Представьте: военный 1942 год, Красноярск, драматический театр, который в ту пору находился на главной улице города: «Имени Сталина». (После смерти вождя случилось переименование, и появилась «Улица Мира»; острословы тут же заметили, что сначала «ходили по сталину», а теперь «по миру пойдем».) В Красноярск «вакуировался» Одесский театр оперы и балета. Пока оперные артисты приходили в себя, местный театр благородно позволил им подрабатывать на кусок хлеба, исполняя небольшие роли в текущем репертуаре. Там оказался двадцатилетний бас Кривченя, которого коллеги ласково окрестили на драматической сцене Филей (почему, я сам только что узнал, Энциклопедический словарь: «Солист Большого театра, народный артист СССР Кривченя Ал. Фил.»). Мне тринадцать лет, вывезен родственниками из Москвы, учусь здесь в шестом классе.
Вместе с одноклассниками я стал заядлым театралом, тем более что школьников пускали днем без билетов — на свободные места; их, кстати, было мало: местная интеллигенция с солдатами — главные зрители. В свободное от театра время солдаты маршировали по окраинным улицам города и нестройно, зато громко пели: «Эх, комроты, даешь пулеметы, даешь батарей, чтобы было веселей!», потом они исчезали, уступая кресла другим солдатам, и еще не скоро их назвали «сибирскими полками, своей жизнью спасшими Россию».
Как сейчас вижу: первый выход Фили в спектакле «Макбет». Зрелище было завораживающее. Молодой бас изображал мажордома, а по-нашему — «крикуна». Он был одет в костюм, сшитый из раскрашенной марли, а в руке держал посох и должен был появиться с правой стороны сцены, ударить посохом об пол и пойти в левую сторону сцены, на всю дорогу растянув «крикуху»: «Прошу дорогих гостей к столу!» — и перед уходом снова тяпнуть посохом.
Теперь, следуя закону драматургии, я обязан взять паузу и держать ее, сколько хватит духа. А вас прошу пока перенестись на двадцать четыре года: из Красноярска в Москву, в 1966-й. Увы, мы попадаем в зал Малого театра, где коллеги и многочисленные любители театра провожают в последний путь замечательного актера Николая Мордвинова — народного артиста СССР, лауреата Ленинской и нескольких государственных премий. Для молодых читателей напомню две знаменитые роли Мордвинова в кино: Арбенина в «Маскараде» и Котовского в одноименном фильме (которого потом из революционного героя гражданской войны перевели в разряд «бандитов»). Черно-красные ленты, задрапированные зеркала, а на сцене — гроб, утопающий в живых цветах. Абсолютная тишина переполненного зала; здесь и я, уже работавший в ту пору спецкором «Комсомольской правды». Доносится траурная мелодия, каждые пять минут меняется почетный караул. Скорбные и тихие слова прощания.
Вдруг вижу: выходит Филя! Я вчистую потерял его из виду сразу после красноярского бенефиса. Кривченя подходит вплотную к гробу и густым басом говорит: «Я хочу спеть любимый романс моего незабвенного друга». Из-за кулис мягко и траурно звучат виолончель со скрипкой, и Филя, глядя прямо в лицо покойного друга, сочным басом начинает петь: «Мне грустно потому, что весело тебе...»
И весь партер, давясь от смеха, уже лежит под креслами.
Теперь, помолясь, я возвращаюсь к «тому» Кривчене; он остался, как вы помните, на сцене драматического театра мажордомом в шикарном костюме из крашеной марли. Остался, чтобы всю ее перейти на одной фразе. Филя сделал три больших шага, произнес: «Прошу... (три шага) дорогих... (три шага) гостей... (три шага) к столу!» — и тут увидел, что до кулис еще далеко. Тогда мажордом подумал секунду-две и добавил: «Будут... (три гигантских шага) биточки!!!» И навсегда исчез со сцены (по крайней мере в драматических ролях).
В отличие от публики, собравшейся на похороны Мордвинова, публика сорок второго года не шелохнулась. Зал был голоден, и биточки на столе Макбета... — что со мной, о чем я говорю, что объясняю, если у вас, людей сытых, даже сейчас во рту — божественный этот вкус!
Мораль? Если хотите, извольте: мы умеем смеяться, когда душат слезы, и плакать, когда давимся от смеха. Не зря зоркий Монтень давным-давно заметил: «Дуя на пальцы, мы одновременно и студим их и согреваем, в зависимости от того, чего хотим».
А чего мы, собственно говоря, хотим? Кроме биточков?
Валерий АГРАНОВСКИЙНа фото из архива «Огонька»: Мордвинов в роли Котовского.