Чеховая книжка

Неделю назад Россия и мир праздновали 150-летие со дня рождения Антона Чехова. Обозреватель "Власти" Сергей Минаев обращает внимание читателей на то, что некоторые рассказы юбиляра, помимо прочего, представляют собой ценное пособие по экономике России. Вот несколько примеров.

О взаимоотношениях работников и работодателей

"Когда, наконец, пришли каменщики, то оказалось, что нет песку: как-то упустили из виду, что он нужен. Пользуясь нашим безвыходным положением, мужики запросили по тридцати копеек за воз, хотя от постройки до реки, где брали песок, не было и четверти версты, и всех возов понадобилось более пятисот. Конца не было недоразумениям, брани и попрошайству...

— Этак с ума сойдешь! — волновалась жена.— Что за народ! Что за народ!..

В нашей губернии был обычай: во время сенокоса и уборки хлеба по вечерам на барский двор приходили рабочие и их угощали водкой, даже молодые девушки выпивали по стакану. Мы не держались этого; косари и бабы стояли у нас на дворе до позднего вечера, ожидая водки, и потом уходили с бранью... На нас смотрели, как на людей глупых и простоватых, которые купили себе имение только потому, что некуда девать денег... Обиднее всего было то, что происходило в Куриловке на постройке; там бабы по ночам крали тес, кирпич, изразцы, железо; староста с понятыми делал у них обыск, сход штрафовал каждую на два рубля, и потом эти штрафные деньги пропивались всем миром. Когда Маша узнавала об этом, то с негодованием говорила доктору или моей сестре:

— Какие животные! Это ужас! Ужас!

И я слышал не раз, как она выражала сожаление, что затеяла строить школу... Я между тем привыкал к мужикам... которые не умели считать. Они не шли к нам на сенокос за двадцать рублей, но шли за полведра водки, хотя за двадцать рублей могли бы купить четыре ведра... Я говорил жене, что она видит пятна на стекле, но не видит самого стекла... Как могла она забыть, что ее отец, инженер, тоже пил, много пил, и что деньги, на которые была куплена Дубечня, были приобретены путем целого ряда наглых, бессовестных обманов?" ("Моя жизнь", 1896)

Как мы видим, затеянная женой главного героя постройка школы для мужицких детей принесла мужикам доход в 150 рублей только на поставках песка. На эти деньги жены поставщиков могли заплатить 75 штрафов за расхищение имущества еще не построенной школы. В конечном итоге 150 рублей превратились в 30 ведер водки (если считать стандартной емкостью ведра 12 литров, то мужиками и бабами было заработано на 360 литров водки, что приблизительно равняется числу дней в году). Таким образом, литр водки стоил чуть больше 40 копеек. Обратим внимание на то, что деньги, первоначально ушедшие в песок для школы, в конечном итоге все равно превратились в спиртное. То, что в формуле "деньги — водка" появились промежуточные звенья "школа" (образование) и "штрафы" (поддержание общественного порядка), выглядит не только издевательски, но и просто лишним. Неслучайно явно чувствующие это рабочие требовали выдачи им водки напрямую.



Об искусстве

"Трагик Унылов и благородный отец Тигров сидели в... номере гостиницы... и пожинали плоды бенефиса... Унылов... пламенел. Держа в одной руке пачку ассигнаций, в другой карандаш, он ерзал на стуле, как на иголках, и изливал свою душу...

— Шестнадцать раз вызывали! И "ам поше" не дурно: сто двадцать три рубля тридцать копеек!..

— Покупки нужно будет сделать да заказать кое-что. Давай считать... Тебе двадцать, сестре послать двадцать пять... Пару себе новую сшить рублей в тридцать... Табаку фунта три... штиблеты. Что еще? Выкупить фрак... часы. Куплю тебе новую шапку, а то в этой ты на черта похож...

— Купи, Васечка, револьвер для "Блуждающих огней". Наш не стреляет.

— Да, правда... Ну, стало быть, шесть-семь рублей на револьвер. Что еще?

— В баню сходи, с мылом помойся.

— Баня, мыло и прочее — рубль... Что еще? Батюшки, пальто!.. Как зимой без пальто? Пишу сорок. Но... у меня не хватит!..

Придя на вокзал, приятели уселись в зале первого класса и задымили сигарами.

— Черт возьми,— поморщился Унылов,— мне что-то пить захотелось... Чеаэк!.. Дай бутылку Нюи!..

Прошел час. Артисты все еще сидели и беседовали.

— Дай только бог встать мне на ноги,— говорил Унылов,— и ты увидишь... Я покажу тогда, что значит сцена! Ты у меня двести в месяц получать будешь... Вот что, не съесть ли нам что-нибудь?..Чеаэк, пару жареных дупелей!

— Теперь не бывает-с дупелей,— сказал человек.

— Черт возьми, у вас никогда ничего не бывает! В таком случае, болван, подай... какая у вас там есть дичь? Всю подай! Привыкли, подлецы, купцов кормить всякой дрянью, так думают, что и артист станет есть их дрянь! Неси все сюда! Подай также ликеры!.. Подашь и сигар.

Немного погодя к приятелям пристал комик Дудкин.

— Нашли, где пить! — удивился Дудкин.— Едем в "Бель-вю". Там теперь все наши...

— Счет! - крикнул Унылов.

— Тридцать шесть рублей двадцать копеек...

— Получай... без сдачи! Едем, Максим!..

Счет "Бель-вю" съел всю бенефисную выручку". ("После бенефиса", 1885)

Здесь мы видим подробный анализ цен на товары, представленные на российском рынке. Обращает на себя внимание дороговизна ресторанного обслуживания: обед в обычном ресторане (судя по тексту, 40 рублей с учетом чаевых 10%) — примерно равнялся покупке пальто. Обед в хорошем ресторане стоил и вовсе 80 рублей (остаток гонорара). В то же время револьвер тульского производства был невероятно дешев. Неудивительно, что свободное хождение доступного по цене огнестрельного оружия в конце концов привело к вооруженному восстанию и революции 1905 года. Идеалом заработной платы для мастеров сцены, как следует из текста, являлись 200 рублей в месяц, то есть пять пальто или шесть с половиной костюмов.



О правоохранительных органах

"Я не корыстолюбив, не люблю денег... тьфу на них!.. Много я из-за них, поганых, выстрадал, но все-таки говорил и буду говорить: деньги хорошая штука! Ну, что может быть приятнее, когда стоишь, этак, с глаза на глаз с обывателем и вдруг чувствуешь на ладони некоторое бумажное, так сказать, соприкосновение... Так и бегают по жилам искры, когда в кулаке бумаженцию чувствуешь...

— Вы, вероятно, доктор?

— Храни Бог! Я становой..." ("В вагоне", 1885)

В данном случае Чехов не только продолжает гоголевскую традицию изображать целью полицейской службы единственно извлечение дохода (становой пристав — руководящий полицейский чин), но и опускает точный размер взятки, зависящей от конкретных обстоятельств взаимоотношений полиции и населения.



О судебной системе

""Был свидетелем на суде. Помазал прокурора по губам, а потому, когда защитник стал меня пощипывать, то председатель за меня вступился"... "Гусин дал 25 р. для отдачи их в газету "Хрюкало" за то, что не печатали судебного отчета. Будет с них и десяти..."" ("Делец", 1885)

Здесь Чехов снова умышленно не указывает точный размер взяток прокурорским работникам — ясно, что сумма зависела от обстоятельств дела. Зато видно, что "джинса" (заказная публикация или непубликация материала в СМИ) была втрое дешевле мужского костюма.



О журналистике

"Добро бы ты писатель настоящий был, писал бы хорошие стихи или повести, а то так, репортер какой-то, про кражи да пожары пишешь. Такие пустяки пишешь, что иной раз и читать совестно. Хорошо бы еще, пожалуй, если б зарабатывал много, этак рублей двести-триста в месяц, а то получаешь какие-то несчастные пятьдесят рублей, да и то неаккуратно. Живем мы бедно, грязно. Квартира прачечной пропахла, кругом все мастеровые да развратные женщины живут". ("Конь и трепетная лань", 1885)

Здесь мы убеждаемся в том, что 200 рублей в месяц являлись идеалом заработной платы не только для театральных актеров, но и для газетных репортеров. Заметим, что сам Чехов для достижения этого идеала должен был помещать в газеты и журналы рассказы вроде процитированного выше один раз в два дня.



Даже сейчас стоимость гардероба Антона Чехова, хранящегося в доме-музее писателя в Ялте, можно вычислить по его произведениям

Фото: РИА НОВОСТИ

О кредитах

"Измученный Зельтерский повалился на спинку дивана и, закрыв глаза, стал слушать... "Все средства испробовал,— думал он,— ни одна пуля не пробила этого мастодонта. Теперь до четырех часов будет сидеть... Господи, сто целковых дал бы теперь, чтобы сию минуту завалиться дрыхнуть... Ба! Попрошу-ка у него денег взаймы! Прелестное средство..."

— Парфений Саввич! — перебил он полковника.— Я опять вас перебью. Хочется мне попросить вас об одном маленьком одолжении... Дело в том, что в последнее время, живя здесь на даче, я ужасно истратился. Денег нет ни копейки, а между тем в конце августа мне предстоит получка.

— Однако... я у вас засиделся...— пропыхтел Перегарин, ища глазами фуражки.— Уж третий час... Так вы о чем же-с?

— Хотелось бы у кого-нибудь взять взаймы рублей двести-триста... Не знаете ли вы такого человечка?

— Где уж мне знать? Однако... вам бай-бай пора... Будемте здоровы... Супруге вашей..." ("Гость", 1885)

Повторение Чеховым магической суммы "рублей двести-триста" в контексте ожидаемой в августе получки свидетельствует о том, что она являлась идеальной зарплатой вообще для всех представителей интеллигентных профессий (герой рассказа Зельтерский является частным поверенным, то есть адвокатом второй категории).



О неравенстве в доходах

""Спросить бы о жалованье,— подумал отец Савва,— но по-ихнему это вопрос нескромный... Судя по одежде и в рассуждении золотых часов, должно полагать, более тысячи получает".

Старик и адвокат помолчали.

— Не знал я, что у тебя стерляди такие, а то бы я к тебе в прошлом году приехал,— сказал сын.— В прошлом году я тут недалеко был, в вашем губернском городе. Смешные у вас тут города... Ты послушай, какой анекдот со мной вышел. Захожу я в вашем губернском городе в театр, иду в кассу за билетом, а мне и говорят: спектакля не будет, потому что еще ни одного билета не продано! А я и спрашиваю: как велик ваш полный сбор? Говорят, триста рублей! Скажите, говорю, чтобы играли, я плачу триста... Заплатил от скуки триста рублей, а как стал глядеть их раздирательную драму, то еще скучнее стало...

Отец Савва недоверчиво поглядел на сына, поглядел на кухарку и хихикнул в кулак...

"Вот врет-то!" — подумал он.

— Где же ты, Шуренька, взял эти триста рублей? — спросил он робко.

— Как где взял? Из своего кармана, конечно...

— Гм... Сколько же ты, извини за нескромный вопрос, жалования получаешь?

— Как когда... В иной год тысяч тридцать заработаю, а в иной и двадцати не наберется... Годы разные бывают.

"Вот врет-то! Хо-хо-хо! Вот врет! — подумал отец Савва, хохоча и любовно глядя на посоловевшее лицо сына.— Брехлива молодость!.. Хватил — тридцать тысяч!"

— Невероятно, Сашенька! — сказал он. — Извини, но...хо-хо-хо... Тридцать тысяч! За эти деньги два дома построить можно...

— Не веришь?

— Не то что не верю, а так... как бы этак выразиться... уж больно тово... Ну ежели ты так много получаешь, то куда же ты деньги деваешь?

— Проживаю, батя... В столице, брат, кусается жизнь. Здесь нужно тысячу прожить, а там пять. Лошадей держу, в карты играю...покучиваю иногда.

— Это так... А ты бы копил!

— Нельзя... Не такие у меня нервы, чтоб копить...Ничего с собой не поделаю. В прошлом году купил я себе на Полянке дом за шестьдесят тысяч. Все-таки подмога к старости! И что ж ты думаешь? Не прошло и двух месяцев после покупки, как пришлось заложить. Заложил, и все денежки — фюйть! Овое в карты проиграл, овое пропил...Завтра я с вашего головы пять тысяч сдеру, но чувствую, что не довести мне их до Москвы...

Савва сел на кровать, помолчал и начал:

— ...За все время сорокалетнего служения моего скопил я тебе полторы тысячи денег. Когда умру, возьми их, но... не транжирь их и храни... И, прошу тебя, после моей смерти пошли племяннице Вареньке сто рублей. Если не пожалеешь, то и Зинаиде рублей двадцать пошли. Они сироты". ("Святая простота", 1885)

Приведенные в рассказе данные свидетельствуют не только о том, что известные московские адвокаты (именно о таком идет речь) получали несравнимо больше своих коллег, но и о крайней дороговизне недвижимости в Москве. Если провинциальный священник отец Савва за 40 лет сумел накопить 1,5 тыс. рублей, то для приобретения дома на Полянке ему потребовалось бы 1600 лет. При этом очевидно, что если на 30 тыс. в уездном городе два дома можно было построить, а на Полянке один стоил 60 тыс., то в провинции недвижимость была ровно в четыре раза дешевле, чем в Москве.

Наконец, обращает на себя внимание история с посещением московским гостем театра в губернском центре. Из указанной суммы полного сбора в 300 рублей и вместимости подобных театров в 300 мест вытекает, что средний поход в театр стоил рубль — точно так же, как поход в баню из рассказа "После бенефиса". Или как приобретение 2,5 литров водки из рассказа "Моя жизнь".


Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...