В России в среду отмечают годовщину краха ГКЧП. В этот день ровно 22 года назад министр обороны СССР Дмитрий Язов приказал снять блокаду с Белого дома. Писатель Сергей Шаргунов считает те события триумфом идеализма.
Фото: Дмитрий Духанин, Коммерсантъ / купить фото
Август 91-го мало вспоминают, его словно бы стыдятся, к нему приклеилось определение "фарс". Принято даже считать, что все были в сговоре друг с другом. А мне кажется, 22 года назад все были искренни и серьезны как никогда. И это главная тема тех событий.
Один мой знакомый китаист, старше меня на 20 лет, заставший в Пекине события на Тяньаньмэне, увидев московским утром танки под окном, ужаснулся и выбросился со своего третьего этажа, и с переломанными ногами попал в сумасшедший дом.
А у моего приятеля-сверстника дядя, моряк в Севастополе, наоборот, воспрял духом, и на радостях сорвал портрет Горбачева со стены под одобрительный смех товарищей.
Да, была борьба за собственность и власть, да, столкнулись амбиции двух центров, но все же вглядитесь в лица на видеохронике: тех и других вела вера в свою правоту. О правде кричат ораторы на митинге у Белого дома, о правде вздыхает на первом же допросе арестованный глава КГБ Крючков.
Три дня были странным триумфом прежней идеократии, когда и спасать систему, и громить ее принялись совестливые и лунатичные, милые и нелепые советские люди. Именно идеалистическое прекраснодушие обеих сторон позволило обойтись тогда малой кровью.
ГКЧПисты устроили заговор ведь не ради карьеры, а ради родины, как они полагали. Они сообразили кое-как изолировать Горбачева, и потом сами же полетели к нему с повинными головами. Да и победители очень быстро отказались от запретов и кары.
Вот эта мягкость позволяет ошибочно называть происходившее фарсом. Никто не был мягок, просто хотели быть благородными, верили в "честь" и "совесть".
И при этом в августе 91-го множество людей готовы были пожертвовать собой ради идеалов. За идеалы человеческой свободы погибли трое парней в тоннеле на Садовом кольце. За идеалы великой страны застрелились министр Пуго с женой и повесился маршал Ахромеев.
Они были серьезны — те тысячи и тысячи, которые вышли на улицу и ждали танковой атаки, и те члены советского правительства, решившие пойти ва-банк и спасти государство от распада.
Но ГКЧП стал Русью уходящей, имперским дребезжащим романсом. На излете СССР военачальники, влюбленные в слово "присяга", оказались бесконечно чужды обычному человеку, желавшему нового строя со свободным рынком и снятием запретов. Недаром эмигрант, друг евразийцев, собутыльник Эфрона и частый гость Цветаевой, князь Щербатов, приехавший на Конгресс соотечественников 19 августа 91-го года, сразу проникся симпатией к немолодым путчистам. Белогвардейская поэма "Лебединый стан" и "Лебединое озеро" советского ТВ неожиданно встретились.
А им, отчаянным и отважным, будто бы одолевшим "совок", всем, кто верил, что с заменой красного флага на триколор общество автоматически станет самым справедливым, надо было увидеть и вкусить все дальнейшее.
Пройдены 22 года сладких возможностей и невосполнимых горчайших потерь. Главная из которых, по-моему, это потеря идеализма тысячами и тысячами людей.