В Петербурге и Москве дал концерты легендарный голландский Оркестр XVIII века, известный во всем мире как оркестр Франса Брюггена. В нынешнем сезоне коллектив впервые гастролирует без своего создателя и шефа: Брюггена подменил австрийский скрипач Томас Зеетмайр, который зимой заменит его на посту главного дирижера.
Объединяющий 50 музыкантов из 19 европейских стран, Оркестр XVIII века приехал в Россию уже в третий раз. Впервые — в 1988 году, когда игрой на старинных инструментах им было почти некого удивлять ввиду малой осведомленности аудитории. Однако в 1998-м гастроли оркестра Брюггена пришлись на пик увлечения российских музыкантов историческим исполнительством. Предвкушаемый культурный шок был пережит бурно и радостно. Два года спустя ждали, что чудо повторится.
В Большой зал филармонии оркестранты, которых за что-то решила помучить таможня, приехали с опозданием, и начало первого концерта задержали. Когда Оркестр XVIII века наконец вышел на сцену и заиграл, его было не узнать. Вялые темпы, смутная драматургия. Непрочная и словно скрепленная на живую нитку оркестровая ткань. В симфонии Гайдна — маленькие риторические шедевры, изредка возникающие в потоке общих слов. Шотландская Мендельсона вышла вроде бы более живой и темпераментной, но безнадежно похожей на нормального романтического Мендельсона, какого играют большие симфонические оркестры. К концу программы дирижерские возможности дебютанта вызывали большие сомнения. Чего не скажешь о его игре на скрипке. Солируя в Концертной симфонии Моцарта, Зеетмайр парил в таких заоблачных высях завораживающего инструментального пения, что оттенявший его аккомпанемент казался еще более блеклым.
Возникал вопрос: усталость оркестра, обыденная утомленность приграничными проволочками или некая экзистенциальная усталость? Если так, вырисовывается стройный, хоть и печальный сюжет "конца прекрасной эпохи". Брюгген уходит первым из отцов-основателей исторического исполнительства. Пока что его сверстники, прежде всего Арнонкур и Леонхардт, по-прежнему определяют эталоны. Но, вероятно, незаменимые есть. И хотя на смену им придут такие сильные музыканты, как Зеетмайр, спустя пару десятилетий аутентичное музицирование из главного, как сейчас кажется, открытия исполнительской практики ХХ века превратится в стилевой эксперимент. Движение — в набор индивидуальных артистических достижений. Доказав, что никакому общему и закономерному не одолеть в музыке частного и случайного.
На следующий день Оркестр XVIII века закрывал в Эрмитаже манифестацию "Окно в Нидерланды". Играли в акустически мало подходящем для этой цели музейном зале. За дверьми шаркали туристы. Вокруг импровизированной сцены толпился дипкорпус, мужественно отслушавший Четвертый скрипичный концерт Моцарта и Седьмую Бетховена. Сочетание жанра светского раута, подзвучивать который знаменитому оркестру явно не по рангу, и концерта для избранных, которым публике предлагается насладиться стоя, казалось странным. Однако никаких следов случившегося накануне декаданса. Оркестр с лихвой наверстал всю упущенную вчера виртуозность, играл остро и напористо, поражал язвительной отточенностью штриха и гармоничной роскошью саунда. Без Брюггена не так, как с Брюггеном, но не хуже, чем с ним.
КИРА Ъ-ВЕРНИКОВА, Санкт-Петербург