Аналитики Минэкономики пришли к выводу, что не только кризис кончился, но и промышленный рост уже есть (см. стр. 9). То есть теперь официально считается, что жить нам стало лучше. Неофициальную точку зрения высказывают наши читатели.
А вы заметили, что жить стало лучше?
Владимир Хотиненко, режиссер:
— Не заметил, а надо? Я давно научился не замечать то, что не следует замечать. Например, раньше я старался не замечать, когда становилось хуже. Мне нравится одно высказывание, которое я сам и придумал: жизнь глубоко несправедлива, если жить ею снаружи, и глубоко гармонична и закономерна, если проживать ее внутри. Это мое кредо. Но одно улучшение есть — это относительное спокойствие. От Примакова досталось.
Эдуард Сахаров, первый вице-президент банка "Авангард":
— Если только исходить из того, что не сбылись самые пессимистические прогнозы. А в остальном это слишком оптимистичное заявление. Хотя положительные моменты есть. Например, на рынке появилось несколько новых отечественных товаропроизводителей. Обнадеживает и то, что многие из них стали больше внимания уделять качеству. Значит, потенциал российских предприятий не исчерпан, и можно надеяться на дальнейший рост производства, причем конкурентоспособных по отношению к иностранным товаров.
Михаил Сеславинский, руководитель Федеральной службы России по телевидению и радиовещанию:
— С точки зрения личной жизни правительственного чиновника, который получает зарплату, эквивалентную 130 долларам в месяц, жить стало хуже. Сейчас все правительственные чиновники ждут решения, по которому их оплату труда приравняют к оплате труда работников бюджетной сферы, которые с 1 апреля получили повышение зарплаты на 50%. А с чисто профессиональной точки зрения, количество людей и организаций, обращающихся к нам за лицензиями на теле- и радиовещание, а значит, имеющих финансовые возможности, не уменьшилось, и это вселяет оптимизм. Жаль только, что поступления от рекламного рынка резко сократились.
Владимир Шаинский, композитор:
— А я давно живу неплохо. Насчет остальных сограждан я не уверен. Цены-то растут. Правда, некоторые продукты подешевели — это хорошо. Но зато после провала импичмента стало спокойнее. И Степашин пока радует. Не повторились бы 30-е годы, когда вождь заявил, что "жить стало лучше", а в это время крестьяне деревнями умирали от недоедания.
Андрей Державин, певец:
— Это надо у народа спросить. Я много езжу по регионам и вижу, что жизнь там стала тяжелее. Я лично о кризисах не думаю, а то времени на творчество совсем не останется, просто стараюсь спать спокойно. Мне сейчас не хуже и не лучше, чем год назад. Жаль лишь, со зрителями реже встречаюсь, не у всех сейчас есть деньги на билет.
Михаил Боярский, артист:
— Кому-то точно стало лучше. А я пока еще воровать не научился, слава Богу. Что там происходит в их мудрых правительственных головах, меня не волнует. И не верю ни единому слову официозных аналитиков. Насквозь корумпированному государству вообще верить опасно. Я зарекся. И научился выживать в любых экстремальных ситуациях, как крыса. Вот с умением выживать действительно стало получше.
Андрей Родионов, первый заместитель председателя правления Европейского трастового банка:
— Вопрос спорный. Минимальная стабилизация связана не с успехами в экономике, а с сезонным спадом активности. Признаком стабилизации может служить снижение курса доллара, если забыть, что менее чем за год рубль упал в четыре раза. Как потребитель я не ощущаю и ценовой стабилизации. Нет, начала "глобального экономического роста" я не заметил.
Павел Макашин, заместитель председателя правления банка "Павелецкий":
— Заметил. Наш банк стал жить лучше, есть приток клиентов. А рост в ряде отраслей экономики вызван конъюнктурным фактором — девальвацией рубля. Основные проблемы, связанные с законодательством, налоговой системой, "бесправностью" акционеров, еще не решены. Так что рост, даже если и есть,— явление временное.
Елена Цыплакова, актриса, режиссер:
— Да у меня всегда была жизнь лучше и веселее, и только позитив. Я живу "не надеясь на князей". И хотя работы сейчас нет, я считаю, что жизнь хороша, и кризисы мне не помеха.
Юрий Шматов, председатель Псковского областного собрания депутатов:
— Как может быть жизнь лучше, если жизненный уровень снижается? Спасибо, хоть задолженность по зарплате начали гасить и лучше выплачивать пенсии.
Александр Хлопонин, генеральный директор РАО "Норильский никель":
— В нашей отрасли особых изменений нет — у нас была и есть определенная стабильность. Но для нас большее значение имеет конъюнктура мирового рынка, а не внутрироссийский финансовый кризис. Единственное, от чего мы страдали и страдаем,— это отсутствие четкой государственной промышленной политики и чехарды, которая творится в правительственных кругах. Там кризис, наверное, еще не закончился.
Олег Морозов, лидер парламентской группы "Российские регионы":
— Если опросить десять прохожих, то могу поручиться, что никто из них не заметил этого — карманы их не наполнились. У нас сейчас складывается некая иллюзия стабильности, а случится что-нибудь с МВФ — и все рухнет. Поэтому официальная пропаганда стремится нас успокоить — все в порядке. Так власть пытается оправдаться в глазах людей.
Татьяна Кончина, первый заместитель председателя правления Итерпромбанка:
— Нет, экономический рост сразу никогда не оказывает заметного воздействия на нашу жизнь. Если рост продолжится, мы почувствуем его через год-два. А сейчас заметно оживление коньюнктуры, вызванное девальвацией рубля и удорожанием импортных товаров относительно их российских аналогов. Но шанс добиться настоящего роста экономики у нас есть.
Стюарт Ноунтон, партнер Price Waterhouse Coopers:
— Я не пессимист, по-моему, рынок подает некоторые признаки жизни. Однако большая часть активности — это результат попыток правительства найти инструменты реструктуризации долгов. Это вполне может быть временным феноменом. Есть неопределенность и в связи с выборами. Так что и оптимистом меня назвать нельзя.