приглашает Андрей Плахов
Фильмы made in China давно уже не считаются диковинкой на главных международных фестивалях. Хотя в Китае делают успешное жанрово-коммерческое кино, не менее заметен Китай на фестивальной и арт-хаусной кинокарте. Подряд два китайских фильма победили совсем недавно в Венеции и в Берлине: "Натюрморт", таким образом, оказался украшен венецианским "Золотым львом".
За двадцать лет, в течение которых китайские фильмы срывают престижные фестивальные призы, сформировался стойкий имидж этой кинематографии. Чаще всего ее представляют красочные киноленты из далекой истории разных императорских династий или поэтические притчи, где эксплуатируется во всей своей красе восточная экзотика — китайская опера, искусство фейерверков, кулинарии или, предположим, публичных домов. Именно такими фильмами прославились классики китайского кино Чен Кайге ("Прощай, моя наложница") и Чжан Имоу ("Зажги красный фонарь").
Режиссер Цзя Чжанке, принадлежащий уже к другой генерации китайской режиссуры, совсем не похож на них. Его социальные, привязанные к современности фильмы лишены цветовой символики и с первого взгляда больше похожи на итальянский неореализм. Их герои — не декадентствующие аристократы и не оперные артисты, а самые простые люди. В "Натюрморте" два главных героя. Один — среднего возраста мужчина, который ездит по реке Янцзы в поисках жены и дочери, которых не видел много лет. Другая — молодая женщина, она ищет своего мужа, но с прямо противоположной целью — чтобы сказать ему, что полюбила другого, и получить развод. Обе истории абсолютно заурядны, как и их герои: не блещут ни красотой, ни экстравагантностью, ни изощренностью чувств. Герои переживают жизненные невзгоды и даже страдают, однако фильм так устроен, что особенно сочувствовать им у зрителя не остается времени. Потому что две поставленные в центр истории — всего лишь стрелки, пунктиры, позволяющие ориентироваться в удивительно насыщенном пространстве фильма, суть и содержание которого составляет нечто совсем другое.
Действие "Натюрморта" разыгрывается в одном из самых энергетических — в прямом и в переносном смысле — районов Китая, в бассейне "желтой" реки Янцзы и в районе Сычуани, где строится колоссальная плотина "Три ущелья", возводятся фантастические мосты, новые мегаполисы и разрушаются старые постройки, затопляются целые города, в которых веками ютились миллионы жителей. Размах этих преобразований, без преувеличения, космический. Поэтому, когда над окрестным пейзажем вдруг пролетает нечто вроде инопланетной тарелки или остов какой-то новостройки взмывает ввысь, словно космический шаттл, это удивляет, но не выглядит бредом, ибо вся атмосфера фильма неземная, скорее марсианская. Она вполне сочетается с идеей завоевания новых пространств: и на Марсе будут яблони цвести.
Космическое ощущение поддерживается на протяжении всей картины особенной точкой съемки и характером движения камеры в огромном пространстве, природная красота которого усилена мощью гигантов цивилизации. Появление "Натюрморта" было бы в принципе невозможно, если бы не наличие сверхчувствительных цифровых камер нового поколения, позволяющих добиваться объемности каждого кадра, одновременно застывшего, как натюрморт, и подвижного, как воздух. Фильм разбит на главки, которые называются "Сигареты", "Спиртное", "Конфеты" — из этих объектов быта и собирается "натюрморт", причем тела рабочих, поднимающих "стройку века", становятся составной частью живописного кинополотна.
В московских кинотеатрах с 12 апреля