Этот дом построил на Ходынке Андрей Боков вместе с Борисом Уборевичем-Боровским. Официально заказчик, компания "Интеко", называет его "Дом-парус". Восхищенные журналисты некоторое время пытались приладить к нему название "Моби Дик", считая, что он очень похож на кита с глазом. Но в широких кругах его принято называть "Дом-ухо". Мне кажется, это к нему больше всего подходит.
Дом фантастический. Прямо подходишь — и ошарашивает. Не только потому, что такого нигде никогда не видел, но и потому, что это как-то невероятно просто. Поколения архитекторов с раннего авангарда твердят, что архитектура не требует деталей, не нужны подробности — нужен простой сильный пластический жест. Но это редко получается. Я даже не могу сейчас припомнить ни одного здания, где бы этого простого сильного жеста хватило на полноценную архитектуру. А тут получается, что хватает.
Кажется, что нужно было всего-то два действия. Дано — огромная жилая пластина. Ее нужно поставить на изгибающийся по дуге Ходынский бульвар. Ее нужно сделать разной высоты, чтобы не загораживать от солнца соседнюю школу. Изогнули. Нарисовали абрис, который дает разную высоту. Получилось то, что получилось. И это все.
На самом деле, конечно, не совсем все. Для того чтобы запихнуть многоквартирный дом в такой абрис, понадобилась масса усилий. Многоквартирный дом — это ведь машина, есть наработанные технологические решения, а тут пришлось делать нечто вроде асимметричного трехколесного лимузина. Вроде ездит по тем же принципам, что и остальные, а на самом деле все другое. Есть, скажем, лифтовые группы, и их верхний блок обычно располагается на крыше, а тут — нельзя. Есть, скажем, вентиляционные шахты, опять же с выходом на крышу, а тут — нельзя. Там на самом деле не ровная пластина, согнутая и обрезанная поверху, ширина корпуса там меняется, и по краям она уже — так что эта вещь куда скульптурнее, чем кажется на первый взгляд. Но все эти и десятки других уточняющих подробностей можно не знать, потому что все они работают только на то, чтобы повыразительнее представить нам первоначальную идею. Дом в форме уха.
Ходишь по Ходынскому полю, смотришь на это ухо и недоумеваешь — ну почему, собственно, это так действует? Ну что тут такого случилось? Подумаешь — согнул и обрезал, и все, а такой эффект! Такое ощущение, что тебе чего-то открылось, что ты как-то иначе увидел мир, а почему — как-то непонятно. Не знаю, кого как, а меня это даже нервирует. Я вдоль этого дома ходил в каком-то взвинчено-приподнятом настроении, все время было чувство, что с тобой что-то делают — то ли рассматривают, то ли мнут и гнут, то ли несут каким-то ветром, и ты движешься несколько быстрее, чем обычно.
В литературе есть десятки сюжетов о том, как человек попадает в какое-то место, где ему вдруг является скрытая структура мироздания. Скажем, залез за край земли и увидел хобот одного из трех слонов, поддерживающих землю. Или спустился вниз и увидел корни мирового Древа. Или самый частый случай — залез на небо и увидел Небесный Иерусалим. Здесь какая-то такая же история. Пришел на Ходынку и увидел что-то совсем очевидное и простое, но вместе с тем все начисто переворачивающее. Но что?
Сначала кажется, что это просто. Вокруг все прямоугольное. Прямоугольные окна собираются в прямоугольные секции, они — в прямоугольные дома, те — в прямоугольные кварталы. Но мы-то не прямоугольные! У нас вон в теле вообще ни одного прямого угла, все какое-то кривое, где-то утолщается, где-то наоборот. И вот достаточно было внести в этот прямоугольный мир одну такую форму, и стало ясно, что все эти прямые углы — не закон, а морок. А люди устроены иначе.
Потом обнаруживаешь, что дело все-таки не в этом. Люди-то устроены иначе, но жилье — все равно прямоугольное. И эта штука расчерчена прямоугольными клеточками, как будто это действительно рыба-кит из "Конька-горбунка", только застроенная не избами, а панельными домами. Есть скульптурность отдельного живого тела, а есть прямоугольность социума, где все, как ни верти, ни гни, ни режь, а все равно по квадратикам. Нет, главное тут — не то, что тело этого дома как-то вторит человеческому в смысле незнания прямых углов. Главное — эффект масштаба. Ты как бы перепрыгиваешь через масштаб города, через прямоугольность его кварталов и вдруг обнаруживаешь, что дальше есть что-то очень большое и что оно опять похоже на тебя. В смысле выстроено по тем же скульптурным законам, что и твое тело.
Там ходишь и думаешь — чье это тело? В смысле — откуда взялась эта скругленность? Кому она принадлежит? Она больше, чем ты, она больше, чем дом, она больше, чем квартал, она — что-то колоссальное, и по размерам — как линия холмов или склон. Это — масштаб земли, масштаб ландшафта в целом, простирающегося настолько, насколько хватает взгляда.
Я поэтому и говорю — ухо. Ухо Земли. Та очень простая и очевидная, но вместе с тем и совершенно неосознаваемая истина, которую вдруг предъявляет этот дом, заключается в том, что мы живем не в домах, не в районах, даже не в городе-герое Москва, а в том, что мы живем на Земле. И эта Земля, во-первых, больше всего, что на ней находится, а во-вторых, устроена скульптурно, как наше тело. Она вот может где-то изгибаться, где-то истончаться, где-то утолщаться. Но она не знает прямых углов.
Вот это — действительно жест. Архитектор, проектируя дом, может призвать себе на помощь разные силы. Может, скажем, историю — и тогда дом станет рассказывать вам о том, что вы встроены в долгую чреду поколений. Может технику — и тогда дом будет славить достижения технического прогресса. Можно, в общем, по-разному. А здесь задействованы очень простые силы, но простые в смысле — изначальные, присутствующие всегда и везде, но поэтому не замечаемые. Здесь в масштаб района привнесен масштаб Земли, и отсюда ощущение, что ты столкнулся с чем-то невероятным, небывалым. Осип Мандельштам справедливо написал, что Земля всего круглей на Красной площади. Но это было до боковского дома. А сейчас я даже не знаю. Мне иногда кажется, что теперь она круглей на Ходынском поле.
А это, кстати сказать, такая современная Земля. Молодежная. Присмотритесь к уху. Там в мочке — клипса.