рекомендует Андрей Плахов
Уже несколько лет подряд в конкурсе Венецианского фестиваля показываются, а нередко и побеждают российские картины, которые по-прежнему считаются в Европе разновидностью экзотики. Нынешний год не стал исключением. "Бумажный солдат" Алексея Германа-младшего награжден "Серебряным львом" за лучшую режиссуру и "Озеллой" за операторскую работу Алишера Хамиджоджаева и Максима Дроздова. Высокой профессиональной оценке со стороны жюри и теплому приему публики не помешала экзотичность материала.
Байконур времен первых космических полетов в самом деле далек от опыта сегодняшнего европейского зрителя, но в том-то и дело, что Алексей Герман не делает исторической реконструкции, скорее артистическую стилизацию унесенной ветром эпохи, пользуясь при этом современным кинематографическим языком.
Режиссер ставит в основу сюжета любовный треугольник, в котором активная роль отведена женщинам (Чулпан Хаматова и Анастасия Шевелева), а мужчине (Мераб Нинидзе в образе врача Даниила, готовящего космонавтов к полетам) достается скорее пассивная. Это отвечает сегодняшнему европейскому взгляду на историю ХХ века, в которой феминистский вектор оказался доминирующим.
В то же время фильм глубоко укоренен в российской и даже, можно сказать, советской кинематографической и культурной ментальности. В ней всегда был силен грузинский компонент, ведь и само название фильма пришло из песни Булата Окуджавы. "Бумажный солдат" — посвящение эпохе 1960-х годов с ее устремленностью в космос, реальной дружбой народов, верой в светлое (коммунистическое) будущее, которое по плану должно было наступить еще в 1980 году.
И еще это посвящение кинематографу того времени — Марлену Хуциеву, Михаилу Ромму, Кире Муратовой, Отару Иоселиани и, разумеется, Алексею Герману, отцу режиссера. Все они открыли негероические будни "страны мечтателей, страны героев". Правда, в "Девяти днях одного года" любовный треугольник развернут в сторону мужчин, а женщина играет традиционно подчиненную роль.
Разумеется, больше всего режиссер Алексей Герман обязан своим родителям — и не только отцу, но и матери сценаристке Светлане Кармалите. Обязан художественной генетической памятью, которая позволяет ему воссоздавать картину жизни, лично не пережитой, но прочувствованной через опыт своих родителей. Именно так Герман-старший воссоздал конец 1930-х годов в "Моем друге Иване Лапшине". То был фильм-метафора, в котором ни слова не сказано о сталинских репрессиях, но без слов ясно, что герои станут жертвами либо внутреннего террора, либо предстоящей войны. И если не физическими жертвами, то уж моральными наверняка. Это было кино о поколении родителей режиссера, его отца Юрия Германа и о восприятии их судьбы с точки зрения ближайших потомков. Точно так же Герман-младший проецирует семейные легенды, папины и мамины рассказы на "космический" сюжет, который служит чистой метафорой родительского опыта. И в том и в другом случае дело происходит незадолго до рождения рассказчика, и если о вторжении в Чехословакию не говорится ни слова, контекст финала оттепели и начала заморозков в стране прочитывается безошибочно.
На фоне подготовки космических полетов протекает жизнь специалистов второго состава, без которых не было бы всемирно-исторических триумфов первого. В отказе от тоталитарной монументальности, в открытии душевного мира реального человека и состояла прелесть оттепельного кино. Как выяснилось, его дыхание продолжает ощущаться и в XXI веке.
В прокате с 13 ноября