Мальчика зовут Владик Кот. Ему полтора года. Первые полгода жизни он провел по больницам. Перенес четыре операции по поводу врожденной атрезии ануса, то есть у него не было дырки в попе. Теперь он прыгает, скачет, веселится, как будто здоров, но из врожденных болезней у него остался еще сколиоз — четыре ребра растут из одного позвонка и другой позвонок разломлен. Если не прооперировать это сейчас, то мальчик повеселится еще несколько лет, а потом растущие деформированные кости станут сдавливать его внутренние органы — легкие, сердце, артерии... Последние несколько лет недолгой жизни горбуна он проведет так же, как провел первые полгода,— распластанный на больничной койке.
Это ураган, что творит этот малыш. Он носится по комнате вокруг чайного стола, хватает конфету и прямо в фантике отправляет ее в рот, выжевывая из фантика и улыбаясь до ушей шоколадной улыбкой.
"В первые недели беременности я лежала на сохранении,— говорит его мама Ольга, вытаскивая у сына изо рта изжеванный фантик.— Кажется, было отслоение плаценты, плацента кровила".
Он закладывает по комнате пару кругов, размахивая плюшевым котом, подбегает к столу, хватает пирожное, надкусывает и передает мне — в смысле "На! Попробуй! Вкусно! Жизнь прекрасна! Ура!" и снова бежит кругами по комнате, размахивая котом.
И Ольга говорит: "Мне делали кесарево из-за проблем со зрением. Я была под наркозом и долго не могла понять, что ребенок тяжело болен, что его унесли от меня, увезли в другую больницу и делают тяжелую операцию".
Владик подбегает к столу, хватает пакет с молоком, машет пакетом над головою, тычет пальчиком в молоко, в том смысле, что надо немедленно налить ему, Владику, этого белого, прекрасного сверкающего молока. Нежно, как будто они играют в мячик, Ольга отнимает у Владика пакет, потому что молока ему нельзя из-за проблем с кишечником...
И говорит: "На восьмые сутки меня выписали из роддома. Я приехала в Филатовскую больницу, и там меня не пустили, не хотели говорить, где он и что с ним. Они почему-то думали, что я отказалась от ребенка. От таких детей все отказываются".
Оставшись без пакета, Владик смеется неожиданной пустоте рук, смотрит на руки как на многообещающую игрушку и тут же находит рукам применение. И хватает бокал со стола, а в бокале вода, а вода мокрая и блестит, если разбрызгивать ее над головой, запуская в бокал пятерню, и течет, если бокал перевернуть, и промокшая майка смешно холодит живот, и Владик смеется...
А Ольга говорит: "Там в отделениях мамам можно находиться только до шести вечера. Дети лежат в кювезах. Места для мам нет. Вечером меня просили уходить. И он лежал один весь в этих трубках. Он, наверное, плакал и дергался и однажды расцарапал катетером мочевой пузырь, и когда я пришла на следующее утро, у него шла кровь изнутри".
Набаловавшись с водой, Владик предпринимает очередной набег, запускает лапы в коробку с чайными пакетиками, хватает чайных пакетиков штуки по три каждой рукой и мнет, а пакетики шуршат, а они приятные на ощупь, и если помять их посильнее, из них посыплется прекрасный, похожий на песок, чай.
А Ольга говорит: "За ним не уследили, ну, чтобы он какал вовремя. И у него начались спайки в кишечнике. Я спросила доктора, опасно ли это, и доктор ответил, чтоб я молилась, что врачи — не боги. Я молилась. Они делали ему операцию, а потом отвезли в реанимацию. Туда родителей совсем не пускают. Я только знаю, что дети там лежат звездочками. Они пристегнуты к кровати за запястья, за щиколотки, и голова у них пристегнута к кровати ремнем. После реанимации у него остался шрам на правой ноге, смотрите..."
Она ловит Владика, а он воспринимает это как новое приключение — подхватили, понесли, полетел! Ольга показывает мне глубокий шрам на его щиколотке, а Владик тоже видит шрам и приходит в восторг — "Ух ты! Шрам! Здорово!" — такое у него примерно выражение лица.
Ольга говорит: "До пяти месяцев мы про его позвоночник даже не думали. Надо было разобраться с кишками сначала. В пять месяцев нам сказали, что он не будет ни ходить, ни ползать, ни даже сидеть. Нам не сказали, что он не сможет спать. Когда нас выписали, он сначала не мог спать, потому что в больнице спал на снотворных. К шести месяцам он спать научился. В семь месяцев научился садиться. 31 декабря он сам приполз из комнаты на кухню. А 8 Марта сам пришел. Как будто подарки мне делал к каждому празднику".
Владик вырывается и снова бежит кругами по комнате, хватает на бегу какой-то сдутый шарик, тащит шарик ко рту — то ли надуть, то ли съесть.
Когда мальчик бегает, видно, что его немного заносит на сторону из-за смещенного от сколиоза центра тяжести. Если взять мальчика на руки, то почувствуешь небольшое, кажется, совсем небольшое искривление спины.
Просто у него маленькая спина. Если без операции, то он станет расти и сам себя внутри себя раздавит.