Президент Дагестана Муху Алиев предложил спецкорреспонденту ИД "Коммерсантъ" Ольге Алленовой свое объяснение того, почему в Дагестане убивают известных людей.
"Я убежден, что это политическое убийство"
— Руководителя ГТРК "Дагестан" Гаджи Абашилова считали самым близким к вам человеком. Кто-то говорит, что это попытка давления на вас. Кто-то — что это борьба за кресло. А вы как считаете? Что стоит за его убийством?
— Строить догадки и версии — дело соответствующих органов. Лично я убежден, что это политическое убийство. Это работа тех людей, которых не устраивает все то, что сегодня делает власть в республике, делаю я как президент. Абашилов — один из самых активных, принципиальных, последовательных сторонников этого курса. Он был боец бескомпромиссный. Таких людей очень мало, которые при любой ситуации правду называют правдой, ложь называют ложью, имеют собственное достоинство, имеют свое мнение. И не только имеют, но и отстаивают. Я добьюсь расследования этого убийства и добьюсь, чтобы были установлены не только исполнители, но и заказчики. За этим политическим убийством стоят трусливые люди, которые не в состоянии открыто выступить против власти.
— Многие в Дагестане вспоминают, как в 2003-м был убит министр по делам национальностей Гусаев, а в 2005-м — глава того же ведомства Загир Арухов. За этим стоят одни и те же люди?
— Может быть, не одни и те же, но их объединяет трусость, страх высказать свою точку зрения открыто, зная, что они получат вразумительный, нормальный ответ и не найдут никакой поддержки в народе. Если убийство Гусаева, убийство Арухова больше связывают с религиозно-политическими экстремистами, то думаю, что в случае Абашилова замешаны не религиозные фанатики. Расследование все покажет, но, на мой взгляд, в убийстве Абашилова замешаны люди, которых не устраивают те перемены, которые за два года произошли в Дагестане. Это люди, которые боятся этих перемен, потому что по большому счету изменения связаны с улучшением жизни и обеспечением безопасности подавляющего большинства дагестанцев.
— Вы говорите, что за два года многое изменилось. Но в горах идут перманентные спецоперации, Унцукульский район блокирован уже несколько месяцев, и о безопасности в республике говорить рано.
— Знаете, все-таки в Дагестане безопаснее стало жить даже по сравнению с 2005 годом. В республике тогда еженедельно совершались террористические акты. 47 терактов было совершено в 2005 году. Это был пик терроризма. В прошлом году у нас был зафиксирован один террористический акт. 2004-2005 годы — это был пик похищений людей в Дагестане. А по итогам прошлого года в республике значительно меньше совершено убийств, похищений людей, меньше преступлений с применением огнестрельного оружия, взрывчатых устройств. Прошлым летом 200 тысяч туристов приехало в Дагестан. Поэтому я считаю, что сегодня в Дагестане стало жить безопаснее. Конечно, нет никаких оснований самоуспокаиваться, потому что бандформирования не ликвидированы окончательно. Они действуют еще в нескольких районах Дагестана, в том числе и Унцукульском. Вы же понимаете, что такое даже небольшая группа из четырех-пяти человек, если она объединена фанатично настроенными людьми. Они могут нанести огромный ущерб республике. Поэтому правоохранительным органам, органам власти и общественности нельзя терять бдительность.
Общественно-политическая стабильность во многом зависит и от того, как решаются социально-экономические вопросы. И в этом плане у нас прошлый год был наиболее успешным. Валовый региональный продукт вырос на 19%. Вообще по динамике развития Дагестан сейчас находится в числе лучших регионов ЮФО. Если сравнить с 2005 годом, зарплата средняя в республике выросла почти в два раза. Или другое: налоговые поступления в консолидированный бюджет Дагестана в 2005 году составляли немногим более 4 млрд руб., а прошлый год мы закончили с 8 с лишним млрд руб. В два раза больше поступило налогов! Это что значит? Мы без федеральных денег, за счет собственных поступлений смогли в два раза повысить зарплату всем творческим работникам всех наших театров и газет. Такого большого количества газет, театров нет нигде. Мы смогли в школах восстановить горячее питание для детишек, которого не было десять с лишним лет. Реальные доходы на душу населения тоже почти в два раза выросли. В Дагестан пришли впервые за весь наш постсоветский период частные инвестиции. Уверен, что мы идем по правильному пути. Это связано с переходом от клановой, криминальной, теневой экономики к цивилизованным, социально-ориентированным, рыночным отношениям. От беззакония и коррумпированности, к закону и порядку, к развитию институтов гражданского общества, установлению их контроля над властью.
Естественно, что этот процесс происходит в жесткой борьбе. У новой политики, озвученной нами в посланиях Народному Собранию и проводимой последовательно, немало открытых и скрытых противников и врагов. И убийство Магомедгаджи Абашилова — тому прямое подтверждение.
"Ну кто сопротивляется? Мафия алкогольная"
— Мне высказали такую точку зрения: активизация клановой борьбы происходит потому, что в Москве приходит новый президент, и кто-то пытается показать ему, что Муху Алиев ничего не контролирует. То есть рассчитывают, что тот поменяет здесь власть.
— Может быть, то, о чем вы говорите, имеет под собой какие-то основания, но я хочу вам сказать, что такие громкие убийства и преступления в Дагестане совершаются именно в те моменты, когда происходят важные политические события, например выборы. Я вам уже как-то рассказывал, как сложно вообще в Дагестане проводить выборы. У нас были самые сложные в моей практике выборы в муниципальные образования и парламент. Были убийства, были покушения. Потом были выборы в Государственную думу. И тогда был совершен ряд громких преступлений. Было убийство лидера партии, который все время говорил, что в стране и в республике случайная власть. Кто-то и убил его, полагая, что все это можно связать с властью. Но, слава богу, сейчас дело идет к раскрытию, и видно будет, кто в этом замешан. Тогда же было убийство Героя Соцтруда Наримана Алиева, очень уважаемого человека в республике. Было похищение депутата в Кизлярском районе, до сих пор он не найден. То есть вот такие события происходят в какие-то переломные периоды. И то, что сейчас происходит, носит политическую окраску. Это связано в первую очередь с подведением итогов моей работы за два года. Перемены, о которых я вам рассказываю, не могут происходить без сопротивления. Ну кто сопротивляется? Сопротивляется мафия алкогольная. Из 3,5 млн декалитров водки, которая реализуется и производится в республике, акцизы платят с 500 тысяч, а 3 млн в тени. Я добиваюсь того, чтобы их вывели из тени. Или реализуется в республике почти 1 млн горюче-смазочных материалов. Здесь действует другая мафия. Доходы 9-10 млрд руб. в год получают. В бюджет республики вместо минимум 1 млрд руб.поступает лишь 15 млн. Сопротивляется и эта компания. Или возьмем товарооборот. У нас со Ставропольским краем примерно одинаковый товарооборот, но там собирают чуть ли не в десять раз больше налогов, чем в Дагестане. Естественно, этим людям, которые привыкли к такому образу жизни, этой мафии, не нужен ни президент, ни председатель правительства, или председатель парламента, которые говорят им: "Хватит, больше не позволим".
— Вы всерьез рассчитываете победить тех, о ком говорите?
— Десятилетиями в Дагестане складывались коррупционные отношения, и без серьезных изменений в кадровом составе двигаться дальше невозможно. И они это понимают. И сопротивляются отчаянно. Понимаете, мы сейчас находимся на таком отрезке пути, когда решается, кто кого. И здесь очень важно, чтобы и органы государственной власти, и органы муниципальные, и институты гражданского общества работали вместе. И вместе боролись с теми, кто ничем не может ответить на нашу политику, кроме автомата Калашникова.
"Я не должен ориентироваться ни на детей Магомедова, ни на его клан"
— Я понимаю, что здесь не принято называть имена и фамилии, но я должна вас все-таки спросить, кого вы имеете в виду, говоря о кланах. Это люди Магомедали Магомедова и его сына, которые все еще остаются на многих ключевых постах? Это люди мэра Амирова, который устраивает вам энергетические кризисы?
— Если говорить о Магомедове, то мы с ним работали много лет вместе. Магомедов работал в очень тяжелое время для России и очень тяжелое время для Дагестана, и он немало сделал для того, чтобы сохранить Дагестан. В то время угрозы были другие. И вызовы были другие. Это были вызовы и угрозы, связанные с целостностью России. Но после 2000 года Дагестану нужна были другая политика, связанная с тем, что надо подвести итоги войны и перестраивать экономическую и инвестиционную политику, совершенно по-другому вести кадровую политику и многое другое. Что я и собираюсь делать. Нравится это кому-то или не нравится. И то, что я делаю, не является каким-то приглашением для борьбы с прошлым. У нас это не принято. Но поскольку я провожу другую политику, кому-то из окружения Магомедова, может быть, это не нравится. Это их дело. Но еще раз говорю: отдавая должное Магомедову, я не должен ориентироваться в своей работе ни на его детей, ни на его клан.
Что касается Амирова и энергетического кризиса в Махачкале, я считаю, что в том, что произошло зимой в городе, виновато руководство города и, конечно, мэр виноват. Я думаю, что город слишком увлекся решением вопросов, связанных с благоустройством, озеленением, дорожным строительством и так далее. Это нужно, это хорошо, всем же приятно ездить по хорошей дороге, но ведь все горожане чувствовали, что эта энергетическая катастрофа может произойти. Была зима 2005 года, и город еле-еле выдержал это все, и нужно было тогда извлечь из этого уроки, а не ждать, когда случится то, что случилось. Я не считаю какой-то спланированной против меня акцией этот энергетический кризис. Если уж эта операция кем-то и была спланирована, то она прежде всего направлена против мэра города, потому что отвечать за это он должен. Мы вообще все, что есть в республике, мобилизовали, чтобы помочь им выйти из этого кризиса. И сейчас будем помогать, потому что я не вижу никаких действий мэра, направленных против меня и против той политики, которую веду.
— Говорят, что между мэром и убитым Абашиловым был конфликт по поводу телеэфира. У мэра была своя программа в вечернем эфире ГТРК на частоте "Первого канала". И, по словам некоторых коллег Абашилова, тот собирался ее закрыть. А если бы вы не продлили контракт с Константином Эрнстом, программа прекратила бы существование сама по себе.
— Я действительно ездил в Москву и по просьбе Абашилова. Он пришел ко мне и сказал, что с 1 апреля этого года Дагестанское телевидение не имеет права продолжать вещать на "Первом канале". Нас выключат. Мы должны перейти на частоту РТР, но этот канал не охватывает 17 из 40 районов Дагестана. Вы понимаете, что такое в сегодняшних условиях отключить полреспублики, которая привыкла к ежедневным новостям? Абашилов сказал мне: кроме вас, никто этот вопрос не решит, переговорите с Эрнстом. У меня в Москве были и другие вопросы, я поехал, зашел к руководителю "Первого канала", рассказал ему все, поблагодарил его за терпение, что они уже десять лет держат нас на канале, где мы незаконно вещаем. Я пообещал ему, что в течение года найдем деньги, найдем людей, которые сделают все необходимое, чтобы эти 17 районов были обеспечены сигналом и мы могли перейти на частоту РТР. И он с пониманием отнесся, сказал, что понимает, какова роль Дагестана, и дал нам добро до 1 января 2009 года. Но никакой вопрос о программе "Махачкала" ни я, ни Абашилов никогда не ставили. Гаджи иногда выражал свое недовольство по поводу качества того, что там показывают, ну, это же обычная работа. И на эти 15 минут, которые отданы городу, никто не покушался.
— Но убийство Абашилова случилось именно в тот день, когда вы продлили контракт с "Первым каналом".
— Да. Я был у Эрнста, он мне рассказывал о другом убийстве — журналиста "Первого канала" Ильяса Шурпаева. А вечером убили Абашилова.
— Вам не кажется, что это странное совпадение — вы заключаете такой договор и убивают руководителя ГТРК?
— Я думаю, что это случайное совпадение. Это убийство могло произойти в любое время, судя по тому, как они преследовали его и ждали. Мне министр внутренних дел рассказывал, что это преступление готовилось не один день.
"У нас сегодня нет оппозиции в прямом смысле этого слова. И это плохо"
— И Шурпаев, и Абашилов входили в так называемый черный список, обнародованный газетой "Настоящее время". Что вы об этом думаете?
— Очень странная история. Я об этом совсем недавно узнал. Я читал, что гендиректор ООО "Редакция газеты Еженедельник "Настоящее время"" Ризван Ризванов якобы сказал о том, что эта газета должна быть как бы идеологическим "киллером" для Алиева... Думаю, если этот список существует, то это работа для правоохранительных органов. Как они могли оказаться вместе в этом списке, я не знаю. Они разные люди. Абашилов всегда был на острие борьбы. Что касается Ильяса, мне казалось, он никогда власть или кого-то еще не критиковал, и мне трудно сказать, что с ним произошло.
— В Дагестане много газет. У каждой политической группировки есть своя газета, с помощью которой она с вами борется. В связи с "Настоящим временем" упоминают не только бывшего прокурора Дагестана Яралиева, но и Сулеймана Керимова. А гендиректор говорит журналистам, что надо "мочить президента". Зачем Яралиеву или Керимову мочить президента?
— У меня нет информации о причастности Керимова к газете "Настоящее время". Более того, по некоторым данным, опубликованным в СМИ, не так давно его представители встречались с Ризвановым по поводу заявлений о причастности Керимова к финансированию газеты. Если верить этим данным, гендиректор ООО опроверг свои якобы имевшие место утверждения о связях с членом Совета Федерации. Что касается Яралиева, то я не думаю, что, даже являясь опосредованным учредителем этой газеты, он ставит задачу, как вы говорите, "мочить президента". Те же, кто все-таки пытается этим заняться, должны подумать, чем президент может им ответить. Если они хотят со мной дискутировать по поводу развития Дагестана — я готов, я люблю открытый разговор. Тому, кто честен, справедлив, имеет благие намерения, подпольные списки и киллеры не нужны. У нас сегодня нет оппозиции в прямом смысле этого слова. И это плохо. Зато хватает любителей подковерной борьбы, интриг. Но и это в какой-то мере можно терпеть. Нельзя терпеть, когда у тех, кто рвется к власти, нет других аргументов, кроме терактов и убийств оппонентов.
Это первое. Второе. У нас действительно много газет. Не вижу ничего плохого в этом. Считаю, было хуже, когда, прежде чем зайти в какую-то комнату, вы сразу оглядывались по сторонам и спрашивали, можно ли говорить и не подслушивают ли вас. Мы же через это уже прошли. Или было хорошо, когда газеты издавали в Пятигорске, привозили сюда и распространяли подпольно, а кто-то скупал этот тираж, чтобы ни в чьи руки не попадало? Нет, это было плохо. Так что пусть говорят и пишут. Но у нас есть перегибы. Есть газеты, созданные людьми, которые в свое время, используя свое служебное положение, приватизировали все, что можно приватизировать в Дагестане. И как только эти люди чуть-чуть разбогатели, они сразу начали воевать за должности. Кому-то одно, кому-то другое, а кому-то сразу президентом надо быть. И они считают, что по известной формуле надо сначала газету издать, потом поливать грязью того, кто работает, и выдавливать его, чтобы занять его место.
Но человек, который издает газету, журналист, должен иметь совесть. А если у них нет совести, то должно быть профессиональное сообщество, которое скажет им об этом. У нас вот есть содружество, Союз журналистов, но они должны собираться не только тогда, когда кого-то ранят или убьют, но и тогда, когда журналист методично, день ото дня своей ложью убивает, скажем, другого человека, дискредитирует саму суть журналистики. Не работают нормально профессиональные союзы. Не работают прокуратура, контролирующие органы. Ссылаются на нехватку опыта. Зато они очень хорошо знают, работники правоохранительных органов, то, что не нужно делать. Крышевать, душить малый бизнес или вот заодно с этими теневиками, с водочниками работать. Вот там они у нас прошли высочайшую подготовку! Поэтому я считаю, что, конечно, нам назад возвращаться не нужно, но должны быть внутренние регуляторы общества и должны работать контролирующие органы, которые следили бы за тем, чтобы свобода в отрыве от ответственности не функционировала.
— Кажется, у вас совсем недавно УБОП проводил какие-то проверки в газетах?
— На одном совещании глав муниципальных образований я в своем выступлении сказал, что мы не только чиновники, мы еще и идеологи, то есть мы должны объяснять то, что происходит в республике, чтобы людям искаженную информацию не преподносили. Не думаю, что последовавшие за этим проверки в редакциях были связаны с моим выступлением. Скорее всего, это было связано с тем, что редакция газеты "Черновик" наехала на министра внутренних дел. Я читал, там несколько страниц было ему посвящено. И из МВД для проверки "Черновика" приехала команда людей. Я, когда узнал, позвонил министру и попросил его прекратить это, что и было сделано.
— Вы с главой МВД первое время не ладили. А сейчас нашли общий язык?
— У меня не было проблем во взаимоотношениях с министром внутренних дел Дагестана. Он много работает, и налицо результат этой работы, особенно в плане противодействия религиозно-политическому экстремизму. Но есть и серьезные недостатки, связанные в первую очередь с борьбой с экономическими преступлениями. К минусам могу отнести также недостаточную разъяснительную работу министра и самого министерства. Принимая в целом правильные решения, они не объясняют, не доводят смысл происходящего до населения и заинтересованных лиц. Яркий тому пример ситуация с гаишниками. Считаю, что министр правильно поступил. 500 человек охраняют вот этот кусочек федеральной дагестанской трассы! Поедешь в Азербайджан, останешься без денег. Коллег встретишь по ЮФО, они говорят: "Через вас проехать в Азербайджан — это все равно что через всю Россию". Я и говорю министру: "Ну, наведи порядок, что это такое". Ему это, видимо, надоело, и он решил часть постов ликвидировать. Но это же люди, которые живут на этом бизнесе, надо их собрать и все объяснить. Надо предложить им работу — участковым или кем-то еще. А он толком не объяснил, вот они и вышли на трассу бастовать.