Впервые с момента крушения коммунизма российский президент четко обозначил свое видение взаимоотношений государства и частного бизнеса. Государство не потерпит никаких попыток давления со стороны бизнеса, он должен служить обществу. Мало кто год назад рискнул бы предположить, что Борис Ельцин когда-нибудь заявит что-то подобное.
Выступление президента, прозвучавшее в минувшую среду на открытии осенней сессии Совета федерации, следует понимать так. Нынешнее российское государство незыблемо — те, кто сейчас держат власть, способны удержать ее самостоятельно и не нуждаются ни в чьей помощи. Как изящно выразился Борис Ельцин: "Осталась в прошлом непримиримая борьба за захват власти".
Это заявление прозвучало как реквием по всем надеждам создать из российского правительства тот самый "комитет по делам буржуазии", о котором нынешние генералы российского бизнеса слышали в советской школе на уроках обществоведения. Борис Ельцин развеял иллюзию банкиров о том, что в 1996 году они выбрали себе своего президента, чтобы тот, в полном соответствии с классиками марксизма-ленинизма, последовательно проводил политику, которую ему продиктуют. Коммунисты проиграли не потому, что Борис Ельцин нанес поражение Геннадию Зюганову, а прежде всего потому, что "столкнулись с оскалом капитализма", дал понять летом Борис Березовский, используя лексику передовиц советских газет.
Если непримиримая борьба, как считает президент, "осталась в прошлом", то все разговоры про оскал молодого российского капитала теряют политический смысл. Власти этот оскал уже не нужен — свои отношения с оппозицией (президент уже не считает ее непримиримой) эта власть теперь способна регулировать самостоятельно и без чьей-либо помощи.
Российское государство, объяснил бизнесу президент, уже не нуждается и в деньгах на повседневные расходы — оно исключительно богато: "Вдумайтесь в эту цифру — с 1992 года золотовалютные резервы выросли более чем в 8 раз" (по данным Центробанка, у государства в запасе сейчас есть $24,9 млрд). Это выглядит солидно даже в сравнении с такими странами, как Япония и Тайвань.
Не нуждается оно и в помощи при налаживании финансовых потоков: "Сворачивается работа с так называемыми уполномоченными банками". Миновал тот этап, когда средства государственного бюджета служили финансовой подпоркой частных коммерческих банков. Государству сейчас невыгодно заниматься благотворительностью ради финансового капитала.
Государство даже уже не боится упреков в том, что недостаточно активно проводит рыночные реформы. Кто его теперь сможет учить рыночной экономике, если, как подчеркнул Ельцин, "только что Россия вступила в Парижский клуб"? Членский билет туда означает признание государственных институтов страны и ее экономики соответствующими строгим критериям, принятым в кругу мировых экономических лидеров.
После всего этого можно прямо сказать еще полгода назад крамольную вещь: "На заре реформ единственной силой, способной преодолеть глубокий кризис, была сила свободного рынка, но для перехода к устойчивому экономическому росту необходима сильная и умная власть, крепкое государство".
Кому все это говорил Ельцин? Кто помогал нынешнему руководству бороться за власть с коммунистами, кто оплачивал текущие бюджетные расходы (например, покупая государственные ценные бумаги), кто служил в глазах Запада наглядным подтверждением того, что в России действительно проводятся рыночные реформы? Российский капитал.
-------------------------------------------------------
"Слияние, сращивание буржуазного государства и монополистического капитала ... произошло таким образом, что государство превратилось в комитет по управлению делами монополистической буржуазии. Крупный монополистический капитал использует аппарат государства для умножения своих прибылей и укрепления своего господства".
"Политэкономический словарь", М.: Изд-во политической литературы, 1972., стр. 50-51
--------------------------------------------------------
Капитал привык считать, что он жизненно необходим российскому государству. В Совете федерации Борис Ельцин наглядно объяснил, что государство пользовалось услугами капитала, а теперь уже может без них обойтись.
Суть видения президентом страны, характера взаимоотношений власти и денег такова: "Государство не потерпит никаких попыток давления со стороны представителей бизнеса и банков. Они должны служить обществу, действовать во благо россиян". То, что он уже дал понять крупнейшим банкирам на недавней встрече с ними, теперь объявлено с парламентской трибуны России и всему миру. Никто не должен заблуждаться, что неделю назад его слова банкирам об их сугубо подчиненном положении по отношению к государству были произнесены всуе.
В конечном счете государство — все, капитал — ничто.
-------------------------------------------------------
"Мощные объединения крупнейших промышленников и банкиров — монополии — захватывали руководство всей хозяйственной жизнью капиталистических стран, подчинили себе буржуазные парламенты, государственный аппарат".
Детская энциклопедия т.8 " Из истории человеческого общества", М.: Педагогика, — 1975., стр.264
-------------------------------------------------------
Но может быть, президент не прав? Может, он не развеял чужие иллюзии, а сам впал в иллюзию?. Увы, он прав. Трудно вспомнить в истории хотя бы один случай, когда капитал на самом деле диктовал свою волю государству. Капитал помогал прийти к власти тиранам, свергал королей, совершал революции. И капиталу казалось, что он всевластен. Но каждый раз почему-то оказывалось, что пришедшие к власти тираны не испытывали благодарности к тем, кто их финансировал — они отнимали у них деньги и делали капиталистами своих друзей.
О революциях и говорить нечего. Большевиков финансировали российские и иностранные капиталисты, а, прийдя к власти, Ленин уничтожил своих как класс, а всех остальных заставил дрожать от страха. Удивляться не следует. Деньги иногда могут помочь добиться изменений в государстве, но само-то государство они уничтожить не могут. И любой, кого приведет к власти бизнес, волен решать, как с этим бизнесом в дальнейшем поступить. По большому счету говорить о диктате капитала нельзя. Скорее, о его ограниченном влиянии на государственный аппарат и государственную политику.
Напротив, случаев, когда государство диктовало свою волю капиталу, сколько угодно. Причем в России они были особо показательны.
--------------------------------------------------------
Однажды петербургский генерал-губернатор Трепов пригласил к себе виднейших купцов и спросил у них, почему в городе повысились цены на хлеб. Представители частного капитала стали объяснять чиновнику, что цены на хлеб определяются не чьим-то желанием, а свободной игрой спроса и предложения. При этом они ссылались на труды Адама Смита и Карла Маркса. "Даже Вы, Ваше превосходительство, ничего не сможете поделать с рыночными законами — они не в Вашей власти". "С трудами Адама Смита знаком, — отвечал генерал-губернатор, — и признаю, что игра спроса и предложения не в моей власти. Зато в моей власти выслать вас, господа, из Петербурга в двадцать четыре часа." На следующий день цены на хлеб в Петербурге внезапно снизились.
--------------------------------------------------------
Разумеется, капитал почти всегда нужен государству. Но, как ни печально, государство само решает, как использовать капитал. Гай Калигула очень возмущался, что в Риме множество людей по своему богатству превосходят императора — и использовал на общественные (и свои, разумеется) нужды капитал этих людей, предварительно отправив их на крюк.
Не секрет также, что в современной Южной Корее государство и крупный капитал образовали альянс (можно сказать, совместную фирму) — этим и объясняются экспортные успехи этой страны. Менее известно то, каким оригинальным путем он образовывался. В 1961 году в результате военного переворота к власти пришел диктатор Пак Чжон Хи. Он начал с того, что обвинил всех без исключения крупных корейских бизнесменов и банкиров в разворовывании американской помощи в огромных размерах. После чего предложил им следующий выбор: либо длительное тюремное заключение, либо сотрудничество с государством в подъеме экономики страны. Большой бизнес выбрал второй вариант.
В общем, как утверждают наиболее циничные экономисты, купить государство за деньги невозможно просто потому, что государству нет нужды продаваться. Если абстрагироваться от частностей, то становится понятно, что можно купить одного, двух, трех чиновников, но не государственную машину. Ни у кого нет таких возможностей добыть деньги, как у нее. Государство может законным образом их отнять у кого угодно (например, с помощью налогов). Если в условиях демократии отнимать деньги представляется политически нецелесообразным, государство может их просто напечатать.
-------------------------------------------------------
"Внутри страны монополии полностью подчинили себе государственную власть. В конгресс избираются ставленники монополий — миллионеры, попадают туда также их родственники, юристы и другие служащие крупных капиталистов.... И сами президенты признавали иной раз, что настоящая власть в стране принадлежит 'большому бизнесу' — так называют в США клику крупнейших капиталистов".
"Краткий политический словарь", М.: ПОЛИТИЗДАТ, 1989, стр. 391.
-------------------------------------------------------
Итак, Борис Ельцин опроверг популярное в нынешней России представление о том, что государство можно купить. Это представление возникло, потому что еще в советских школах аксиомой считалось, что в "странах капитала" продажный госаппарат подчиняется приказам воротил финансово-промышленной олигархии. Потому что российский капитал еще слишком молод и имеет очень небольшой опыт общения с государством. Потому что государство само до сих пор поддерживало в российском капитале некоторые иллюзии — само давало ему деньги и само заверяло его в готовности служить его интересам.
Этой осенью Борис Ельцин разворачивает политическое наступление и повышает свой рейтинг, играя на массовом заблуждении о безусловной подчиненности аппарата управления финансовым мешкам. Бросая "вызов" финансовому капиталу, президент драматизирует свой образ в глазах остающихся в плену коммунистических догм избирателей, перехватывая инициативу у оппозиции.
Правда, есть опасность, что политическая игра может зайти слишком далеко. Признаки этого уже есть. "У банкиров пока еще мания величия не в полном масштабе присутствует, они отставки первого вице-премьера даже требовать не могут, даже просить не могут", — утверждает Борис Немцов, отказывая богатым людям в элементарном праве свободы слова.
Цивилизованное государство не служит интересам капитала — оно служит интересам страны. Но нет ничего опаснее для страны и государства, чем злоупотребление властью над капиталом. Упадок Испании начался тогда, когда Фердинанд Арагонский и Избелла Кастильская изгнали в конце XV века из страны евреев, — а между тем только евреи представляли тогда испанский капитал, поскольку знать Пиренейского полуострова считала бизнес постыдным занятием.
Испанское государство, конечно, самым наглядным образом продемонстрировало свою неоспоримую власть над капиталом — куда уж нагляднее, если капитал был просто изгнан. Но с тех пор началось возвышение главного конкурента Испании — Англии. В Англии никогда не было иллюзии, что за деньги можно купить власть. Зато государство там всегда на редкость успешно сотрудничало с капиталом.
В общем, наступившая после выступления Ельцина полная ясность во взаимоотношениях государства и капитала в России — это, конечно, хорошо. И капитал, которому указано на его реальное место, вряд ли теперь станет спорить. Вопрос только в том, как дальше поведет себя государство. Ведь теперь оно всем разъяснило, кто в России главный. И ссылаться в свое оправдание будет больше не на кого.
СЕРГЕЙ ВИКТОРОВ
Нет ничего опаснее для страны и государства, чем злоупотребление властью над капиталом