побывал Геннадий Йозефавичус
По дороге в пустыню Вади-Рам Мустафа, мой иорданский проводник и водитель, останавливается у какой-то неприметной лавки, заходит внутрь и уже через минуту выходит с бутылкой вина. Потом Мустафа смотрит на меня (весьма оценивающе), возвращается в магазин и покупает вторую бутылку. Уже открыв дверцу внедорожника и поставив ногу на подножку, мой Вергилий чешет в затылке, снова возвращается в лавку и покупает виски.
Наконец, Мустафа влезает на свое сиденье, заводит двигатель, и мы отправляемся дальше. Немного испытав мое терпение, водитель кивает на брошенные на заднее сиденье бутылки и говорит:
— В Captain`s Camp, куда мы едем, не подают спиртного. Хозяин настолько правоверный, что даже своих гостей он лишает выпивки.
— Что же, он разрешает привозить с собой?
— В лагерь — не разрешает, но для тебя он ставит в пустыне палатку, а там делай что хочешь.
— А почему мне ставят отдельную палатку?
— Ты же русский. Вы же не можете не выпивать! Это каждый знает.
Что я мог сказать в ответ? Да, русский. Это, как говорится, многое объясняет. Но идея ночевать в пустыне в одиночку показалась мне весьма плодотворной. Сам по себе Captain`s Camp — большое и шумное заведение — особо меня не привлекал. Не хотелось быть участником массового веселья, танцев у костра, не было желания быть зрителем бедуинского театра. Я, наоборот, мечтал о пустыне, какой она мне нравится: тихой, прозрачной в свете звезд, с ароматом чая с травами. И репутация русского выпивохи, составленная хозяином Captain`s Camp на основе полевых наблюдений над моими соотечественниками, сослужила мне добрую службу.
Все это я понял чуть позже, а пока мы с Мустафой ехали в Captain`s Camp, где к нам должен был присоединиться местный проводник, знающий путь до разбитой в песках палатки. Мы ехали между большими глыбами песчаника вдоль британской узкоколейки, и я пытался представить, как знаменитый шпион и великий авантюрист Лоренс Аравийский, что арабский Моисей, водил по пустыне бедуинов, пытаясь (небезуспешно!) превратить кочевников в народ. Помните фильм с Питером О`Тулом? Так вот все это именно здесь, в Вади-Рам, и происходило.
Вскоре мы приехали в Captain`s Camp, размяли ноги, послушали коллективный лютеранский молебен (в лагерь за полчаса до нас приехала группа паломников из Германии), пообедали и отправились в пески.
В какой-то момент мы въехали в небольшой каньон и оказались у покрытой верблюжьими килимами палатки, у входа в которую на корточках сидел бедуин в галабии и белом платке. Новый водитель вылез из автомобиля и жестом пригласил нас последовать за ним в палатку. Мы с Мустафой прошли внутрь, взяли протянутые водителем стаканы, налили себе чаю из стоящего прямо в костре чайника и, разувшись, уселись на ковер. Бедуин на корточках не шелохнулся. Я сделал первый глоток, ощутил вкус чая и замер в полном блаженстве, ибо чай оказался неимоверно прекрасным. Мята, какие-то местные травы типа нашего чабреца, крупицы собственно чая, сахар, дымок костра, родниковая вода, воздух пустыни — тайный состав, прокипяченный на открытом огне, превратился в волшебный напиток.
Мы выпили чаю, вышли из палатки, сели в машину и снова поехали. Водитель время от времени останавливался, чтобы показать пещеры, или созданные ветром скульптуры, или занесенные песком колодцы, а потом мы выехали на просторное плато, и водитель, выйдя из машины, указал жестом Дягилева, приведшего спонсоров на генеральную репетицию "Жар-птицы", на клонящееся к западу солнце и велел ждать заката. Сам он, быстро собрав вокруг щепки, развел огонь и стал кипятить воду для чая. Огромный красный шар свалился за горизонт, и вокруг стало довольно быстро темнеть. Мы пили чай, песок из розового, окрашенного последними лучами солнца превращался сначала в серый, а потом и вовсе в черный, и только костерок все еще боролся с темнотой. Вскоре, впрочем, и он погас, и мы снова отправились в путь.
Через полчаса наш Land Rover въехал в пространство, с одной стороны ограниченное скалой, а с другой — длинной, разбитой на отсеки палаткой. Меня отвели в "спальню", куда вслед за мной были доставлены полотенца, кувшин с горячей водой и таз. Наконец-то мне удалось смыть слой песка, покрывший все незащищенные части тела. Переодевшись, вернее, одевшись во все свитера, взятые с собой, я вышел к костру. Полный набор арабских закусок — мутаббаль, бабагануш, тахина, хумус — уже был выставлен на низком столике. Тут же, на столике, стоял мой алкогольный набор. Стоит ли говорить, с каким удовольствием я проглотил первые 50 граммов виски.
За стол, впрочем, меня еще не звали. До начала трапезы мне предстояло увидеть, как для меня готовили ягненка. Вместе с еще одним бедуином мы поднялись на ближайшую дюну (к тому времени вышла луна, и все вокруг осветилось ее мертвенным светом), где мой провожатый взял лопату, снял ею слой песка, откинул какую-то тряпку и велел заглянуть внутрь. В яме, из которой потянуло жаром и ароматом ягнятины и специй, оказалось нечто вроде железной бочки на ножках, прямо под которой лежали угли. Все то время, пока мы ехали из Captain`s Camp, ягненок томился в этой духовке, дожидаясь моего приезда. Бедуин захватил крючьями бочку, вытащил ее наверх, откинул крышку и достал тушку. У меня, понятно, потекли слюнки.
Мы спустились к лагерю, ягненок был водружен на огромное блюдо, я, Мустафа и водитель, скинув обувь, уселись прямо у костра, и началась неспешная трапеза. Какой Michelin! Какие такие звезды, кроме тех, что высыпали в небе над нами! Все, что есть в мире вкусного, было передо мной на столе. И лучше того ягненка ничего и быть-то не может. Ну разве что тот козленок, которого в банановых листьях для меня приготовили в Уганде. Да и то не лучше, а ровно так же — божественно просто и безо всяких ухищрений, как только и можно на самом деле готовить.
Разомлевший, сытый, чуть пьяный я ушел в свою палатку и упал на кровать, укрылся тремя верблюжьими одеялами и немедленно заснул. И ничего не слышал, ничего не чувствовал, хотя ночью и был страшный ветер и даже, как говорят, что-то вроде дождя. И палаточная крыша хотела сначала улететь, а потом грозилась не выдержать напора воды. А я спал.
А наутро встал неимоверно бодрым, как будто в чае том берберском, которого было выпито больше, чем вина (а вина было выпито известно сколько!), было примешано нечто такое, что придает силы и избавляет от похмелья. А может, и вправду было что-то примешано.
Побросав вещи во внедорожник, мы ранним утром выехали в пустыню, завезли проводника обратно в Captain`s Camp и поехали дальше — в Петру.