Пилюля преткновения

В Большом зале Петербургской филармонии впервые прозвучал Фортепианный концерт Дьердя Лигети, классика европейского послевоенного авангарда. За пульт Первого филармонического оркестра (ЗКР) встал Алексей Ньяга, сольную партию исполнил Александр Гиндин. Как справились с исполнением новой для них музыки заслуженный коллектив России, дирижер и солист, рассказывает Гюляра Садых-заде.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Столетие со дня рождения Дьердя Лигети, одного из самых влиятельных композиторов ХХ века, отмечает в этом году весь просвещенный мир. Его единственная опера Le Grand Macabre («Великий Мертвиарх») в этом сезоне ставится в лучших оперных домах Европы: только что прошли премьеры в Опере Франкфурта (режиссер-постановщик — Василий Бархатов, сценограф — Зиновий Марголин, дирижер — Томас Гуггейс) и в Венской государственной опере (режиссер — Ян Лауэрс, дирижер — Пабло Эрас-Касадо); ожидается постановка «Великого Мертвиарха» на грядущем Мюнхенском оперном фестивале в июне 2024 года (режиссер-постановщик — Кшиштоф Варликовски, дирижер — Кент Нагано), а в декабре она пройдет в Париже в Доме радио в концертном исполнении под управлением Франсуа-Ксавье Рота.

В Петербургской филармонии решили не отставать и тоже отметить юбилей Лигети — благо давно назрела потребность в расширении репертуара Первого филармонического оркестра, рамки которого до сих пор были ограничены классико-романтическими опусами, от Бетховена до Малера, Стравинского, Шостаковича и Прокофьева. На этой ниве оба филармонических оркестра — ЗКР и АСО — паслись годами и десятилетиями, что неизбежно вело к консерватизму музыкальных вкусов и исполнительских практик. Среди музыкантов оркестра считается хорошим тоном вышучивать новую музыку, пренебрежительно отзываться о ее авторах, причем эта эстетическая установка негласно поощрялась и руководителями оркестров. Но известно, к чему ведет неприятие нового: к деградации исполнительской культуры и дезориентации в актуальном музыкальном контексте. Причем в случае музыки Лигети о формальной новизне говорить даже не приходится; его основные сочинения, принесшие ему мировую славу — «Apparitions» («Видения»), «Atmospheres» («Атмосферы»), «Lontano» («Отдаление»), хоровые «Реквием» «Lux Aeterna» («Вечный свет»),— написаны около 60 лет тому назад и давно стали классикой ХХ века, войдя в репертуар ведущих оркестров мира.

Если ты невосприимчив к языкам новой музыки, не хочешь учиться понимать этот язык и разговаривать на нем, ты неизбежно будешь отставать в развитии.

Примерно в таком ключе выстроил свое вступительное слово к концерту Лигети Ярослав Тимофеев, музыковед и ведущий лектор Московской филармонии, приглашенный в Петербург вести концерт с красивым названием «Заклинание времени» — первый из четырех концертов в Восьмом филармоническом абонементе «Классика. Новое», где по мысли организаторов публику наконец начнут постепенно приучать к восприятию музыки второй половины ХХ века. В последующих концертах абонемента намечено исполнить опусы Луиджи Ноно и Тори Такемицу, а также новое, пока не написанное сочинение петербургского композитора Настасьи Хрущевой.

Программа вечера составилась из трех сочинений, два из которых сверхпопулярны и были избраны — это очевидно,— чтобы потрафить вкусам публики и тем примирить ее с прослушиванием «неудобного» и некомфортного для слуха опуса Лигети.

Открывала концерт знаменитая «Кармен-сюита» Бизе-Щедрина, а завершало «Болеро» Равеля. Тимофеев сравнил эти сочинения с двумя сладкими пилюлями, которые призваны подсластить среднюю, «горькую» — пожалуй, это был пример отрицательного программирования: публику такое сравнение только еще больше насторожило.

Дирижер Алексей Ньяга — выпускник Петербургской консерватории, периодически выступающий с обоими филармоническими оркестрами, имеющий опыт работы и в оперном театре,— провел оба сочинения вполне убедительно: четко, ясно, уверенно, соблюдая чеканный ритм «Болеро», искусно играя темповыми перепадами в «Кармен-сюите». Чувство ритма у него оказалось превосходное, а это качество особенно важно в сочинениях, основанных на танцевальных ритмах. С оркестром был налажен неплохой контакт; лаконичная мануальная техника, четкий ауфтакт, умение легко переключаться с темпа на темп — эти достоинства не так часто, как может показаться, встречаются даже у самых опытных и маститых дирижеров. У Ньяги определенно есть дирижерская хватка и чутье, к тому же он сумел поладить с оркестром ЗКР — а это отдельный талант.

Оркестр, и это было заметно, очень старался. И хотя коллектив сейчас по объективным причинам не в лучшей форме (Юрий Темирканов, к сожалению, в последние годы совсем не появлялся за дирижерским пультом), он мог бы при определенных условиях быстро наверстать утраченную былую слаженность и сыгранность, которая некогда отличала струнную группу; сегодня звучание струнных показалось слегка «растрепанным», а унисоны — довольно сомнительными. Зато перкуссия и духовые — особенно в «Болеро» — оказались на высоте. Все соло прозвучали выпукло и выразительно, не случилось ни одного кикса, ни одного неточного вступления (впрочем, «Болеро» оркестр играет довольно часто).

Зато с исполнением Фортепианного концерта Лигети возникли проблемы, причем такого свойства, что практически перечеркнули позитивный факт обращения к новой партитуре.

Если уж в филармонии задались целью приучить свою аудиторию к новой музыке, к шокирующе жестким гармониям, непривычной форме подачи и ошеломительно непредсказуемым ритмам, то стоило сыграть опус идеально вплоть до мельчайших деталей. Если же играть приблизительно и небрежно, то публика, наоборот, отвратится от новой музыки, укрепляясь в убеждении, что все услышанное — «не музыка», «чушь полная» и «хаос».

Тут хочется высказать претензии даже не к дирижеру и оркестру, а прежде всего к солисту. Оркестр действительно напрягся, пытаясь изобразить сложную микрополифоническую фактуру, когда голоса, выписанные с минимальным интервалом, расположены очень плотно друг к другу, а сложность ритма и размера еще больше затрудняют точные вступления голосов.

В итоге, невзирая на старания дирижера, музыканты вступали весьма приблизительно, превращая тщательно выписанную Лигети партитуру в род алеаторики, когда играют выписанные ноты в произвольном темпе.

Но фортепианная партия в исполнении Гиндина, особенно в быстрых частях пятичастного Концерта, звучала совсем уж невнятно, а иногда еле слышно. Временами пианист, чтобы справиться с чисто техническими сложностями, предельно облегчал силу удара по клавишам, переходя на легкие касания; но сольная партия в Концерте, выписанная для супервиртуоза, требует сильных пальцев, невероятной беглости и сверхъестественной координации.

Энтузиазм Гиндина по отношению к этой музыке не подлежит сомнению — он сам поведал о том, как он «заразился» музыкой Лигети, услышав саундтрек к фильму с участием Тома Круза «С широко закрытыми глазами», когда в момент слежки за героем звучит основанная на двух звуках малой секунды вторая пьеса из раннего фортепианного цикла «Musica Ricercata». Каковую пьесу пианист и сыграл на бис. Но эта пьеса довольно проста для исполнения, там всего два звука, которые без конца повторяются, иногда в октавном удвоении. Чего не скажешь о Фортепианном концерте, написанном Лигети в конце карьеры: партитура была закончена в 1988 году и являет собой образец сложности позднего стиля композитора. Этот переусложненный текст оказался камнем преткновения и для пианиста, и для оркестра, и, к несчастью, для просвещаемой публики.