опера
Одним из главных событий фестиваля в австрийском Брегенце стала мировая премьера камерной оперы "Радек". К фигуре советского партийного деятеля с немецко-еврейскими корнями и его современникам Сталину, Троцкому и Розе Люксембург обратились композитор Рихард Дюнзер, либреттист Томас Хефт и режиссер Гил Мемерт.
В эпоху перестройки имя Карла Радека (1885-1939) всплывало в советской прессе реже остальных. Все соглашались, что не было публициста талантливее его, но уж больно отдавала жизнь Радека авантюризмом. Уроженец австрийского Лемберга (Львова), он был членом и польско-литовской, и немецкой, и российской компартий. Вместе с Яковом Ганецким Радек организовывал знаменитый ленинский проезд в "запломбированном вагоне" через Германию, сам ехал с Ильичем и был причастен, по слухам, к финансированию германским генштабом деятельности большевиков. Радек стал золотым пером международной коммунистической журналистики. Но, как и всякий мыслящий революционер той поры, он поставил на Троцкого, а не на Сталина, и карьера не задалась. После Коминтерна крупных постов не занимал, а, исключенный из ВКП(б), вернулся в ряды партии уже в роли горячечного певца эпохи. Именно Радек во многом создал тот пафосно-поэтический стиль 30-х, что стал неотъемлемой, если не важнейшей, частью сталинского культа.
Для оперы, заказанной фестивалем Брегенца и венским театром Neue Oper, достаточно было бы и трети подобной биографии. Рихард Дюнзер же и вовсе уложил судьбу в 75 минут одного акта. Для действия хватило двух фонарей и пола, усыпанного множеством камней. Радека блистательно исполняет Георг Нигль, сумевший показать, как энергия века может сжаться до размеров одного тела. Его герой вспоминает в сибирском лагере свою жизнь, разыгрывая с другими заключенными ее ключевые сцены. Певцы исполняют по несколько партий. Так, Ребекка Нельсен поет и за Крупскую, и за ангела, и за девушку из мексиканского бара, Бернард Ландауэр — за Зиновьева, Троцкого и Гитлера, а Манфред Эквилиц — за Ленина, Либкнехта и Вышинского. В музыку (оркестром венской Новой оперы дирижирует Вальтер Кобера) вплетено множество классических мотивов, как то ставший гимном штурмовиков "Хорста Вессель", "Выжившие" Арнольда Шенберга и моцартовский "Реквием". Отбросив все условности цитат, на сцене в полный голос запевают "Интернационал". Внутри свободной по форме музыки, использующей практически все известные мелодические техники, пролетарский гимн звучит особенно эффектно.
Таким всеядным и должен быть, вероятно, музыкальный текст, посвященный столь странной фигуре, как Радек. Он считался первым остроумцем эпохи, а иные его шутки не потеряли актуальности до сих пор. Как-то в доме у Таирова и Коонен заговорили о демократии, советской и американской. Радек провидчески заметил: "Конечно, у нас могут быть две партии... одна у власти, другая в тюрьме". Остроумие его граничило с цинизмом, и эту необычайную легкость в принципах замечали многие. Радек был одним из создателей германской компартии, но его быстро оттуда исключили, причем Роза Люксембург считала его шарлатаном. А уж поведение Радека на московском процессе, где он откровенно закладывал бывших товарищей, в том числе еще не арестованных, вел себя как клоун, актерствуя с первой до последней минуты, и сегодня многих ставит в тупик. Как бы то ни было, финальные мгновения постановки, когда сцена буквально поднимается вертикально, тонны камней с нее летят в яму, а зрителю является вырезанный на плите радековский портрет, остаются одними из сильнейших в спектакле Гила Мемерта.