«ЗАУМЬ БЕСИЁ»

Евгений Волков — конфликтолог, кандидат философских наук, доцент кафедры общей социологии и социальной работы Нижегородского университета. Он консультант по проблемам защиты от психологического и духовного насилия, выводу из деструктивных культов. Сказать, что он со своей редкой профессией сегодня востребован, значит не сказать ничего: его рвут на части, приглашают на всевозможные семинары и тренинги, психологи и психотерапевты просят о консультациях.

Эксперимент

Как мы создавали «деструктивный культ»

Обработка

Вот уже второй месяц в Хорошевском народном суде Москвы рассматривается дело, взбудоражившее едва ли не всех столичных правозащитников, специалистов по вопросам свободы совести, очень многих верующих и неверующих людей. Председателем комитета защиты свободы совести Глебом Якуниным предъявлен иск автору брошюры «Десять вопросов навязчивому незнакомцу, или Пособие для тех, кто не хочет быть завербованным» Александру Дворкину. Суть обвинения — из брошюры можно вывести формулу: кто сектант, тот преступник. Формула опасная. Это с одной стороны. А с другой — страшные тени действительно преступных групп «Белое братство», «АУМ Сенрикё»... Дворкин пишет: «Уровень религиозной информированности в нашей стране, увы, пока можно назвать катастрофически низким. И на этом фоне существующий закон дает свободу действий группам, которые сплошь и рядом нарушают права наших сограждан». Так что же, наши сограждане дурнее каких-нибудь «простых американцев» или англичан — такие лопухи, что покупаются на всякую бредятину?

Нам захотелось проверить это вдруг всплывшее предположение. И вот наша корреспондентка на пару с психологом Владимиром Крысенко ненадолго прикинулись вербовщиками «секты», которую назвали так:


Возле киоска, торгующего «быстрой» едой, всего один столик и три пластиковых стула. Мы берем себе гамбургеры и занимаем места. Третьего пока нет. Человек, который захочет здесь перекусить, станет нашей жертвой.

... — У вас свободно? — к нам подсаживается юноша в черных джинсах и кожаной куртке. Он кладет на стол огромный сэндвич, разноцветную газетку, потягивает пиво. Володя слегка хмурит брови — я для себя перевожу: парень не очень-то нам подходит, он, видимо, весьма уверен в себе. Я едва заметно киваю, что означает: давай все же рискнем. И Володя, проучившийся год в театральном вузе, вдруг меняется: он сияет, светится, на него радостно смотреть. «Бомбежка любовью», — вспоминаю я термин, относящийся к завлекающему искусству сектантов. И тоже ласково улыбаюсь. Парень, метнув на нас взгляд, взялся за газету теперь не праздно, как поначалу, а с нарочитой внимательностью. Однако не выдержал, мельком взглянул на нас, потом еще раз, теперь уже с каким-то подобием улыбки на лице. Я тут же сказала:

— Знаете, вы нам почему-то так понравились, что нам с другом захотелось вас пригласить.

— Что? Вы мне? — удивился тот.

— Да, друг! — проникновенно вступил Володя. — Это, конечно, твое дело. Но в нашем солнечном братстве тебе были бы рады.

— Где? — недоверчиво переспросил юноша.

— В братстве, — пояснила я. — Братство — это когда все бескорыстно. Друзья собираются на совместное чаепитие, для того чтобы попытаться понять этот мир. Это особенно важно теперь, когда до конца века и света остается меньше трех лет.

Парень улыбнулся:

— Приколы нашего городка? Где-то здесь камера?

Я уже было махнула рукой: не удалось. Но психолог Крысенко с пафосом подхватил:

— Друг, ты абсолютно прав! У нас есть свой городок, там живут святые голуби.

— Голуби?..


Человек человеку — героин, или Монолог консультанта

— Все понимают ужас психотропного оружия, — рассказывает Волков. — Грубо говоря, оно сдвигает химию и физику организма, клеточные процессы. То есть ломает сам механизм, как если бы взяли и сломали компьютер. Теперь представьте: компьютер в целости, а все программы в нем подменяются. Это не менее страшно. Вот он, человек: живой и невредимый, он с вами, но, по сути, его уже нет — он где-то далеко и к вам больше не возвращается. Что произошло? Воздействие человека на человека. Мы друг для друга куда более сильные наркотики, чем героин. И если эти воздействия организовать определенным образом, это может быть пострашнее психотропного оружия.

На семинаре в одном из сибирских городов я видел девушку, которая попала в «Белое братство» в четырнадцатилетнем возрасте и провела в секте несколько месяцев. Прошло полтора года, как она оттуда вышла. Но на семинаре, где присутствовали люди зрелые и даже пожилые, она казалась старше их. Сплошная настороженность — человек на войне. У нее было ощущение: над ней совершили психологическое насилие.

Как?

Есть несколько видов техники контроля сознания. Например, групповое давление через игры, подобные детским, через пение, объятия, прикосновения и лесть. Через изоляцию — вдали от близких человек теряет чувство реальности. Есть техники, останавливающие мышление: монотонное пение, повторяющиеся действия. Ну, и так далее.

Многим кажется, что поддаться этому могут только люди неопытные. Это не так. Одна американская ученая долгое время изучала приемы, которые применяли в некоем скандальном культе. Люди, попадавшие туда, сходили с ума, кончали жизнь самоубийством, покушались на жизнь близких. И вот она решила провести эксперимент: прикинувшись человеком с улицы, дала себя «уговорить» и уехала с ними за город. Первое, что она спросила у заехавшей к ней на третий день коллеги, было: «Пожалуйста, напомни: а что там у них плохого?»

Есть такая древняя мудрость: к большим поражениям, провалам мы подходим мелкими шагами. И если мелкие сдвиги, отклонения кем-то программируются, выстраиваются в последовательную систему, человек нечувствительно переходит в иное качество. В школьные годы у меня был друг, который ловил голубей на балконе. Когда птица садилась на перила, он начинал от дверей медленно-медленно двигаться, делая при этом мелкие движения руками. И в итоге, когда он уже приближался, оставалось так же медленно поднести руку и брать живую добычу... Для голубя все это время ничего, по сути, не происходило.


Пленный дух


...— Голуби? — переспросил «Друг» улыбаясь.

— Да, — сказал Володя. — И ты, друг, можешь заслужить это звание. Его носят люди просвещенные, понимающие: на краю века всем, кто не услышит гласа верховного Бога Глюка, предстоят страшные испытания.

— Глюка? Да я вообще не колюсь.

— А вы уверены, что все, что сейчас происходит, не галлюцинация? — задумчиво произнесла я. — Голуби упорхнули от нечисти и построили свой прекрасный городок. Там светло и чисто. Нет подлости, хитрости — только любовь.

— А как называется? — нашелся вдруг парень. — Что это, организация?

— Группа, — сказал Володя. — Называется «Заумь Бесиё», что означает учение о душе.

— А-а, — сказал «Друг». — Я что-то слышал. Там что-то взорвали.

— Нет, — напрягся Володя. — Хорошо, что тебя сейчас не слышат голуби. То было «АУМ Сенрикё». Это нельзя путать.

И дальше мы, попеременно беря слово, выдали адскую смесь учений, чаяний, научных и околонаучных сведений, мистики. Парень слушал, открыв рот.

...Мы были на слушании дела по иску Якунина к Дворкину (процесс этот еще не закончен). Конечно, дело суда во всем разобраться. Я только хочу сказать о родителях, чьи дети связали свои судьбы с некоторыми упоминавшимися на заседании сектами. Выражением лиц они были очень похожи на показанных в одной из телепередач солдатских матерей. Тех, которые уже по нескольку месяцев сидят в Чечне в надежде вызволить из плена своих сыновей.

— Мой сын Сережа учился в текстильном институте, его конструкции участвовали в показе высокой моды. Все бросил с того дня, как к нему на улице подошли активисты «Церкви Христа», — рассказывала мне одна из женщин в перерыве. — Он дал свой телефон и адрес, и с того момента — чуть ли не каждую минуту звонки по телефону и в дверь: «Здравствуй, друг!» Надо проведать заболевших братьев, проводить на поезд сестер, завербовать новых членов... Пошла я как-то с ним, мне, честное слово, стало плохо. Бум-бум-бум — забивают гвозди в Христа: такие вот эффекты театральные. У Сережи не осталось ни одного друга из тех, которые были до секты. Года три, как я ни разу, понимаете, ни разу не видела, чтобы он улыбнулся как раньше, от души... Знаете, как они молятся? Вопят, стонут, теряют сознание. Дома молиться нельзя — надо найти высокое место: дерево или крышу. Наши дети в полной, абсолютной власти лидеров секты. Поэтому многие родители боятся говорить о том, что знают. Убеждена, если лидеры скажут сыну: пойди и убей — он пойдет и убьет.


Вход свободный. А выход?

Сектанты

Сообщения, связанные с сектами, по числу пострадавших напоминают фронтовые сводки: самоубийство в Сан-Диего членов общины «Врата Рая» — погибло 39 человек; у нас, как рассказала газета «Известия», в селе Антипино Тюменской области — 36 трупов, жертв ритуальных убийств; пропал без вести бывший сектант Богородичного центра Слава Вишневский. Это — из ставшего известным лишь за два месяца...

— Могу сказать, что похищение бывших членов сект — явление нередкое, — сказал мне кандидат юридических наук, заместитель начальника центра криминальной информации ГИЦ МВД России А. Хвыля-Олинтер. — У меня есть основание считать, что так поступает «Церковь Христа», есть письменные показания человека, которого шантажировали, покушались на его жизнь. Ко мне за помощью приходят родители. А официально обращаться в милицию боятся. Конечно, есть религиозные движения, которые в правовом отношении безупречны. К примеру, баптисты не нарушают закон. Но существуют группы явно преступные. И нет правоохранительной структуры, которая бы ими занималась. Преступления, связанные с сектами, тонут в потоке обычных уголовных дел. А вот до революции при МВД России существовал специальный департамент, который занимался преступлениями, случившимися на религиозной почве. Понимали: уровень мотивации сектанта, совершающего преступление, неизмеримо выше, чем у обычного бандита. Он думает не об обогащении, а о спасении души.

...Мы уже все знаем про «Друга». Его зовут Женя, он второй год учится в Юридической академии, ему 21 год. Папа — ювелир, мама — бухгалтер в крупной торговой фирме. Да, конечно, он сможет материально поддерживать «Заумь Бесиё». Сказал: «Ну, тыщ 100 в месяц — легко». Поехать с нами на загородный семинар? (Есть у нас замечательный особнячок, полно молодежи, песни, пляски.) «Да запросто!» Как связаться? «Метро «Отрадное», автобус — записывайте номер, 4-я остановка...» — записываем. «Перейти дорогу, там мимо гаражей, слева школа, дом с парикмахерской». Дальше номер дома, подъезд, этаж, номер квартиры и телефона. А если вечером — вот еще один номер, он там часто бывает. Мы встаем — он остается доедать свой сэндвич. Эксперимент удался. Мы поймали голубя...


Непристойное предложение

...И отпустили через минуту. Мы вернулись. Женя, снова увидев нас, обрадовался:

— Знаете, я сейчас как раз думал, что давно так душевно ни с кем не общался.

«Когда вы встречаете самого дружественного человека, которого когда-либо знали, который вводит в самую любящую группу людей, которую вы когда-либо представляли, и вы находите руководителя самой вдохновенной, заботливой, сочувствующей и понимающей личностью, которую вы когда-либо встречали, а затем вам объясняют... что причиной появления группы является что-то такое, на осуществление чего вы никогда не смели надеяться; и все это звучит слишком хорошо для того, чтобы быть правдой, то это, вероятно, слишком хорошо для того, чтобы быть правдой! Не променяйте свое образование, свои надежды и стремления на погоню за радугой». (Из обращения к людям бывшей участницы секты «Народный Храм» Джин Милз, ставшей впоследствии жертвой трагедии в Джонстауне, где совершились убийства и самоубийства 911 взрослых и детей.)

Мы дали Жене это почитать. Он сказал:

— Ну? — Потом, подумав: — А чего они там поумирали? — И, помолчав, вдруг догадался: — Все неправда?

Он улыбался так же неуверенно, как тогда, в первые минуты нашего с ним знакомства. Мы поговорили про то, что у него не срабатывает инстинкт психологического самосохранения и что он может быть захвачен кем угодно. Он не соглашался:

— Я себя всегда контролирую.

— Нет, — сказал психолог Владимир Крысенко, — не мы, а ты дал нам свои координаты. И контакты бы начались не по твоей, а по нашей инициативе.

Мы рассказали про техники контроля сознания. Но, наверное, зря — наши речи, казавшиеся ему до нашего признания огненными, стали теперь как игрушечный, холодный бенгальский огонь. Разочарованный, он ушел, махнув рукой:

— Идиотский розыгрыш.

Мы же, вновь собравшись с силами, отправились приставать к людям дальше. Охота шла успешно: только двое из семерых пресекли наши попытки сразу. От мужчины же лет сорока (Григорий, работает в государственной организации, возит шефа) ушли с трудом — он готов был говорить с нами о братстве и Глюке вечно. Он нарисовал нам на блокнотном листке план местности, где расположен его дом. Сказал, в какое время дома один ребенок, во сколько возвращается жена и когда он бывает сам. 30-летняя домохозяйка Ирина сказала в конце беседы:

— Знаете, вы просто открытие мира мне сделали. Я теперь хоть буду видеть смысл жизни, — и дала телефон.

Девушка (Наташа, секретарь-референт, 19 лет), одиноко курившая на скамейке, отреагировала еще веселее:

— Я вообще-то, — сказала она, — могу поехать с вами прямо сейчас.

Мы сломались. Потеряли бдительность и с очередной рекрутируемой начали с места в карьер:

— Вы, наверное, верите в Бога? Мы хотели вас пригласить...

— Есть два вида проституции, — резко сказала она недослушав, — телесная и духовная. Вы сейчас подошли ко мне со вторым предложением. Это непристойно. Вера, как и любовь, дело личное.

— Мы просто подумали, вдруг вы хотите... — попытался оправдаться Володя. И осекся, вспомнив ее сравнение.

Галина МУРСАЛИЕВА

Фото Н. Медведевой, Л. Шерстенникова

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...