том, что придет на смену. Мы толкали, что само падало.
Сегодня наступил час расплаты. Холодный рассвет. В этом рассвете с неизбежностью открылась новая истина, ничем более не подкрашенная. В России наступил капитализм, и отныне неравенство стало законом.
Что это значит? Это значит, что отныне каждая вещь и каждое существо — болонка или инженер — имеют материально-денежный эквивалент. Это значит, что общественная этика равенства заменена индивидуалистической логикой господства.
Формальную сторону прежней системы оказалось обрушить легко. Но выяснилось и другое: в душе люди остаются «социалистами», надеющимися на общество и государство, свято верующими в этику равенства. Корни мифа оказались очень глубоки, глубже, чем ожидалось. Поэтому капиталистические реформы приобрели чудовищные формы: по сути, они проходили по ту сторону общественной морали; не в силах изменить ее, они ее насиловали. Чем упорнее люди не хотели принимать капитализм и систему прямого господства имущих над неимущими, сильных над слабыми, тем жестче становилась энергия реформ. Поэтому страна мгновенно проскочила промежуточную фазу социал-демократии — где кое-что от социализма, а кое-что от капитализма, кое-что от равенства, кое-что от господства — и впала в ультралиберальную крайность. На рынок было пущено все — от природных ресурсов до морали, идеи и самого государства. И соответственно все стало покупаться и продаваться. В горячке нового «черного передела» реформаторы присвоили монетизационный индекс всему, что движется и не движется. Не только социальные льготы, но само бытие подверглось монетизации: пиар подменил творчество и искренность, технологии заменили собой содержание, политика превратилась в дешевое шапито. Сам человек обрел стоимость, и в большинстве случаев оказалось, что цена эта — медный грош.
Параллельно сложилась система господства. В духе капиталистического классицизма богатые стали «избранными», получили в свои руки бразды правления. По сути, приватизировав государство, они поставили его репрессивный аппарат себе на службу.
И стали править, господствовать, владычествовать над Россией, над русскими людьми, над обществом и нашими просторами, над деревьями и кошками, над тягучей горячей, как черная кровь земли, нефтью, над водой наших рек и бегущими по проводам электронами. Но точно так же как, отказ от социализма влечет за собой капитализм, отказ от этики равенства влечет за собой механизм господства, где всегда есть пара — господин и раб (Гегель). Если в смягченных европейских системах эта грубая логика господства всячески затушевывается — социал-демократия! — то в России она, наоборот, выставлена напоказ. Богатый — господин, бедный — раб. Покупая за миллионы нефтяных денег «Челси», Роман Абрамович осуществляет магический жест свободного господства. И смиренное молчание государства означает только одно: присвоение титула «рабов» нации россиян свершилось. Бедные пенсионеры и льготники, наверное, еще наивно думают, что монетизация льгот — это какая-то страшная ошибка, недоразумение, нечто поправимое. Нет. Это стальное утро неравенства, уже осуществившейся и узаконенной продажи народа в рабство. Это лишь частный случай необратимого события. Пока еще далеко не все осознали, что этот процесс необратим как ампутация и что кроны социального мифа отрезаны.
Остались только корни в нашей душе. Возможно, им суждено дать новые ростки, дать грядущую завязь новой революции.
В противном случае мы жалко издохнем дрожащей тварью под скрипучими бутсами Абрамовича.
Но кто-то из нас все равно выберет алый меч.
Александр ДУГИН, философ-мистик