Российские войска продолжают успешное продвижение в глубь Чечни. В отличие от первой чеченской войны армия не несет тяжелых потерь и пользуется поддержкой общественного мнения. При этом воюют те же генералы, те же собранные по всей стране части и даже тем же оружием. Что же изменилось за три с небольшим года? Почти ничего — и очень многое. Российские военные наконец поняли то, что обязаны были понять уже давно,— главной ударной силой в современной войне являются не стратегические ракеты и не танковые колонны, а авиация. И результат не заставил себя ждать.
В любом издании, анализирующем особенности ведения современных войн, можно прочитать, что после второй мировой войны авиация играла важную роль практически во всех локальных войнах. Помимо борьбы с самолетами противника на нее возлагались задачи непосредственной поддержки сухопутных войск, изоляции районов боевых действий, ведения воздушной разведки. Все это, конечно, хорошо знали советские военачальники. Именно поэтому союзники СССР (вроде Северной Кореи, Египта, Вьетнама), оказывавшиеся "на переднем крае борьбы с мировым империализмом", в первую очередь получали от Москвы самолеты и средства противовоздушной обороны, причем зачастую вместе с экипажами и боевыми расчетами.
В начале 90-х стало ясно, что авиация превратилась из просто важного в главный инструмент войны. В ходе войны 1991 года в зоне Персидского залива многонациональные силы одержали победу над довольно сильным в военном отношении Ираком фактически только благодаря действиям авиации: после 43-дневной авиаподготовки наземная операция заняла всего пять дней. Примечательно, что вся иракская война вошла в массовое сознание под названием "Буря в пустыне", хотя такое наименование было дано только воздушной операции многонациональных сил. А ведь помимо "Бури в пустыне" были еще полугодичная подготовительная операция "Щит пустыни" и пятидневная воздушно-наземная операция "Меч пустыни".
К началу первой чеченской войны российские военные академии уже успели и обобщить, и проанализировать этот опыт. Выводы были однозначны: следует существенно пересмотреть сложившиеся взгляды на стратегию, оперативное искусство и тактику, внести решительные изменения в оперативно-тактические концепции современных армий.
Но российская армия продолжала готовиться даже не к прошлой — афганской, а к позапрошлой — второй мировой войне. ("В Афганистане мы не воевали, мы оказывали помощь",— любят повторять отечественные военачальники.) Впрочем, и в Чечне никто всерьез воевать не собирался. Тогдашний министр обороны Павел Грачев был готов решить проблему одним парашютно-десантным полком, а директор Федеральной службы контрразведки Сергей Степашин вообще уверял, что мирное население Ичкерии встретит войска чуть ли не хлебом-солью.
Авиаподготовка перед вводом войск в Чечню свелась к уничтожению чеченской авиации на аэродромах и нескольким ударам по укрепрайонам дудаевцев. При этом российские власти стыдливо открещивались от собственных самолетов. Тот же Грачев на "голубом глазу" уверял журналистов, что он не знает, какие такие самолеты бомбят Чечню. Началась же наземная операция российских войск в самое неблагоприятное время с точки зрения метеоусловий: в ноябре--декабре чеченское небо всегда затянуто плотным туманом или низкими снежными облаками, и летчики порой просто физически не могли ничем помочь сухопутчикам.
Расплачиваться за это пришлось воевавшим на земле солдатам и офицерам. Расплачиваться своими жизнями. Причем, даже когда уже стало ясно, что из-за отсутствия поддержки с воздуха войска несут и будут нести тяжелые потери, федеральное командование далеко не всегда решалось на применение штурмовиков и бомбардировщиков для нанесения превентивных ударов по боевикам. В значительной степени ответственность за это несет политическое руководство страны: именно политики заставляли военных отказываться от авианалетов и не подвергать опасности мирное население. Но и это не снимает вины с военных и прежде всего с руководителей Минобороны и Генштаба. Получив приказ о начале военной кампании в Чечне, они должны были действовать, исходя прежде всего из соображений военной, а не политической целесообразности.
Тем временем войска НАТО в Югославии еще раз подтвердили необратимость происшедших изменений — Североатлантический альянс достиг поставленных целей военным путем, вообще не прибегая к использованию сухопутных сил.
Теперь многие ошибки первой чеченской войны наконец учли и российские военные. Порядка 70% всех боевых задач в Дагестане и Чечне решается авиацией. Выдвижение наземных сил происходит только после массированной огневой обработки позиций противника, причем ведется подавление заранее выявленных всеми видами разведки (в том числе и воздушной) целей. Авиация препятствует поступлению подкрепления противника, подвозу боеприпасов, продовольствия, а также отходу боевиков. Бомбардировщики работают по базам, скоплениям бандитов и техники сначала с дальних подступов. Штурмовики обеспечивают непосредственную поддержку войск на поле боя. Сейчас в Чечне они попросту не дают возможности группам боевиков сближаться с сухопутными войсками на дальность ведения стрельбы из имеющегося у них стрелкового оружия. В то же время нанесение ударов по дорогам, мостам и перевалам лишает мобильные группы боевиков их главного козыря — свободы маневра.
В выборе средств военные не стесняются — широко используются все виды авиационных боеприпасов (включая пушечные установки), высокоточное оружие, обычные бомбы, неуправляемые реактивные снаряды и даже обладающие колоссальной поражающей силой объемно-детонирующие авиабомбы, которые во время первой войны руководство страны запрещало применять из-за их "негуманности".
Разумеется, активное применение авиации автоматически влечет за собой увеличение жертв среди мирного населения. Иначе на войне просто не бывает. Даже самые современные и совершенные американские ракеты и управляемые бомбы в Косово попадали и в жилые дома, и в автобусы с беженцами. Но об этом нужно было думать до того, как начинать войну.
Когда армия применяет авиацию, гибнет мирное население. Когда армия ее не применяет, гибнет армия