В честь 2000-го Рождества Христова в Кремлевском дворце съездов был дан небольшой прием и большой концерт.
Присутствовала, как принято говорить, вся Москва — политики, предприниматели из числа лояльных любой кремлевской команде, статусные деятели культуры... Много было и духовенства в кожаных зимних куртках поверх парадных ряс. Очередь на проход к металлоискателям в Боровицких воротах растянулась почти до Манежа.
В гардеробном вестибюле целовались мужчины и меняли уличную обувь на тонкие туфли дамы. В других холлах стояли длинные столы под столовскими скатертями с недорогим шампанским, конфетами фабрики "Красный Октябрь" и сладкой водой. Скромное угощение, скорее духовное, чем материальное, всюду было одинаковым, тем не менее администрация строго следила за распределением гостей: тех, у кого были зеленые приглашения, отправляли на третий этаж, а тех, кто почище, с красными и голубыми, оставляли на более престижном втором.
Таким образом, постепенно на третьем сгруппировалась интеллигенция, а на втором — начальство и те из контингента третьего, кому особенно сильно хочется быть с начальством. Здесь наиболее заметен, конечно, был Жириновский в свободно распущенном под расстегнутым, как всегда, воротом рубашки, галстуке (такая манера объясняется короткой шеей). Свежий отставник Ястржембский в более строгом, чем обычно, но неизменно элегантном костюме беседовал с Хазановым в смокинге, а к Якубовскому (тоже в смокинге) и Ярмольнику (не в белом против обыкновения, а в черном пиджаке) подходили отметиться знакомые. Писатели Горин и Токарева смеялись, режиссер Захаров был в своем нормальном унылом выражении лица. Быстро, но солидно проходили куда-то вглубь, мимо накрытых столов лидеры главных фракций новой и старой Думы.
Тем временем на третьем гулял почти в полном составе ПЕН-центр. Вольно, по-интеллигентному одетые инженеры человеческих душ и технологи слова радовались встрече друг с другом и Рождества искренне. Так же искренне, в коротком обмене мнениями, они одобряли и новую власть, поскольку были согласны, что она лучшее из возможного... Тут зазвонил звонок, и, не допив довольно противное шипучее вино, все избранные повалили в зал.
То, что происходило потом, строго разделилось на две части. Вначале все было терпимо. Со сцены выступили патриарх Московский и всея Руси Алексий II и исполняющий обязанности президента Российской Федерации Владимир Путин. Патриарх говорил выразительно, и. о. президента выразительно молчал, приняв стойку "вольно"; потом и. о. говорил тоже хорошо, но сбиваясь, патриарх тоже молчал, но стоял величественно. После началась духовная музыка, и это тоже было вполне прекрасно, включая монашеский патриарший хор и еврейский хор с прекрасным кантором, продемонстрировавший политическую корректность и широту взглядов устроителей концерта.
Но потом началось такое, что заставило пожалеть и о широте взглядов постановщика действа, и о полном отсутствии вкуса, и о собственном присутствии. Начался типичный советский "сборняк", сборный эстрадный концерт. С оперной дивой Казарновской, спевшей почему-то романс мужского репертуара, да еще и неуместный в рождественском концерте: "Я помню чудное мгновенье..." С юными пейзанами, поющими и пляшущими на фоне березок — поскольку время святочное, им хотелось подать денежку за колядки... С совершенно уже чудовищным по пошлости ресторанным романсом, исполненным, как выяснилось впоследствии, самой постановщицей концерта... И с еще более жутким пением какой-то дамочки, про которую тут же по рядам поползло: "Ну, это Гуля... Как, вы не знаете, кто такая Гуля?! Да ведь это же все она... Все ее дела... Вхожа..." И явственно прозвучало совсем уже невозможное слово — "фаворитка".
Но и отвратительная самодеятельность была бы терпима — в конце концов, вкус не есть необходимая составляющая торжества, напротив, большинство отечественных торжеств как раз отличаются отвратительным вкусом. Главный же кошмар состоял в том, что время от времени на огромном телевизионном экране над сценой появлялась престарелая телевизионная дикторша и читала из русского мыслителя Хомякова. А после прочитанное комментировали — с экрана же — Евгений Примаков, Владимир Жириновский и Геннадий Зюганов. И вот когда Зюганов начал о том, что Нагорная проповедь и Моральный кодекс строителя коммунизма суть одно и то же, даже тот народ, который собрался в КДС, засмеялся и потянулся к выходу — оставаться в зале стало просто неловко...
Искренне и до самого конца наслаждалась происходившим лишь одна женщина с темно-красными волосами и каталогом выставки Глазунова в руках, сидевшая в бельэтаже. Она громко аплодировала, кричала "Браво!" вальсирующим на сцене девушкам в невинных белых платьях и время от времени истово, троекратно крестилась на очередного эстрадного исполнителя.
КИРИЛЛ Ъ-АЛЕКСАНДРОВ