Отец
Я подтвердил.
— А зачем это? — поинтересовался Ваня.
— Как зачем? Чтобы привлечь падающий у людей интерес к музеям,— разъяснил я.
— Но это же бессмысленно,— сказал Ваня.— Надо тогда делать "Год музеев". Один год музеи платные, один — бесплатные. Чтобы привлечь внимание не на одну ночь, а на один год.
Я согласился. Другого способа привлечь интерес граждан к музеям и в самом деле, похоже, нет.
Между тем личный интерес Маши и Вани полностью сосредоточен на предстоящем отъезде из Москвы. Школа и детский сад заканчиваются (причем детский сад у Вани — навсегда). Они уезжают, как и в прошлом году, в Грецию — с классом.
И вот я думаю: страшно ли мне отпускать маленьких детей на море? Я их все равно отпускаю, но я же имею право подумать, страшно ли мне.
Да, мне страшно. Я у нотариуса делал доверенность, по которой перепоручал детей завучу. И мне, когда я ее читал, стало страшно. Там написано, что я отдаю их в полное распоряжение такой-то... В полное. На три недели — человеку, которого, конечно, знаю, но это же все равно страшно.
Да, есть страхи, с которыми ты живешь всю жизнь. А есть страхи на три недели. И я понимаю, что с этим страхом тоже буду как-то жить, потому что слишком уж счастливыми они вернулись в прошлый раз оттуда. И до сих пор Ваня взахлеб рассказывает мне про какой-то паром, которого он не видел никогда в жизни, про то, как он с Сашей и Димой сражался за право первым принять утром душ и как побеждал... Я по себе знаю, что это все то, чего он не забудет уже никогда в жизни.
И я пытаюсь себя успокоить тем, что с ними же едет много взрослых, которые будут за ними смотреть день и ночь — ну, или хотя бы пока Маша с Ваней не заснут. Ну, относительно много взрослых. На самом деле не так уж много...
В общем, эти аргументы, которые я сам себе стараюсь привести, могут привести к тому, что я заберу доверенность — и они просидят все лето дома. А этого не должно случиться. И тогда я спрашиваю Ваню:
— Расскажи мне, что-нибудь с вами случалось в Греции? Были какие-нибудь происшествия?
Я очень рассчитываю получить ответ, что никаких происшествий, конечно, не было.
— Да, были,— говорит Ваня.— Но слава богу...
Он о чем-то задумывается. Что-то вспоминает.
— Что слава богу? — переспрашиваю я.— Что все хорошо закончилось?
— Нет, не в этом дело,— говорит он.— Слава богу, что только со мной были происшествия.
— Рассказывай,— говорю я.— Все от начала до конца.
И он рассказывает:
— Мы бежали как-то к ресторану. И Вова мне кричит: "Быстрее, Ваня, еще быстрее!" Я еще быстрее побежал. А там был камень больших размеров к земле прикован. И я об него споткнулся. И вот эту коленку разбил. Но она зажила.
— И все? — переспрашиваю я с облегчением, осознавая на ходу, какой же я молодец, что оформил все-таки эту доверенность.
— Нет, конечно,— говорит Ваня.— Один раз мы пошли на дискотеку. Там были Маша, весь Машин класс, Саша и Дима. Я был с Сашей и Димой. Потом Дима пошел в туалет. Его долго не было. Потом Саша пошел за Димой. Я их долго ждал и решил сходить за ними. Пошел, а туалета никакого вообще не нашел. Потом все-таки нашел. Но их там не было. Я проверил все кабинки, их там не было.
Там, в туалете, с ним случилось еще одно происшествие. Одного мальчика он все-таки там нашел. Мальчик оказался русским, немного младше Вани. И он, как только увидел Ваню, очень смутился.
— Ты не девочка? — осторожно спросил он у Вани.
Ваня категорически опроверг это предположение.
— Это хорошо,— сказал мальчик.— А то девочкам в мужской туалет нельзя. Моя мама, например, сюда не пошла. Ей запрещено. Она у входа осталась.
— Потом,— рассказывал Ваня,— я решил пойти к нам в номер. Я подумал, что они ушли туда. Я долго шел, потому что решил пойти коротким путем, чтобы срезать, а там оказался забор, и я уже не стал перелезать. Так что я немного запутался, потому что была ночь.
Я с содроганием слушал эту историю. Я представлял себе эту ночь и этот забор, в который уткнулся мальчик, не знающий, куда ему дальше идти. Более того, я вспомнил, как однажды я решил наказать детей, которые отказались выполнять мои распоряжения. Это было за городом и тоже когда стемнело. Мы ехали в машине, и я сказал им, что если они не прекратят выводить меня из себя, то я их высажу из машины. И Маша сказала, что они не прекратят.
Она не оставила мне никакого выбора. Я вышел из машины, открыл дверцу и попросил их выйти. Они вышли и остались стоять на обочине дороги. Я сел в машину и проехал несколько метров. Может, пятнадцать. Когда я вернулся к ним задним ходом, они стояли на том же месте и в тех же самых позах, в которых я их оставил.
— Папа,— сказал Ваня, когда мы уже доехали до дома,— а мы бы все равно дошли.
— Как бы вы дошли? — поинтересовался я.
— По звездам,— пожал он плечами.— Я бы Машу довел.
А еще позже, уже через пару месяцев, он сказал мне, что никогда в жизни ему не было так страшно. Я понял, что я подонок.
И вот теперь я представлял себе Ваню такой же ночью, перед забором...
— Пришлось вернуться на ту дорогу, которой мы всегда ходили на дискотеку,— продолжил Ваня.— И я пришел в свой номер. Там не было ни Димы, ни Саши. Был только Николай Иванович. Он поставил мне фильм "Трансформеры", чтобы я не скучал. А Маша рассказывала, что в это время на дискотеке уже пять раз объявили: "Ваня Колесников, срочно выйди на сцену!" А я не мог этого слышать. И учительница так испугалась, что когда прибежала в гостиницу и увидела, что я смотрю "Трансформеров", то она меня даже не ругала.
Я выдохнул. И я понял, что все-таки это хорошая, жизнеутверждающая история — с Николаем Ивановичем, который дежурит в гостинице, с учительницей, которая дежурит на дискотеке... И я подумал, что все-таки не зря я дал доверенность.
И только потом меня пронзила мысль: а Саша-то с Димой куда делись?