Книга Льва Рубинштейна "Регулярное письмо" — это каталог речевых штампов, банальностей, свойственных повседневной речи. Вот фрагмент текста под названием "Появление героя":
79. Ну, как вот можно так вот жить?
80. Но он хоть поблагодарил?
81. Такой там развела бардак!
82. Заканчивай. Я жду звонка.
83. Мне неудобно. Ты спроси.
84. А ты бы взял и починил.
Понятно? Вся жизнь честной советской семьи отразилась в этих обрывках речи. Сами по себе они не значат ничего, но именно по незначащим фрагментам легче представить метафизическую, да и бытовую скудость времени и мира, человеческого существования.
Скудость политического существования на этой неделе хорошо было видна по кой-каким обрывочным репликам российского президента. Семейная склока его с Думой продолжалась и была именно такой, как у Рубинштейна — советской, вялой, неопасной:
45. Ему? Лет пятьдесят. А что?
46. Ты, кстати, выключил утюг?
Почему, откуда возникают речевые явления, подобные этому "кстати"? Оттуда же, откуда вот это: "А Пал Палычу указание я дал".
Собственно, одной этой фразы хватило, чтобы образовать целый сюжет — и несколько дней бескорыстных наблюдателей радовало, как выкручиваются и президентовы, и думские люди, соскабливая эту плюху: он, дескать, имел в виду новый парламентский центр, и даже не центр никакой, наверное, а поликлинику, и не для парламентариев, а для этих, как их там,— ну да, сирот-ветеранов.
В этих пустяках рисуется выпукло то, чего интересней нет в России — нрав и кондиции главного кремлевского обитателя. Сам-то он, конечно, заверяет: "Здоров, как..." — тут была пауза, в которую те, кто наблюдал эту репризу по телевидению, успели подставить напрашивающееся "бык", вообразить Ельцина в виде быка, вздрогнуть... "Как никогда!" — грохнул президент и обвел присутствующих торжествующим взором: опаньки!
Отзыв президента об уволенном пограничнике тоже был экзотически-художествен: "Вплоть по подводных лодок потребовал. Море, дескать, будем охранять. Не было этого и никогда не будет. Я этого не позволю. Надо совместно работать со всеми службами, и архиважно наладить отношения с республиками, пограничными с Россией".
Помимо напрашивающегося замысла картины, достойной кисти Комара и Меламеда,— "Борис Ельцин удерживает подводные лодки от неоправданной охраны морских границ" — в этой реплике отметим ленинское "архиважно".
Потому что звучали и другие интонации былых времен. "Мы и договаривались, и я вносил именно такое предложение — именно без конфронтации весь этот год прожить". Что-то знакомое, но вот откуда? "Вы будете по вашему письму благоприятное решение иметь" — так "государственно и элегантно", по словам Булгакова, вел разговор с писателем Сталин. Инверсии, медлительность — вот черты речевой манеры советских диктаторов.
И не зря она все чаще применяется Ельциным. Ответ на загадочный и мучительный вопрос: зачем же все-таки он отправил в отставку правительство? — становится ясен. И ответ этот до обидного прост — да захотелось так.
Что касается Думы — то и без Пал Палычевой сервировки, не обещая ничего сирым и бесприютным депутатам, можно было б обо всем договориться. Не в том даже дело, что Дума давно уже ручная, нет. Но российская власть — она уже почти как советская, одна семья, и ее прочность зависит в первую очередь не от матерьяльных благ, а от, скажем так, номенклатурно-трансцендентных факторов. В конце концов, есть всеобщие и вечные законы человеческих сообществ — они действуют в школе, в армии, в партии. Гена З. из восьмого "Б" не одолеет Борю Е. из десятого "А" даже спустя много лет после того, как школу закрыли и сдали под склад. Не летает птица-инструктор выше птицы-секретаря.
Михаил Новиков