О Томасе Кренце — американском музейщике с русскими корнями — рассказывает корреспондент "Власти" Милена Орлова.
Первый раз я увидела Томаса Кренца летом 2000 года на Дворцовой площади Санкт-Петербурга. Огромный человек в куртке и шлеме садился на блестящий мотоцикл. Компанию ему составляли легендарные голливудцы — режиссер "Беспечного ездока" Деннис Хоппер, актриса Лорен Хаттон, а также звезда нашумевшей "Матрицы" Лоуренс Фишберн. Зеваки, сбежавшиеся посмотреть на роскошные байки и лица с экрана, вряд ли могли догадаться, что румяный верзила в куртке — директор самого влиятельного музейного фонда в мире. Уж слишком не похож он был на музейщика. Вот по Михаилу Пиотровскому, вышедшему проводить дорогих гостей, сразу было видно: интеллигентный человек, не чуждый изящного, в костюме, с красным шарфиком, одним словом, директор Эрмитажа. Трудно было поверить и в то, что вот сейчас Томас Кренц честно пропашет за рулем 600 км по шоссе до Великого Новгорода и обратно. И что весь этот пафосный мотопробег затеян не ради рекламы очередного боевика, а в честь подписания межмузейного соглашения о сотрудничестве, увенчавшегося открытием совместного предприятия "Эрмитаж--Гуггенхайм" в Лас-Вегасе.
Членов организованного Кренцем мотоклуба Гуггенхайма в автомобильном обозе сопровождали элегантные дамы — попечительницы фонда, специально прилетевшие в Россию на своих частных самолетах, пожилой архитектор Фрэнк Гери и журналисты, которые должны были засвидетельствовать эпохальное событие. Свидетельствую: ни до, ни после мне не посчастливилось увидеть за рулем мотоцикла ни одного директора музея. И ведь это был не мальчик, ищущий популярности, а едва ли не главная звезда музейного мира. Взять у такого ньюсмейкера интервью было делом чести. Томас Кренц не собирался общаться с прессой, но, оценив мое рвение, пообещал мне десять минут — между обедом в ресторане Новгородского кремля и осмотром местных достопримечательностей — древних икон из Новгородского музея и опекушинского памятника "Тысячелетие России". Видимо, проект выставки "Россия!" зрел уже тогда — с директором Новгородского музея было немедленно заключено соглашение о показе икон в Америке.
Несмотря на то что разговор наш происходил буквально на бегу, интервью оказалось неожиданно лирическим: "Что вы хотите обо мне узнать? Я православный, у меня русские корни". Томас Кренц рассказал, что давно мечтал увидеть "древнюю столицу Руси", то бишь Великий Новгород, и показать ее сыну Николасу, который сопровождал его в путешествии. "Российские дороги? — замечательные, деревни у вас живописные, Новгород — потрясающий",— отвечал он на вопросы. Охотно говорил и о мотоциклах: "Я сел на мотоцикл в 1974 году и проехал от Мюнхена до южного побережья Турции", и сразу становилось понятно, почему Томас Кренц уверен, что байкерская культура не менее достойна музея, чем иконы (инициированная им выставка "Искусство мотоцикла" стала одной из самых успешных в истории Гуггенхайма). Но при вопросах о деньгах или деталях деловых соглашений тут же оборачивался кремнем.
Когда несколько лет спустя, в 2003 году, русских журналистов пригласили на вернисаж выставки Казимира Малевича в нью-йоркском Гуггенхайме, первое, что я увидела,— директорский мотоцикл, одиноко припаркованный у служебного входа. Со знакомой железной невозмутимостью Томас Кренц отсекал неприятные вопросы, вызванные довольно запутанной историей с частью наследия супрематиста, незаконно вывезенной из СССР. Гуггенхайм оказался первым музеем, который решился эти работы показать, впрочем, и первым зарубежным музеем, ради которого Третьяковка нарушила табу на передвижение "Черного квадрата" 1915 года. Никуда до этого не вывозившийся ввиду плохой сохранности шедевр абстрактного искусства был показан в Нью-Йорке. По-видимому, руководству Третьяковки было страшнее лишиться расположения Томаса Кренца, чем "Черного квадрата". А спустя еще несколько лет в Гуггенхайм на выставку "Россия!" по накатанной дорожке были отправлены практически все главные шедевры русского искусства.