Гастроли балет
Пермский коллектив "Балет Евгения Панфилова" успешно выступил в Михайловском театре в Санкт-Петербурге. Рассказывает ОЛЬГА ФЕДОРЧЕНКО.
Экспресс-гастроли "Балета Евгения Панфилова" в рамках проекта "Культурный альянс: Пермь--Петербург" сродни марш-броску партизан в глубокий тыл. Странное, конечно, сравнение. Однако качественный отечественный модерн-танец, сложенный не просто в кое-как налаженные комбинации, а спаянный единством замысла, сюжета и хореографического решения,— в Петербурге увидишь нечасто. К тому же балетмейстер Евгений Панфилов, погибший восемь лет назад, по-прежнему считается главным танцевальным провокатором.
В первом отделении вечера были представлены "Вальсы для помутненных рассудком" — бурлескный двадцатиминутный балет Панфилова, ироничный и бесшабашный. Маленькие радости сумасшедшего дома возведены в ранг главного информационного события — и утренние потягушечки, и эротические мечтания, и фаллическое торжествование, и томления плоти, и безобидные игры с мячиком, в оранжевых полетах которого так подспудно и ожидается какая-нибудь катастрофа. Дурашливый оптимизм атлетичной хореографии взращен стилистикой советских спортивных парадов и усилен вышколенной классической техникой абсолютно раскрепощенных танцоров. За беззаботностью бытия Дома скорби, где нет места печалям и тревогам, где главная событийность — упоительное долбление одного и того же пассажа в различных ракурсах и позах, выплывает беспощадное пророчество единственного сегодня мастера отечественного реалистического абсурдизма: роль цветущих яблонь на Марсе здесь выполняет оранжевый мячик, вручаемый как высшая награда за пластическую лояльность.
Второй спектакль, показанный пермяками,— "Casting-off (Отторжение)" в 2008 году был удостоен двух "Золотых масок": как лучший спектакль в современном танце и как лучшая работа художника по свету. Хореограф Лариса Александрова предпослала балету претенциозный месседж, который чем умнее выглядит на бумаге, тем беспомощнее в хореографии: "Как остаться целым перед мучительной необходимостью сделать выбор в состоянии вечной амбивалентности...". Вечная амбивалентность взаимоотношений полов проявляется в зверском бытовом насилии мужских особей над женскими. Вероятно, автор пересмотрел сюжетов криминальной хроники о бытовом насилии. Причем насилие это многократно умножается: развратные действия с особой жестокостью совершаются сразу и в похвальной синхронности над несколькими распростертыми дамами, что, конечно, должно символизировать катастрофическое распространение порока в современном мире. Над женщинами глумятся, посадив на бедра, опрокинув вниз головой, завязав в мешок, ну и, конечно, растянув на полу. Оранжевой нитью проходит через балет тема Судьбы — дамы то наматывают, словно античные парки, сплетение жизненных нитей, то отрывают их себе на память, то яростно дерутся, словно три грации на суде Париса, за вожделенный клубок. Загадочно ходит кто-то на заднем плане на высоченных котурнах — не то призрак Данте (в красных одеждах и "дантовской" шапочке), не то гаммельнского крысолова (время от времени он дудит в дудочку, к которой все начинают испуганно прислушиваться). Оригинально конструктивное решение: появление платьев-абажуров, юбок-корсетов на металлической основе. Когда униженные и оскорбленные дамы залезают в них, они преображаются то в невест, то в опрокинутых черепах, то в гигантских улиток. На эти конструкции в очередном приступе ярости запрыгивают мужчины и обнаруживают, что в клетках корсета можно очень удобно устроиться и перезимовать. Финал тем не менее как будто бы позитивный: на сваленные горой юбки-корсеты-крепости-панцири проецируются свадебные фотографии участников спектакля. Где-то в другом, фотографическом мире, женщины, заполучив на голову вожделенный кусок белого газа, абсолютно счастливы.