Евгений Волков — конфликтолог, кандидат философских наук, доцент кафедры общей социологии и социальной работы Нижегородского университета. Он консультант по проблемам защиты от психологического и духовного насилия, выводу из деструктивных культов. Сказать, что он со своей редкой профессией сегодня востребован, значит не сказать ничего: его рвут на части, приглашают на всевозможные семинары и тренинги, психологи и психотерапевты просят о консультациях.
Эксперимент
Как мы создавали «деструктивный культ»
Вот уже второй месяц в Хорошевском народном суде Москвы рассматривается дело, взбудоражившее едва ли не всех столичных правозащитников, специалистов по вопросам свободы совести, очень многих верующих и неверующих людей. Председателем комитета защиты свободы совести Глебом Якуниным предъявлен иск автору брошюры «Десять вопросов навязчивому незнакомцу, или Пособие для тех, кто не хочет быть завербованным» Александру Дворкину. Суть обвинения — из брошюры можно вывести формулу: кто сектант, тот преступник. Формула опасная. Это с одной стороны. А с другой — страшные тени действительно преступных групп «Белое братство», «АУМ Сенрикё»... Дворкин пишет: «Уровень религиозной информированности в нашей стране, увы, пока можно назвать катастрофически низким. И на этом фоне существующий закон дает свободу действий группам, которые сплошь и рядом нарушают права наших сограждан». Так что же, наши сограждане дурнее каких-нибудь «простых американцев» или англичан — такие лопухи, что покупаются на всякую бредятину?
Нам захотелось проверить это вдруг всплывшее предположение. И вот наша корреспондентка на пару с психологом Владимиром Крысенко ненадолго прикинулись вербовщиками «секты», которую назвали так:
Возле киоска, торгующего «быстрой» едой, всего один столик и три пластиковых стула. Мы берем себе гамбургеры и занимаем места. Третьего пока нет. Человек, который захочет здесь перекусить, станет нашей жертвой.
... — У вас свободно? — к нам подсаживается юноша в черных джинсах и кожаной куртке. Он кладет на стол огромный сэндвич, разноцветную газетку, потягивает пиво. Володя слегка хмурит брови — я для себя перевожу: парень не очень-то нам подходит, он, видимо, весьма уверен в себе. Я едва заметно киваю, что означает: давай все же рискнем. И Володя, проучившийся год в театральном вузе, вдруг меняется: он сияет, светится, на него радостно смотреть. «Бомбежка любовью», — вспоминаю я термин, относящийся к завлекающему искусству сектантов. И тоже ласково улыбаюсь. Парень, метнув на нас взгляд, взялся за газету теперь не праздно, как поначалу, а с нарочитой внимательностью. Однако не выдержал, мельком взглянул на нас, потом еще раз, теперь уже с каким-то подобием улыбки на лице. Я тут же сказала:
— Знаете, вы нам почему-то так понравились, что нам с другом захотелось вас пригласить.
— Что? Вы мне? — удивился тот.
— Да, друг! — проникновенно вступил Володя. — Это, конечно, твое дело. Но в нашем солнечном братстве тебе были бы рады.
— Где? — недоверчиво переспросил юноша.
— В братстве, — пояснила я. — Братство — это когда все бескорыстно. Друзья собираются на совместное чаепитие, для того чтобы попытаться понять этот мир. Это особенно важно теперь, когда до конца века и света остается меньше трех лет.
Парень улыбнулся:
— Приколы нашего городка? Где-то здесь камера?
Я уже было махнула рукой: не удалось. Но психолог Крысенко с пафосом подхватил:
— Друг, ты абсолютно прав! У нас есть свой городок, там живут святые голуби.
— Голуби?..
Человек человеку — героин, или Монолог консультанта
— Все понимают ужас психотропного оружия, — рассказывает Волков. — Грубо говоря, оно сдвигает химию и физику организма, клеточные процессы. То есть ломает сам механизм, как если бы взяли и сломали компьютер. Теперь представьте: компьютер в целости, а все программы в нем подменяются. Это не менее страшно. Вот он, человек: живой и невредимый, он с вами, но, по сути, его уже нет — он где-то далеко и к вам больше не возвращается. Что произошло? Воздействие человека на человека. Мы друг для друга куда более сильные наркотики, чем героин. И если эти воздействия организовать определенным образом, это может быть пострашнее психотропного оружия.
На семинаре в одном из сибирских городов я видел девушку, которая попала в «Белое братство» в четырнадцатилетнем возрасте и провела в секте несколько месяцев. Прошло полтора года, как она оттуда вышла. Но на семинаре, где присутствовали люди зрелые и даже пожилые, она казалась старше их. Сплошная настороженность — человек на войне. У нее было ощущение: над ней совершили психологическое насилие.
Как?
Есть несколько видов техники контроля сознания. Например, групповое давление через игры, подобные детским, через пение, объятия, прикосновения и лесть. Через изоляцию — вдали от близких человек теряет чувство реальности. Есть техники, останавливающие мышление: монотонное пение, повторяющиеся действия. Ну, и так далее.
Многим кажется, что поддаться этому могут только люди неопытные. Это не так. Одна американская ученая долгое время изучала приемы, которые применяли в некоем скандальном культе. Люди, попадавшие туда, сходили с ума, кончали жизнь самоубийством, покушались на жизнь близких. И вот она решила провести эксперимент: прикинувшись человеком с улицы, дала себя «уговорить» и уехала с ними за город. Первое, что она спросила у заехавшей к ней на третий день коллеги, было: «Пожалуйста, напомни: а что там у них плохого?»
Есть такая древняя мудрость: к большим поражениям, провалам мы подходим мелкими шагами. И если мелкие сдвиги, отклонения кем-то программируются, выстраиваются в последовательную систему, человек нечувствительно переходит в иное качество. В школьные годы у меня был друг, который ловил голубей на балконе. Когда птица садилась на перила, он начинал от дверей медленно-медленно двигаться, делая при этом мелкие движения руками. И в итоге, когда он уже приближался, оставалось так же медленно поднести руку и брать живую добычу... Для голубя все это время ничего, по сути, не происходило.
Пленный дух
...— Голуби? — переспросил «Друг» улыбаясь.
— Да, — сказал Володя. — И ты, друг, можешь заслужить это звание. Его носят люди просвещенные, понимающие: на краю века всем, кто не услышит гласа верховного Бога Глюка, предстоят страшные испытания.
— Глюка? Да я вообще не колюсь.
— А вы уверены, что все, что сейчас происходит, не галлюцинация? — задумчиво произнесла я. — Голуби упорхнули от нечисти и построили свой прекрасный городок. Там светло и чисто. Нет подлости, хитрости — только любовь.
— А как называется? — нашелся вдруг парень. — Что это, организация?
— Группа, — сказал Володя. — Называется «Заумь Бесиё», что означает учение о душе.
— А-а, — сказал «Друг». — Я что-то слышал. Там что-то взорвали.
— Нет, — напрягся Володя. — Хорошо, что тебя сейчас не слышат голуби. То было «АУМ Сенрикё». Это нельзя путать.
И дальше мы, попеременно беря слово, выдали адскую смесь учений, чаяний, научных и околонаучных сведений, мистики. Парень слушал, открыв рот.
...Мы были на слушании дела по иску Якунина к Дворкину (процесс этот еще не закончен). Конечно, дело суда во всем разобраться. Я только хочу сказать о родителях, чьи дети связали свои судьбы с некоторыми упоминавшимися на заседании сектами. Выражением лиц они были очень похожи на показанных в одной из телепередач солдатских матерей. Тех, которые уже по нескольку месяцев сидят в Чечне в надежде вызволить из плена своих сыновей.
— Мой сын Сережа учился в текстильном институте, его конструкции участвовали в показе высокой моды. Все бросил с того дня, как к нему на улице подошли активисты «Церкви Христа», — рассказывала мне одна из женщин в перерыве. — Он дал свой телефон и адрес, и с того момента — чуть ли не каждую минуту звонки по телефону и в дверь: «Здравствуй, друг!» Надо проведать заболевших братьев, проводить на поезд сестер, завербовать новых членов... Пошла я как-то с ним, мне, честное слово, стало плохо. Бум-бум-бум — забивают гвозди в Христа: такие вот эффекты театральные. У Сережи не осталось ни одного друга из тех, которые были до секты. Года три, как я ни разу, понимаете, ни разу не видела, чтобы он улыбнулся как раньше, от души... Знаете, как они молятся? Вопят, стонут, теряют сознание. Дома молиться нельзя — надо найти высокое место: дерево или крышу. Наши дети в полной, абсолютной власти лидеров секты. Поэтому многие родители боятся говорить о том, что знают. Убеждена, если лидеры скажут сыну: пойди и убей — он пойдет и убьет.
Вход свободный. А выход?
Сообщения, связанные с сектами, по числу пострадавших напоминают фронтовые сводки: самоубийство в Сан-Диего членов общины «Врата Рая» — погибло 39 человек; у нас, как рассказала газета «Известия», в селе Антипино Тюменской области — 36 трупов, жертв ритуальных убийств; пропал без вести бывший сектант Богородичного центра Слава Вишневский. Это — из ставшего известным лишь за два месяца...
— Могу сказать, что похищение бывших членов сект — явление нередкое, — сказал мне кандидат юридических наук, заместитель начальника центра криминальной информации ГИЦ МВД России А. Хвыля-Олинтер. — У меня есть основание считать, что так поступает «Церковь Христа», есть письменные показания человека, которого шантажировали, покушались на его жизнь. Ко мне за помощью приходят родители. А официально обращаться в милицию боятся. Конечно, есть религиозные движения, которые в правовом отношении безупречны. К примеру, баптисты не нарушают закон. Но существуют группы явно преступные. И нет правоохранительной структуры, которая бы ими занималась. Преступления, связанные с сектами, тонут в потоке обычных уголовных дел. А вот до революции при МВД России существовал специальный департамент, который занимался преступлениями, случившимися на религиозной почве. Понимали: уровень мотивации сектанта, совершающего преступление, неизмеримо выше, чем у обычного бандита. Он думает не об обогащении, а о спасении души.
...Мы уже все знаем про «Друга». Его зовут Женя, он второй год учится в Юридической академии, ему 21 год. Папа — ювелир, мама — бухгалтер в крупной торговой фирме. Да, конечно, он сможет материально поддерживать «Заумь Бесиё». Сказал: «Ну, тыщ 100 в месяц — легко». Поехать с нами на загородный семинар? (Есть у нас замечательный особнячок, полно молодежи, песни, пляски.) «Да запросто!» Как связаться? «Метро «Отрадное», автобус — записывайте номер, 4-я остановка...» — записываем. «Перейти дорогу, там мимо гаражей, слева школа, дом с парикмахерской». Дальше номер дома, подъезд, этаж, номер квартиры и телефона. А если вечером — вот еще один номер, он там часто бывает. Мы встаем — он остается доедать свой сэндвич. Эксперимент удался. Мы поймали голубя...
Непристойное предложение
...И отпустили через минуту. Мы вернулись. Женя, снова увидев нас, обрадовался:
— Знаете, я сейчас как раз думал, что давно так душевно ни с кем не общался.
«Когда вы встречаете самого дружественного человека, которого когда-либо знали, который вводит в самую любящую группу людей, которую вы когда-либо представляли, и вы находите руководителя самой вдохновенной, заботливой, сочувствующей и понимающей личностью, которую вы когда-либо встречали, а затем вам объясняют... что причиной появления группы является что-то такое, на осуществление чего вы никогда не смели надеяться; и все это звучит слишком хорошо для того, чтобы быть правдой, то это, вероятно, слишком хорошо для того, чтобы быть правдой! Не променяйте свое образование, свои надежды и стремления на погоню за радугой». (Из обращения к людям бывшей участницы секты «Народный Храм» Джин Милз, ставшей впоследствии жертвой трагедии в Джонстауне, где совершились убийства и самоубийства 911 взрослых и детей.)
Мы дали Жене это почитать. Он сказал:
— Ну? — Потом, подумав: — А чего они там поумирали? — И, помолчав, вдруг догадался: — Все неправда?
Он улыбался так же неуверенно, как тогда, в первые минуты нашего с ним знакомства. Мы поговорили про то, что у него не срабатывает инстинкт психологического самосохранения и что он может быть захвачен кем угодно. Он не соглашался:
— Я себя всегда контролирую.
— Нет, — сказал психолог Владимир Крысенко, — не мы, а ты дал нам свои координаты. И контакты бы начались не по твоей, а по нашей инициативе.
Мы рассказали про техники контроля сознания. Но, наверное, зря — наши речи, казавшиеся ему до нашего признания огненными, стали теперь как игрушечный, холодный бенгальский огонь. Разочарованный, он ушел, махнув рукой:
— Идиотский розыгрыш.
Мы же, вновь собравшись с силами, отправились приставать к людям дальше. Охота шла успешно: только двое из семерых пресекли наши попытки сразу. От мужчины же лет сорока (Григорий, работает в государственной организации, возит шефа) ушли с трудом — он готов был говорить с нами о братстве и Глюке вечно. Он нарисовал нам на блокнотном листке план местности, где расположен его дом. Сказал, в какое время дома один ребенок, во сколько возвращается жена и когда он бывает сам. 30-летняя домохозяйка Ирина сказала в конце беседы:
— Знаете, вы просто открытие мира мне сделали. Я теперь хоть буду видеть смысл жизни, — и дала телефон.
Девушка (Наташа, секретарь-референт, 19 лет), одиноко курившая на скамейке, отреагировала еще веселее:
— Я вообще-то, — сказала она, — могу поехать с вами прямо сейчас.
Мы сломались. Потеряли бдительность и с очередной рекрутируемой начали с места в карьер:
— Вы, наверное, верите в Бога? Мы хотели вас пригласить...
— Есть два вида проституции, — резко сказала она недослушав, — телесная и духовная. Вы сейчас подошли ко мне со вторым предложением. Это непристойно. Вера, как и любовь, дело личное.
— Мы просто подумали, вдруг вы хотите... — попытался оправдаться Володя. И осекся, вспомнив ее сравнение.
Галина МУРСАЛИЕВАФото Н. Медведевой, Л. Шерстенникова