Выставка модернизм
В Третьяковской галерее на Крымском Валу открылась грандиозная выставка "Американские художники из Российской империи", сделанная Русским музеем при поддержке Morgan Stanley и "Северстали". Произведения 40 художников, родившихся в Российской империи и перебравшихся в США в первой трети XX века, привезли из 30 музеев и частных коллекций США, в том числе из Метрополитен и Вашингтонской национальной галереи. К бывшим соотечественникам присматривалась АННА ТОЛСТОВА.
Выставка кочующая: ее уже показали в музее Университета Оклахомы и в Русском музее в Петербурге, а из Москвы повезут в Художественный музей Сан-Диего. И странствия ей к лицу, ведь все ее герои — эмигранты. По разным причинам. Кто-то уносил ноги от Октябрьской революции. А кто-то — от империи, эту самую революцию породившей, со всеми ее имперскими прелестями. То есть с чертой оседлости, погромами и процентной нормой для евреев на обучение в художественных школах.
Экспозиция выстроена очень тонко: русское постепенно перерождается в американское, как герои рассказа Рэя Бредбери, прилетевшие на Марс, незаметно для себя превратились в марсиан. Все начинается хедлайнерами "русских торгов" — Борисом Григорьевым с очередными "Ликами России", Сергеем Судейкиным с оперной "Масленицей", Борисом Анисфельдом с театрально-выспренной "Пьетой". Они навсегда остались заложниками того "русского стиля", который понесли в мир дягилевские сезоны. А вот Давид Бурлюк, даром что футурист, оказался весьма восприимчив к местному старообразному искусству и разразился — вполне в риджионалистском духе — монументальным полотном "Позор всем, кроме мертвых, или Город безработных". С аллегориями "Страха", "Цинизма", "Мещанства", "Зреющего протеста" и "Любви к удовольствиям при любых обстоятельствах" на фоне Великой депрессии. Жаль, что этой картины (как, впрочем, и большинства работ, включенных в проект) не знало советское искусствоведение — не то бы Бурлюка немедленно записали в "прогрессивные художники" как выставленных рядом социальных критиков Бена Шана и братьев-близнецов Рафаэля и Мозеса Сойеров.
Одни держались особняком — как вымученный сюрреалист Павел Челищев и самозабвенный портретист Николай Фешин. Другие влились в американские ряды — как Борис Шаляпин (сын), три десятилетия подряд рисовавший обложки для Time, о чем свидетельствуют портреты Джона Кеннеди и Мохаммеда Али.
У одних русское, чеховско-бунинское — вазы с полевыми букетами, интерьеры с круглыми столами, буфетами и печками, томные женщины в длинных платьях — вошло в плоть и кровь живописи. У других возникало вдруг из сострадания к родине — как у Джона Грэхема, который в 1942 году, когда немцы были под Москвой, написал словно в поддержку Красной армии серию русских солдатиков в мундирах Первой мировой, позабыв про свои авангардистские увлечения.
В финале — те великие американцы, про которых редко вспоминают, что они из России. Учитель всех американских авангардистов, мастер изысканных цветовых композиций Макс Вебер (родился в Белостоке, в США с десяти лет). Гениальный Марк Ротко (родился в Двинске, увезен в США в возрасте десяти лет) с ранним сюрреализмом и поздними "хроматическими" абстракциями. Гениальная Луиз Невельсон (родилась в Киеве, с шести лет в США), своими монументальными ассамбляжами из обломков мебели предвосхитившая поп-арт. Целая когорта знаменитых скульпторов — Александр Архипенко, Жак Липшиц, Осип Цадкин, Мане-Кац. Невольно думаешь, что за вычетом Генри Мура и Альберто Джакометти модернистская пластика XX века делалась выходцами из России. А еще абстрактные картины и скульптура Алекса Либермана, но мы его ценим не за это, а за дизайн журнала Vogue и фирменный стиль изданий Conde Nast. Тут одолевают нелиберальные мысли: не надо было их отпускать. Хотя вряд ли таланты Либермана пригодились в журнале "Работница", да и Ротко с Невельсон нечего было бы делать на ВДНХ.