Умер Александр Володин. Последний гений ушедшего безумного века. Самый значительный драматург России был тихим, крошечным, почти прозрачным человечком, как свечечка, одетым в какие-то старенькие застиранные рубашечки, бедность ангельской чистоты, жил где-то там, на задворках жизни, там написал книгу «Записки нетрезвого человека», там свечечка и погасла...
ОДИНОЧЕСТВО СУЩЕСТВ
Об одной из последних встреч с ним рассказал нам фотограф Анатолий Мелехов. Вот кусочек из того, о чем Володин говорил:
— Дети и внуки мои сейчас живут за границей. А жена больна. Это связано с головой. Вы понимаете. Она сидит там, в другой комнате. Целыми днями слушает музыку, ей 81 год. Когда она устает от музыки, она просит у меня разрешения: «Шурик, можно я с тобой посижу?» — садится рядом со мной на диван и смотрит вот этот телевизор. Но сейчас другая жизнь, ей она менее интересна... Нет-нет, жена всегда ведет себя тихо... И мне жалко ее, у нас очень долгая жизнь прожита и... Но жизнь есть жизнь... И в моей тоже не все гладко бывало.
А у меня — видите? — есть картина. Художник между делом нарисовал ее на куске фанеры. Картина мне очень понравилась, поэтому он подарил ее мне. Два домика на улице притулились друг к другу. Вон их маленькие окошки-глазки на задних стенках. Внизу снег какой-то, а наверху такое же белесое небо. И они, эти дома, только вдвоем — один чуть желтоватый, другой чуть сероватый — притулились друг к другу. Я называю эту картину «Одиночество». Это одиночество двух существ...
У нас во дворе есть задняя дверь такого же магазина. Для меня это очень родное место — мой магазин угловой: «Большой проспект — улица Ленина». И по ночам, когда бессонница, я одеваюсь и через ворота — туда. Там мне дают бутылочку маленькую водки, потому что я большую боюсь, боюсь не остановиться. Или там же буфетик: «Сто грамм, — я говорю, — больше не давать», но мне отвечают: «Вы же еще раз придете, возьмите с собой».
Вот вы знаете, что с возрастом человек становится склонен к уединению. Я боюсь общения с новыми людьми, боюсь, что кто-то придет и надо будет три часа разговаривать, все время стараться, чтобы этому незнакомому человеку было хорошо. И вот он позвонил мне и сказал: «Мы хотим прийти к вам, притронуться к вашему рукаву», а я отвечаю так жестоко: «Вы знаете, я и сам могу притронуться к своему рукаву, мне это сделать легче». Но потом они все же приходят, и мне с ними очень хорошо, комфортно, потому что общение с людьми — самое главное условие счастья. Так вот в этот мой угловой магазинчик так хорошо прийти ночью и выпить чуть-чуть, потому что дома, когда я один пью, — немножко не то. А когда она, продавец, девушка-цветок, стоит напротив или хотя бы смотрит на меня приветливо, я вроде бы уже и не один. И мне так они в этом магазинчике стали дороги. Когда мои юбилеи пошли, награды вручаются, а награды же даются членами жюри, перед которыми я преклоняюсь... Вот общение с добрыми людьми, которые меня хоть немного любят, для меня большая радость. Знаете, сначала меня ведь много лет поливали помоями... Так вот, как только на разных встречах мне дарят цветы (жене моей не интересны цветы), я ношу все эти букеты в магазин. Мне подумалось, вот они, мои дорогие девочки, замотанные, дежурят по 12 часов в день и по ночам, тяжело это и страшно: это ведь большой магазин. И мне жалко их... Я как-то сказал одной: «Вот в XIX веке женщинам целовали руку, можете вы на секундочку сейчас вообразить, что вы в XIX веке? Да? Могу я поцеловать вам руку?» И, может, кто-нибудь из покупателей увидит, что, вместо того чтобы наорать, ей, оказывается, можно поцеловать руку. Как было бы замечательно, если бы молодые люди, которые есть у каждой девочки, начали целовать руку своей разливальщице. И вот так я под сенью этих девушек в цвету и живу, мне с ними хорошо.
В материале использованы фотографии из архива «ОГОНЬКА»