"За восемь лет моих ужинов у Кескинов я собрал и сохранил 4213 окурков Фюсун. Каждый из них, к которому прикасались прекрасные как роза губы Фюсун, побывал у нее во рту, дотрагивался до ее языка, намокал от ее слюны и в большинстве случаев окрашивался в приятный красноватый цвет ее помады. Каждый из них — особый, глубоко личный предмет, хранящий память о глубокой боли и о мгновениях счастья".
Кроме окурков, в музее Кемаль-бея хранятся ложечки, которыми Фюсун ела мороженное, и скомканные носовые платки, которые она судорожно сжимала в руках, когда смотрела фильмы Хичкока. И фарфоровая собачка, стоявшая на телевизоре в доме ее родителей. И сам телевизор. И обеденный стол, за которым Кемаль-бей, по его собственным подсчетам, 1593 раза успел поужинать с семьей Фюсун за семь лет и десять месяцев своего странного жениховства. И желтые туфли на высоком каблуке, украшавшие майским днем 1975-го "длинные, стройные и покрытые легким загаром" ноги восемнадцатилетней продавщицы, чья красота свела с ума тридцатилетнего бонвивана, просватанного уже за дипломатскую дочку. И темно-розовое платье с белыми пуговицами, в котором Фюсун явилась на первое свидание. И ярко-красное, которое было на ней в день их помолвки, оказавшейся свиданьем последним.
Кемаль-бей создает свой мемориал в память своей возлюбленной, в память своей любви и, главное, во славу памяти, вернее, воспоминаний.
Именно из воспоминаний — как уяснит себе из "Музея невинности" даже невнимательный читатель — состоит особая субстанция любовного времени и собственно любви.
"Сначала я целовал ее саму, потом ее же — из воспоминаний, затем открывал на мгновение глаза и, тут же сомкнув их, целовал ее вновь — ту, которую только что видел и которую только что вспоминал". Любви в настоящем времени нет, счастливые моменты жизни с устрашающей скоростью превращаются в прошлое, но, при этом, консервируются в виде воспоминаний. Воспоминание о поцелуе дороже самого поцелуя — сам поцелуй мимолетен, а воспоминание хранится, притаившись в вещах, пейзажах, мелодиях, бывших некогда свидетелями любви. Так что сбор вещдоков былого, вещдоков любви — возможно единственное стОящее на свете занятие.
Весь текст "Музея невинности" — развернутая иллюстрация идеи о единстве любви и памяти, мысли одновременно человечески волнующей и литературно привычной (слово "Пруст" в романе упомянуто не однажды), доведенная до некоторой даже абсурдности (все эти 4213 окурков и прочее), но при этом насквозь сентиментальная. Непререкаемое главенство этой мысли над всем, что еще в романе имеется, и даже над тем, чего там нет, делает эту книгу менее прекрасной, чем она могла бы быть.
Повороты сюжета, многочисленные персонажи, притягательные детали стамбульской жизни семидесятых-восьмидесятых — все это присутствует в "Музее" в затуманенном каком-то виде. Герою, сосредоточенному на своей роковой любви, все это кажется второстепенным или даже ненужным. А автору, сосредоточенному на размышлениях о совпадении памяти, любви и времени, все это кажется нужным лишь для того, чтобы это совпадение проявить. Запах бисквита Мадлен, размоченного в липовом чае, мешается с рыбным запахом босфорского ветра и с запахом кожаных сидений старого шевроле, на котором Кемаль-бей и Фюсун отправились некогда в предсвадебное путешествие. ("Я вдохнул старый запах слегка нагревшейся на солнце обивки и от обилия скрытых в машине воспоминаний едва не лишился чувств").
Памук, конечно, про память умеет — в документальной книге "Стамбул, город воспоминаний", которая понравилась абсолютно всем, включая членов Нобелевского комитета, Памук тоже развивал постулат неразрывного слияния жизни и памяти. Облик старого, ушедшего города, вернее, память о нем, проступает сквозь очертания города сегодняшнего, а память о давно умерших людях дает возможность понять людей живых. Но там автор позволил этой идее, нет, даже идеологии, утонуть в цитатах из Теофиля Готье и стамбульских бульварных газет, в трогательных подробностях собственной первой любви (сильно напоминающей, кстати, начало романа Фюсун и Кемаль-бея) и в страшных деталях пыток и казней, почерпнутых из "Иллюстрированной энциклопедии Стамбула".
Там, в "Стамбуле", память была не только целью, но и средством, там Орхан Памук перебирал стамбульские воспоминания, чтобы мы могли полюбить этот город. В "Музее невинности" Кемаль-бей любит Фюсун для того, чтобы потом вспоминать свои воспоминания о ней.
СПб.: Амфора, 2009