К семидесятилетию Андрея Битова издательство "Азбука-классика" выпустило книгу "Полет с героем". Она состоит из двух частей: роман "Улетающий Монахов", и двенадцать рассказов и эссе, написанных с 1961 по 2003.
Еще в шестидесятые годы в первых частях "Монахова" и в "Пушкинском доме" Битов на годы вперед сформулировал внутренний мир позднесоветского интеллигента. Тончайшая психологическая наблюдательность, ум, легкий и гибкий стиль, обобщения, возникающие не из рассуждений, а из смены неуловимых ощущений и мимолетных мыслей, сочетание самоанализа и самообмана напоминали о Прусте. Но центральное сомнение прозы Битова — это не прустовское сомнение в объекте любви, а позднесоветское сомнение в себе, в подлинности своих, а не чужих чувств.
От человеческих чувств герои Битова отрезаны желанием во что бы то ни стало быть "человеком", то есть героем классической русской литературы. Лучше потратить жизнь на сомнения, человек ли ты, чем признать себя "не человеком" и начать жить. У героев Битова нет решимости признаться раз и навсегда: "Я не человек, не тот, кем меня хочет видеть внутренний дед или внутренняя мать" — и из чьего-то подобия превратиться наконец в кого-то: в алкоголика, гомосексуалиста, социальную крысу, упыря, то есть превратиться в одного из тех, кем решились оказаться герои Венедикта Ерофеева или Евгения Харитонова, Александра Зиновьева или Юрия Мамлеева — и уже "из глубины", из положения "не человека" получить право на, как сказал бы Мамлеев, "теплое человеческое чувство".
Именно поэтому о детстве и о юности, то есть о времени, когда у тебя еще есть право не быть человеком,— лучшие рассказы Битова, в этом сборнике — "Нога", "Дверь", "Сад".
Критик Марк Липовецкий верно писал, что у Битова симуляция реальности предстает как закон тоталитарной эпохи, как следствие незамечания катастрофы и существования так, как будто ничего не произошло. Но сюда нужно прибавить и незамечание текущей истории. Битов идеально передал самоощущение брежневской эпохи — изнутри страны она казалась выпадением из истории, а с внешней точки зрения эта страна и прежде всего ее интеллигенты, то есть инженеры, то есть сотрудники ВПК, стремительно вели историю к концу. Битовские призрачные Печорины в каком-то томительном полусне проектировали и строили ракеты — но сомневались не в том, что они делают, а в том, способны ли они по-настоящему любить.
Можно ли быть Печориным или Онегиным, будучи сыном непохороненных жертв и неосужденных палачей и готовя уничтожение или порабощение человечества,— этот вопрос не мог быть поставлен прямо и выедал битовского человека изнутри, оставляя от него полую оболочку.
Но не нынешней российской культуре прибегать к "строгости судьи и гражданина". На наших глазах и в нашем лице полые люди сперва превратились в сплющенных, а потом сменились плоскими — и несущими свою двумерность гордо, не веря в то, что бывает иная человечность. Память о ней — недоступной, подлинной, нереальной — ценой собственной личности сохраняли и сохранили герои Битова.
Андрей Битов "Полет с героем" М.: "Азбука-классика", 2007