150 лет назад, в 1858 году, в Российской империи началась подготовка к крестьянской реформе, которая должна была сопровождаться реформой налогообложения. Существовавшая система податей, акцизов и сборов уходила корнями в глубь веков и содержала немало весьма странных положений, которые не устраивали не только крестьян, но и все общество. К примеру, каждый русский офицер или чиновник при повышении в чине обязывался заплатить подать в размере нового месячного жалованья. Существовала плата в казну и за возведение в дворянство или пожалование графского титула. А российским евреям приходилось платить особый "коробочный сбор" для погашения мифических долгов польскому католическому духовенству.
Недозрелая реформа
Начало правления Александра II стало в России временем больших надежд и ожиданий. К середине 1850-х годов вся империя устала от тридцатилетнего правления Николая I, превратившего страну в огромную казарму. Все — от самых ярых вольнодумцев до самых закоренелых консерваторов — понимали, что Россия все больше отстает от цивилизованных стран, именно поэтому позорно проиграла Крымскую войну, а потому нуждается в радикальных реформах. Эти реформы обсуждали сначала полушепотом, а после существенного смягчения цензурных ограничений принялись дебатировать в общественных местах и на страницах появившихся в неимоверном количестве журналов.
Однако, как замечали мемуаристы, после долгих лет молчания все происходившие в общественных местах прения неизменно превращались в собрания людей, желавших выговориться всласть на любые относящиеся и не относящиеся к обсуждаемому вопросу темы. К примеру, в 1858 году в столице империи состоялся широко анонсированный диспут об исправлении денежного обращения в России. Начинался он как и полагается такому серьезному заседанию. В президиуме сидели всеми уважаемые профессора-экономисты, а первые выступающие старались придерживаться темы и регламента. Однако очень скоро картина стала напоминать то, что происходило у нас на перестроечных съездах народных депутатов и в Верховном совете. Все присутствующие распалились, начали кричать одновременно и стаскивать друг друга с трибуны. После чего председательствующий грустно заметил: "До обсуждения серьезных вопросов мы не дозрели" и закрыл заседание.
Столь же незрелыми были и обсуждения вопросов о налогах и податях. Все прекрасно понимали, что крепостное право — пережиток прошлого, не позволяющий стране развиваться. И что нужно обязательно решать вопрос об освобождении крестьян и наделении их землей. Говорили и о создании системы налогообложения крестьян и их обществ. Но в комитетах и комиссиях, созданных императором и Сенатом для обсуждения этих вопросов, не было ни малейшего намека на какое-либо согласие. Крупные землевладельцы хотели, чтобы землепашцы выкупали наделы как можно дороже. А либеральные экономисты выступали за безвозмездную передачу земли сельским жителям.
Такая же непримиримость позиций и взглядов царила и в созданной в 1859 году Комиссии для пересмотра податей и сборов. Ее члены из числа приверженцев дедовских традиций и их оппоненты из стана прогрессивных мыслителей не могли договориться ни по крестьянским, ни по каким другим налоговым вопросам. Положение осложнялось еще и тем, что комиссии функционировали по тем же правилам, что и любые другие учреждения в Российской империи. Заседания комиссии проводились, мягко говоря, нерегулярно, а ее постоянные сотрудники, чтобы сделать свое материальное положение, как тогда говорилось, "весьма удовлетворительным", одновременно занимали должности еще в двух-трех местах, что не оставляло времени для усердного занятия налогами. А постоянно менявшиеся главы комиссии из высших чиновников Министерства финансов и вовсе за повседневными занятиями не успевали вникнуть в рассматриваемые вопросы. Так что работа по налоговой реформе, как отмечал один из членов комиссии, шла "не энергически".
В итоге к реальному обсуждению волнующих многих подданных империи налогов и сборов комиссия приступила лишь пять лет спустя после своего образования — в 1864 году. И естественно, в числе рассматривавшихся в первых рядах податей оказались те, которые затрагивали широкие слои правящих сословий — дворянства, занимавшего все командные высоты в стране, и чиновничества.
Дорогостоящее благородство
История введения пошлин за жалование титулов и дворянства, как утверждалось в документах Комиссии для пересмотра податей и сборов, восходит к временам Ивана Грозного, обнаружившего, что в его царстве завелось множество знатных людей, а также изрядное количество князей, благородное происхождение которых выглядело весьма и весьма сомнительным. Дабы навести порядок в столь важном для любого феодального государства деле, царь поручил завести Бархатные книги, куда заносились бы представители всех известных знатных родов. А чтобы соединить упорядочение дворянского учета с выгодой для своей казны, царь повелел брать подать за выдачу подтверждающих благородное происхождение бумаг.
При царе Алексее Михайловиче за внесение в дворянские списки брали установленный государем полтинник с человека. А следующим властителем, который принялся совершенствовать унаследованную от предшественников систему, стал, естественно, Петр I, учредивший герольдию для упорядочения выдачи знатным семьям гербов и учета дворянства.
"В указе 1722 года,— говорилось в материалах комиссии,— выражено положительно, что возводить в дворянство и жаловать гербом и печатью может один только Государь, так как между тем оказалось, что некоторые лица сами себя называли дворянами, не имея этого звания, иные же, как сказано в этом указе, своевольно приняли герб, которого предки их не имели, при том смелость приемлют иногда такой герб избирать, который владеющие Государи и иные знатнейшие фамилии действительно имеют; то на этом основании и установлена должность Герольдмейстера".
Герольдмейстер выяснял происхождение претендентов на подтверждение дворянства, историю их гербов, а также готовил гербы и патенты на дворянство для русских и иностранцев, дослужившихся до обер-офицерских чинов, которые давали право на дворянство. В петровские времена о внесении определенной платы за этот процесс ничего не говорилось. Так что желавшие ускорения рассмотрения своего прошения должны были улаживать проблему путем взаимовыгодных договоренностей с герольдмейстерскими служителями. Однако в 1798 году, при Павле I, повелевшем завести единые гербовники Российской империи, ввели официальную плату за выдачу копии изображения герба и его описания из гербовника — весьма солидные в те времена 30 рублей.
Вскоре плата за подтверждение благородного происхождения значительно возросла. Причем ее стали брать не только с представителей семейств, внесенных в гербовники, но и с дворян, желавших обзавестись гербом, и даже с тех, кто хотел получить подтверждение о том, что ему за службу или иные заслуги пожалованы поместья.
"В 1800 году сентября 7,— свидетельствовали материалы комиссии,— определено, что гг. дворяне, которые входят с прошениями о выдаче им Высочайше утверждаемых дипломов и гербов или о изготовлении на Всемилостивейше пожалованные имения грамот, обязаны вносить при таковых прошениях 150 р., прочие же издержки, как то: переплет, глазет, золотые шнуры и кисти, ковчег для государственной печати, представляются самими просителями, ценности по их желанию, и когда последует Высочайшее подписание таковых дипломов или грамот, должны они представить 100 р. 50 к. для отсылки в Министерство Иностранных Дел за приложение государственной печати".
Время шло, росли и сборы, которые требовалось вносить за документы о происхождении или титуле. К примеру, грамоту на княжеское или графское достоинство для отличия от простых дворянских стали изготавливать на двенадцати листах, за каждый требовалось внести 100 рублей серебром. А все расходы на выдачу княжеской грамоты переваливали за 1600 рублей. Весьма существенная выплата вызывала недовольство знатного дворянства. И именно поэтому вопрос об этом сборе стал предметом рассмотрения Комиссии для пересмотра податей и сборов. Однако герольдмейстерская служба представила комиссии сводку расходов на материалы, художников, вручную рисовавших грамоты, и чистописцев, их заполнявших. А некоторые члены комиссии обратили внимание остальных на то, что лучшим фамилиям страны не пристало быть бедными и экономить на важнейших вещах. Так что в итоге сбор за дворянские грамоты отменять не стали.
Золотые чины
Куда более оживленную и ожесточенную дискуссию вызвал вопрос о подати за повышение в чине, поскольку он волновал не только все офицерство, но и бессчетную армию российских чиновников, вынужденных оплачивать свое продвижение по служебной лестнице. Плата эта появилась во времена Алексея Михайловича, который велел брать рубль с грамот, выданных городским и иным старостам. А чтобы сочетание царского благоволения с побором не выглядело крохоборством, говорили, что подать взимается за приложение государственной печати. Петр I увеличил эту плату, а затем издал ряд указов, устанавливавших твердые правила обложения повышенных в чине.
"Установление сбора за повышение в должностной иерархии лиц,— писала комиссия,— состоящих на службе государственной, встречается в именном указе 23 мая 1715 года, по коему Великий Государь указал: "которые с сего числа из приказных людей пожалованы будут в дьяки, имать с них в государеву казну, в Канцелярию Сената, из их собственных пожитков по 100 руб. с человека и отсылать в лазареты на пропитание больных и раненых, а в Канцелярии Сената ни в какие расходы не употреблять". В следующем же году встречаем мы первое постановление о вычетах месячного жалованья с производимых в военные чины. 20 января 1716 года повелено: генералитету и штаб- и обер-офицерам, которые с сего указу повышены будут чинами, вычитать с каждого генерала и офицера из числа жалованья по первому месяцу однажды, а не по все годы, и присылать в Канцелярию Сената".
В Табели о рангах, правда, о сборе за повышение в чине ничего не говорилось. Но это не означало, что его не собирали. А наследники царя-реформатора распространили сбор за повышение в чине на всех гражданских чиновников:
"22 апреля 1726 года встречается впервые постановление о вычете с гражданских чиновников: "кто в секретари по достоинству произведен будет, из жалованья вычитать и в лазареты отсылать против того, как у офицеров за повышение чинов вычитается, а именно по пропорции из определенного жалованья за один месяц"".
Налог на карьеру оказывался весьма обременительным для гражданских чиновников, а для офицеров и вовсе болезненным. Ведь боевой командир, которого за время частых военных кампаний не раз повышали в чине, рисковал вообще остаться без жалованья. Но на все просьбы отменить или снизить сборы за чины царствующие особы неизменно отвечали отказом. Мало того, была введена отдельная плата за патенты на чины, которая также обременяла офицерский бюджет: командиры полков, чьей обязанностью стала выдача патентов, продавали их офицерам с весьма значительной наценкой, и отказаться от внесения этой платы не было никакой возможности.
Свой вклад в увеличение сборов за чины внесла и Екатерина II. С чисто немецкой рачительностью она ввела правило о повышении офицеров в чинах при выходе в отставку. Так что любой офицер, отправляясь на заслуженный отдых в свои поместья, должен был внести сумму, равную месячному жалованью по новому чину, причем никакого жалованья после отставки ему не полагалось, а обязательной пенсии для отставников не существовало, пенсион испрашивался в военном ведомстве, решение ожидалось годами. Нововведение матушки-императрицы особенно больно ударило по мелкопоместному дворянству и офицерам, выслужившимся из солдат и не имевшим никакого собственного состояния. Они писали прошения с мольбами не повышать их в звании, но императрица оставалась непреклонной. Лишь когда поток прошений от неимущих отставных служак стал слишком велик, Екатерина II отменила сбор за повышение в чине младшим офицерам. Но старшие офицеры, несмотря на материальное положение, обязательно повышались при отставке в чине, и с них полностью взималась вся сумма сбора.
Первое облегчение настало только в 1862 году, когда Александр II отменил сбор за патенты на чины. Но вокруг самого сбора за повышение в чине разыгрались нешуточные баталии. Чиновников и офицеров в Российской империи было столько, что Министерство финансов ни в какую не хотело отказываться от этой статьи дохода. Тогда противники подати на чины привели весьма весомый аргумент: почему должны страдать те, кто повышается только в чине, но не в должности и потому его жалованье не изменяется? Ведь он платит не с увеличенной суммы, а с той же самой, нанося ущерб материальному положению своей семьи, которое у многих и так оставляет желать лучшего.
Словопрения продолжались аж до 1873 года, то есть почти 14 лет, пока Александр II не утвердил мнение Государственного совета о введении сбора за повышение жалованья чиновникам взамен прежнего сбора за повышение в чине. С тех пор с каждого состоящего на государственной службе лица после повышения жалованья взималось 25% из суммы годовой прибавки. Причем сумма налога раскладывалась на три месяца, и в результате получалось, что три месяца после повышения жалованья счастливец получал зарплату не в новом, а в прежнем размере.
"При предполагаемом способе,— говорилось в мнении Государственного совета,— всякий платил бы за действительное материальное улучшение своего положения пропорционально степени сего улучшения и притом не только не подвергаясь временному сокращенно производившегося уже содержания, но предвидя наверное не далее как через три месяца увеличение оного. Очевидно, что ожидать повышения оклада легче и выгоднее, нежели платить из того, кто что имеет".
Чиновники, понятное дело, остались недовольны. Но с высочайшим решением спорить не приходилось, и налог на повышение зарплаты госслужащих взимался до самого конца существования Российской империи.
Мясная подать
Екатерине II часть подданных Российской империи была обязана еще одним довольно своеобразным налогом, взимавшимся на протяжении множества лет и после ее кончины,— "коробочным сбором". Этот налог появился в Польше и достался России вместе с частью ее территории после раздела Польши.
"Коробочный сбор,— писал исследователь вопроса Ш. Э. Левин в 1910 году,— это особый денежный сбор (акциз), который взимается Еврейским Обществом или откупщиком с каждого фунта кошерного мяса, продаваемого мясоторговцами, а также определенный сбор, взимаемый за убой скота и рез птиц на кошер. Этот сбор называется "общим". Но есть еще "вспомогательный коробочный сбор". Это налог, которым могут быть обложены еврейские общественные и торговые предприятия для усиления необходимых средств, не пополненных "общим коробочным сбором".
Коробочный сбор своим возникновением всецело обязан исключительному положению, или, вернее, тому страшному гнету, под которым находились евреи в средние века. Кардинальную роль в созидании этого сепаратного для евреев налога играли иезуиты. Поводом, давшим основание этому сбору, служили долги, лежавшие на евреях, католическому духовенству и вызванные тем, что для ограждения себя от преследования, вследствие разных обвинений, вымышленных главным образом иезуитами, евреи вынуждены были, или, вернее, их заставляли вносить выкуп в виде долговых обязательств, выданных еврейским обществом на имя иезуитских монастырей... В 1370 году в Познани, в Польше, произошло избиение евреев по следующему поводу: насупротив доминиканского монастыря была выстроена еврейская синагога. Доминиканец Ричиволь с разрешения епископа обратился к народу с воззванием уничтожить синагогу, так как ее тень затемняет блеск христианской церкви. Заключительные слова его проповеди были: "Очищайте пятна ваших грехов в кипящей крови безбожников и пожертвуйте их имущество Богу". Его пропаганда принесла желанные плоды: дикая, невежественная чернь разрушила синагогу, грабила и убивала евреев. Не довольствуясь таким кровавым триумфом, тот же изувер Ричиволь уговорил какую-то девку Анну, признавшуюся ему на исповеди, что украла из костела гостию (просфору), подтвердить пред всеми, что раввины уговорили ее украсть эту гостию, и за этот подвиг, in dei gloriam, обещал отпустить ей грехи. Демонский совет католического монаха во имя Бога имел успех: раввины и старейшины были схвачены, преданы суду и сожжены на костре. Кроме того, познанское еврейское общество должно было платить ежегодно налог в 800 злотых к празднику Тела Христова и доставлять в пользу доминиканского монастыря известное количество деревянного масла, воска и сала. Евреи по своей бедности не могли аккуратно выплачивать этот налог, и на их общество начислялись недоимки, достигшие впоследствии до 700 000 злотых.
Очень часто по настоянию духовенства и в их присутствии должны были происходить диспуты между евреями-талмудистами и евреями-неталмудистами. Результатом этих диспутов всегда было присуждение евреев-талмудистов к уплате всех издержек, доходивших до довольно внушительных сумм. В Каменец-Подольске благодаря таким многократным диспутам накопилось недоимок, т. е. долгов еврейского общества католическим монастырям, около 150 00 руб., а в гродненской губернии около 120 000 руб. Кроме этих вопиющих фактов, характеризующих с одной стороны отношение католического духовенства к евреям и с другой — тяжелое положение самих евреев, трепетавших каждую минуту за свою жизнь, которая зависела от каприза и злой воли какого-либо монаха или целой иезуитской коллегии, желавшей набить себе карманы награбленным у евреев имуществом... католическому духовенству принадлежали местечки, города и чуть ли не целые области, и евреям, желавшим приобрести грамоту на какие-либо права и имущество, приходилось вносить большие выкупы, взамен которых они получали хартии на эти права. Словом, без преувеличения можно сказать, что евреи в Польше стали полными данниками духовенства".
После перехода части польских земель под управление Российской империи евреи попросили Екатерину II списать с них долги католическому духовенству. Но императрица не стала ссориться с крайне влиятельной в новых владениях католической церковью и повелела:
"В просьбе их (евреев) о расчислении состоящих на них разных кредиторов, нажитых по показуемым ими бывшим на них гонениям долгов на части и о предписании требовать с них тех долгов в разные сроки, а не вдруг, отказать".
Отказывали евреям в отмене "коробочного сбора" и в последующие эпохи. Ведь собирать таким образом налоги, когда ни один член еврейской общины, по сути, не мог уклониться от уплаты, было гораздо удобнее, чем что-то менять и затем искать способы взыскания задолженностей. В итоге кошерная говядина в некоторых городах юга и запада империи стоила вдвое дороже, чем некошерная. Впрочем, Левин писал, что виной тому не столько алчность правительства, сколько бессовестность мясоторговцев, пользующихся создавшейся ситуацией.
Видоизменения во взимание "коробочного сбора" иногда все-таки вносились. К примеру, правительство освободило от его уплаты евреев с высшим образованием. Но выглядело это довольно нелепо, поскольку поступление евреев в университеты было очень затруднено. Против сбора выступали не только евреи, но и многие либералы, однако правительство не шло ни на какие уступки. Сбор канул в Лету только в 1917 году вместе с другими законами империи.
Позорищный сбор
Екатерине II страна была обязана и еще одним налоговым нововведением, которое также просуществовало до свержения династии Романовых. Вскоре после своего воцарения, в 1763 году, императрица утвердила генеральный план создания Воспитательного дома. А в числе источников финансирования этого благотворительного учреждения указала и такой:
"От публичных позорищ, то есть комедий, опер, балов и всяких игралищ за деньги, брать четвертую часть дохода в Воспитательный Дом".
А еще десять лет спустя уточнила указом, что сбор касается только сборов за билеты и не может распространяться на деньги, которые дает театрам казна:
"Принадлежащая Воспитательному Дому часть от спектаклей имеет ему доставляема быть по запискам из суммы, собираемой за вход в театры, за вычетом сопряженных с тем издержек, до суммы же, от Нас на содержание театров и музыки жалуемой, тому дому дела нет".
Но по-настоящему за взимание этого налога взялись во времена Павла I, супруга которого, императрица Мария Федоровна, решила лично патронировать русские благотворительные заведения. В 1798 году император отправил действительному тайному советнику князю Юсупову следующий указ:
"Вследствие представления, учиненного Нам от Любезнейшей Супруги Нашей Ее Величества Императрицы, яко Главноначальствующей над Воспитательными Домами, повелеваем: из суммы, собираемой за вход в городовые театры, десятую часть отсылать всегда в казну здешнего Воспитательного Дома, не касаясь италианской труппы до истечения заключенных с нею условий. Причем нужным почитаем предписать вам, чтоб впредь подобные условия деланы были без ущербу доходов, предоставленных в пользу Воспитательного Дома на основании привилегий, ему пожалованных".
Поскольку не все владельцы учреждений честно и добровольно соглашались платить десятину на благотворительность, Воспитательный дом обзавелся специальными людьми — они рыскали по столице и выявляли увеселительные мероприятия, которые можно было бы обложить сбором. Иногда, правда, они заходили слишком далеко и требовали деньги с заведений, которые лишь с натяжкой можно было отнести к увеселительным. Эти сборщики обложили сбором петербургские кофейни, так что самой императрице после жалоб содержательниц кофеен пришлось вмешаться и устранить перегиб.
А вскоре Ведомство учреждений императрицы Марии, занимавшихся благотворительностью, уже собирало дань с развлекательных заведений по всей империи. Чтобы не гоняться за владельцами театров и антрепренерами, чиновники ведомства ввели своеобразную предоплату. Полиция и власти не разрешали никаких представлений до тех пор, пока их организатор не предъявит билет специального образца из ведомства.
В некоторых частях империи пошли еще дальше и ввели плату за проведение частных вечеринок, концертов и домашних спектаклей. В Варшаве, например, полицейские являлись в дома и квартиры, из которых доносилась музыка, и требовали уплатить положенный сбор. Правда, из-за этого отношения полиции с состоятельными слоями общества испортились так, что полицейское начальство буквально умалило губернатора передать эту функцию другому ведомству. И в составе городского управления появились специальные чиновники, на которых возложили эту крайне неприятную миссию.
Самым удивительным в "позорищном сборе" было то, что вся страна исправно платила его, а Ведомство учреждений императрицы Марии собирало деньги, не имея на то никаких законных оснований. Указ Павла I относился исключительно к столице империи, а никакого другого законодательного акта, позволявшего производить сборы, не существовало. Только в 1882 году попечительский совет ведомства спохватился, и началось длительное разбирательство по поводу законности взимания сбора. Естественно, вспомнили и о генеральном плане Екатерины II. Получалось, что все театры более ста лет платили только 10% сборов, хотя матушка-императрица отписала на благотворительность четверть. Лучшие юридические умы с обеих сторон начали подготовку обоснований своей позиции. Судя по некоторым источникам, споры продолжались почти десть лет. Но в конце концов опекунский совет счел за благо оставить все в прежнем виде.
Чайные страдания
Однако самое большое недоумение вызывали у подданных Российской империи акцизы на товары и продукты питания.
"До какой степени косвенные налоги могут удорожать товары и продукты,— писал возмущенный публицист К. Кабанов,— это видно из того, что, напр., спирт и водка благодаря налогу стоят в десять раз дороже против того, сколько бы они стоили, если бы налога не было. Или, например, табак у нас в семь раз дороже, чем в Германии; фунт чая в Англии стоит 31 коп., у нас тот же чай — 1 р. 50 к. Сахар у нас около 15 коп. фунт и дороже, а в Англии он так дешев, что им свиней кормят и находят в этом расчет; и т. д., и т. д.".
Хотя ничего странного, по существу, в этом не было. Когда вся страна испокон веку дружно уклонялась от сборов и податей, властям не оставалось ничего другого, как облагать огромными акцизами товары повседневного спроса. Или изо всех сил сохранять замшелые, но приносящие постоянный доход сборы — вроде "позорищного" или за повышение в чине.
При таком выборе товаров для косвенного обложения, правда, основная часть выплат падала на беднейшую часть населения. Тот же Кабанов писал:
"На кого же главным образом падают эти налоги? Легко понять, что если богатый и больше может потреблять сахару, чая, спичек и пр., чем бедный, то во всяком случае не настолько больше, насколько он богаче. Ведь если бедный выкуривает 10-20 папирос в день или тратит на себя 1-2 фунта сахару в месяц, то ведь человек, который в тысячу раз богаче, не может же в день выкурить 10 или 20 тысяч папирос или поесть в месяц несколько десятков пудов сахару, чтобы хоть сколько-нибудь уравняться с бедным в платеже косвенных налогов, т. е. платить налоги хоть сколько-нибудь соответственно своему состоянию".
Но и это — одна из традиций отечественного налогообложения, так глубоко уходящая корнями в глубь веков, что ее уже вряд ли выкорчуешь.