премьера / кино
Дебют немца Тома Тыквера в жанровом голливудском кинематографе — политэкономическом триллере "Интернациональ" — в англоязычной прессе ласково прозвали "архитектурным порно". И действительно, в этом фильме для уже обманутых вкладчиков и для тех, кто еще только готовится стать обманутым, детали архитектуры лезут в кадр так же навязчиво, как гениталии в фильмах для взрослых. Архитектурное возбуждение испытала от картины ЛИДИЯ МАСЛОВА.
Если бы глаз мог испытывать эрекцию, он, наверное, испытывал бы ее с первых же кадров "Интернационаля", когда радуга переливается у входа в Центральный вокзал Берлина, где агент Интерпола (Клайв Оуэн) киснет под дождем в ожидании, чем закончится встреча его коллеги с осведомителем из Международного банка кредитования бизнеса (МБКБ), подозреваемого в отмывании денег и торговле оружием. Встреча кончается грамотно подстроенной гибелью сначала одного, а вскоре и второго участника, после чего оставшемуся без информации, но укрепившемуся в подозрениях герою Оуэна составляет компанию в расследовании блондинка из нью-йоркской прокуратуры (Наоми Уоттс). Особой сюжетной пользы она не приносит и нужна преимущественно для того, чтобы в нужный момент герой избавился от нее, как от балласта, и полетел бесстрашным соколом, не отягощенным ответственностью за ее жизнь, к неуютным вершинам правосудия, где можно удержаться только несколько минут и только в одиночку.
Свое повышенное внимание к объектам современной архитектуры Том Тыквер обосновывает концептуально. По его мнению, обилие зданий из стекла в фильме передает идею прозрачности, которую пытается симулировать банковская система. Однако вглядываясь снаружи, что там на самом деле происходит за этими стеклами, можно увидеть разве что собственное растерянное отражение. Вот и герой Клайва Оуэна, посетив огромный стеклянный чертог МБКБ, занимающий чуть ли не весь Люксембург и подавляющий физических лиц своей грандиозностью, выясняет лишь то, что в протоколе допроса банковского директора по поводу подстроенной интерполовскому осведомителю автокатастрофы налицо наглые подчистки. Зато по наводке жены погибшего борцы за финансовую прозрачность выходят на владельца итальянской оружейной корпорации, у которой банк покупал системы ракетного наведения. Экскурсия в Милан, тоже не лишенный скромного архитектурного обаяния, завершается тем, что оружейник, в качестве потенциального президента выступающий на митинге посреди какой-то старинной площади, оказывается застрелен киллером.
Иногда режиссер вспоминает, что в фильмах, где есть два центральных персонажа, тем более разного пола, они могут вступать и в человеческие, а не только в служебные отношения, но чувствуется, что Том Тыквер ждет не дождется, когда от Наоми Уоттс можно будет отделаться. Один раз, воспользовавшись тем, что они вдвоем в лифте, следовательница, знающая, что ее неуравновешенного напарника-правдолюбца ранее уволили из Скотленд-Ярда за мордобой, пытает героя: "Когда ты последний раз спал? А ел? А имел секс?" На что он отмахивается: до еды ли тут и до прочих глупостей, когда банки замыслили превратить всех, от частных лиц до государств, где они спонсируют военные перевороты, в рабов долга, и когда в черной бухгалтерии заинтересованы решительно все — "Хезболла", колумбийский наркосиндикат и русские олигархи.
В силу этой всеобщей заинтересованности борьба с химичащими банками с точки зрения конечного результата бессмысленна. Как справедливо замечено в "Интернационале", на месте одного с удовольствием пристреленного банкира тут же вырастет сто новых, зато сам процесс борьбы за справедливость, не отягощенную лишними юридическими формальностями, затягивает и увлекает. Точно так же увлекает режиссера Тома Тыквера не расследование банковских злоупотреблений, а скорее само по себе освоение оригинальных объектов (кульминацией фильма становится 14-минутная перестрелка в нью-йоркском музее Гуггенхайма, от купола которого остается груда битого стекла) и конструирование остроумных кадров, таких, например, как финальный, когда стамбульские минареты торчат, будто антенны, из-за ушей героя, настороженно вслушивающегося в окутавшее всю планету мерное гудение интернациональной стиральной машины для отмывания бабла.