|
Жестокая благотворительность |
 |
| Фото: ДМИТРИЙ ЛЕБЕДЕВ, "Ъ" |
Кустарный промысел
Идея фонда пришла в голову тогдашнему владельцу и гендиректору "Коммерсанта" Владимиру Яковлеву. Он исходил из того, что любого благотворителя в России 1996 года всякий человек заведомо считал вором. Само собой разумелось и до сих пор разумеется на уровне массового сознания, что если западный благотворитель дает деньги на российское образование или лечение российских детей, то ради влияния на российскую политику. А если российский благотворитель поставляет мазут в северные города или строит в Сибири школы, то ради получения налоговых льгот от региональной власти.
Напрасно Госдума принимала закон о благотворительности и разрешала благотворительным организациям 20% денег расходовать на администрирование, то есть офис, транспорт, логистику. В массовом сознании всякий благотворительный рубль или доллар, не дошедший непосредственно до благоприобретателя, считался сворованным.
В этих условиях Владимир Яковлев придумал, что все административные расходы РФП возьмет на себя "Коммерсантъ", а к деньгам фонд вовсе прикасаться не будет. Газета будет публиковать письма людей, которым нужна помощь, а желающие помочь станут звонить в редакцию, получать банковский счет или даже адрес благоприобретателя и сами, напрямую переводить деньги.
Даже очень злой человек не мог бы придумать, как при такой схеме обвинить фонд в воровстве, и схема заработала. В первый год РФП собрал $70 тыс. В основном на дорогие лекарства и сложные операции для тяжело больных детей. В 2004 году РФП собрал уже $2,3 млн, каждый год собираемая фондом сумма вырастает приблизительно вдвое.
На самом деле $2,3 млн — это очень много. Подобный благотворительный фонд есть, например, у американской газеты "Нью-Йорк Таймс". Фонд, имеющий, к слову, счет в банке, шесть благотворительных программ и 60 человек сотрудников, собирает $8 млн в год. Тираж "Нью-Йорк Таймс" — почти 1,5 млн экземпляров, а тираж "Коммерсанта" — чуть больше 100 тыс., и выходит, что читатель "Коммерсанта" жертвует на благотворительность значительно больше, чем читатель "Нью-Йорк Таймс".
Я не могу сказать, когда именно стала модной эта чисто российская форма благотворительности, при которой фонд не прикасается к деньгам. Я не могу даже утверждать с уверенностью, что РФП был пионером в этом деле. Но факт то, что сейчас подобных кустарных фондов в России бесчисленное множество. Они даже часто бывают не зарегистрированы как юридическое лицо. Им это не нужно. У них нет бухгалтерской отчетности. Они узнают о некоторой проблеме, сообщают о ней в прессе, по телевизору или в интернете и просто указывают, куда надо пойти, кому и на что надо дать денег.
Есть, например, организация "Мурзик.ру", которая собирает и развозит по детским домам одежду, игрушки, мебель. Про их поездки рассказывает третий телеканал и газета "Известия". Телезрители собирают деньги, покупают спортинвентарь и сантехнику, а "Мурзики" развозят эти пожертвования на грузовике и отчитываются на своем сайте, что и куда развезли.
Есть еще журналист Максим Кононенко, известный как Мистер Паркер и тем еще известный, что придумал сайт "Владимир Владимирович.ру". Максим, помимо профессиональных обязанностей, занимается еще и благотворительным проектом "Клуб китайского летчика". Эти люди в интернете собирают пожертвования на лечение того или иного человека или на покупку тому или иному инвалиду инвалидной коляски.
Есть опять же интернетная знаменитость Антон Носик, который тоже собирает пожертвования и тоже конкретным людям.
Есть в интернете сайт donors.ru, завлекающий людей на пункты сдачи донорской крови. Есть сайт nastenka.ru, занимающийся сбором денег на лечение детей с онкологическими заболеваниями: такому-то ребенку нужно прямо сейчас столько-то денег на такие-то лекарства.
Подобные маленькие благотворительные организации устраиваются, как правило, при больничном отделении родителями больных детей или их друзьями. Их благотворительная цель предельно проста.
Сам я, например, участвовал 1 июня 2005 года в благотворительном концерте, который актрисы Дина Корзун и Чулпан Хаматова организовали в театре "Современник". Я писал для концерта сценарий. Акция эта была устроена крайне просто и, вероятно, потому имела успех. Собрали известных артистов, чтобы пели и танцевали. В перерывах между номерами рассказывали, что рак крови излечим, а под конец объявили, что отделению детской онкогематологии нужен прибор для облучения донорской крови, и предложили дать на него денег, кто сколько может. Зрители собрали больше $250 тыс., и прибор был куплен. Воодушевленная успехом, главный режиссер театра Галина Волчек пообещала, что благотворительные концерты в театре станут регулярными.
— Мы будем проводить концерты каждый год 1 июня,— сказала Галина Борисовна.— Будем оказывать конкретную адресную помощь. И главное, чтобы в названии не было слов "благотворительная программа" и "благотворительный фонд".
Точка зрения бога
В РФП, например, быстро сообразили, что история о болезни ребенка, рассказанная его мамой, производит меньшее впечатление на читателя, чем та же история, рассказанная журналистом. Я стал писать истории для РФП каждый месяц.
Потом стало понятно, что собранные читателями деньги часто бывает невозможно потратить. Например, собрали на дорогое импортное лекарство, но забыли про таможенные пошлины и не сообразили договориться с таможней о беспошлинном ввозе лекарства в виде исключения. Или собрали денег на прибор для облучения крови, но не удосужились договориться заранее с больницей, где именно и как этот прибор будет установлен, кто заплатит за такелажные и монтажные работы.
Потом, когда РФП научился собирать много денег, возникла проблема невостребованных пожертвований. То есть, например, лечение ребенка стоит $40 тыс., а благотворители выразили готовность дать $100 тыс. Куда девать лишние $60 тыс.? Отдать другому ребенку с аналогичной болезнью? Но это было бы обманом, поскольку читатели ведь собирали деньги адресно, для того самого ребенка, о котором статья в газете.
В 2004 году РФП вынужден был отказаться в общей сложности от $1,5 млн. Полтора миллиона готовы были пожертвовать люди на лечение детей, но не было механизма, позволяющего взять эти деньги. Тут-то директор фонда Лев Амбиндер и стал всерьез задумываться о необходимости открыть банковский счет, отсутствием которого так гордился поначалу. Оказывается, счет нужен, чтобы благотворители, впечатлившись историей конкретного мальчика с пороком сердца, могли дать денег вообще на лечение детей с пороком сердца.
Между тем родители больных детей узнавали друг от друга, что РФП, дескать, дает деньги на пересадку почки, на лечение сколиоза, рака крови, глухоты и порока сердца. Здесь возникала одна из неразрешимых проблем: почему мы собираем деньги на лечение рака крови и не собираем на лечение СПИДа, например? Я много раз писал о детях, больных раком крови, и каждая такая статья собирала $40-50 тыс. Но однажды в РФП пришло письмо от девочки, инфицированной ВИЧ. Точно так же, как я писал о детях, больных раком, я писал о ВИЧ-инфицированной девочке, что не следует считать ее болезнь смертельной, ибо болезнь лечится. Это была чистая правда. Но читатели не поверили. Статья с трудом собрала $10 тыс.
Я думаю, всякий человек понимает, что такое туберкулез, например. Куда более серьезная проблема для России, чем сколиоз. Однако же на выпрямление детских позвоночников деньги собрать легко, а на лечение заключенных и бездомных от туберкулеза — невероятно трудно. Каждый человек понимает, что в самом лучшем детском доме ребенку хуже, чем в семье, однако же на игрушки детдомовцам жертвуют охотно, а на профилактику беспризорности не жертвует никто. Что такое профилактика бездомности? — спросит читатель. А станешь объяснять, что правильнее лечить родителей от алкоголизма, чтобы дети не были сиротами, он денег не даст. Пожертвуют лучше на игрушки для детей, осиротевших из-за пьянства родителей.
Кустарная частная благотворительность, на которую теперь такая мода, дело, без сомнения, благородное и кристально честное. Но глупое, как глупо сапожнику самому тачать сапоги и самому же нести их на базар.
Более того, как человек несколько лет пишущий для РФП и регулярно получающий письма со словами "спасибо, вы спасли ребенка", я утверждаю: кустарная благотворительность еще и безнравственна. Неоднократно бывало так, что директор Амбиндер говорил мне: "В этом месяце у нас есть четыре письма, надо выбрать". Иными словами четыре ребенка одновременно нуждались в нашей помощи. Каждый из них без нашей помощи умер бы, а с нашей помощью остался бы жить. И я должен был решить, которому из четверых выжить, а которым трем умереть. Согласитесь, это невозможный выбор. Я что, бог?
Высокие технологии
— Сейчас в России принято думать, что ценность представляет только та часть благотворительных денег, которая дойдет до благоприобретателя. На самом деле ценностью является сам процесс распределения денег. Можно потратить доллар и получить результат на 50 центов. А можно на 50 долларов. В зависимости от качества организации процесса благотворительные деньги создают или не создают прибавленную стоимость.
— Как это?
— Есть два подхода. Можно помогать сирым и убогим. Купить пальто, сделать операцию. Такой подход меняет что-то в жизни конкретного человека, что немало, но по большому счету не меняет ничего в устройстве жизни. Это по сути заполнение бездонной бочки. Каждый благотворительный рубль в этом случае попадает к получателю. Но вопрос о том, какую ценность произвел этот рубль, остается открытым или не стоит вообще.
— Разве благотворительные деньги должны создавать еще какую-то прибавленную стоимость?
— Конечно. Надо только это осознать. Ценность, например, которую прибавляет РФП каждому собранному рублю или доллару, заключается в том, что сбор и раздача денег происходит через ежедневную газету, которую читают сотни тысяч людей. И сам процесс сбора и раздачи денег мобилизует общественное сочувствие. Но можно было бы создать на каждый собранный рубль большую ценность.
— Вы можете привести пример?
— Могу. У алюминиевой компании "Алкоа" есть маленький завод в Чеховском районе Московской области. А еще у компании "Алкоа" есть благотворительный фонд. И вот фонд "Алкоа" посоветовался с руководством завода и администрацией Чеховского района. Спросил, какие в районе проблемы. Выяснилось, что главные проблемы — алкоголизм и наркомания. Потом фонд "Алкоа" обратился к нам и попросил нас раздать в Чеховском районе $20 тыс. на борьбу с алкоголизмом и наркоманией. А мы придумали программу. Во-первых, мы посмотрели, кому в Чеховском районе можно дать денег на борьбу с алкоголизмом и наркоманией. Оказалось, что дать некому. Мы объявили конкурс грантов, но никто не подал заявок. Чеховский район был пустыней в смысле социальной инфраструктуры. Тогда мы сделали небольшую обучающую программу для местных социальных служб. Мы дали грант общественной организации "Нет алкоголизму и наркомании" (НАН) на то, чтобы поехать в Чехов и обучить социальных работников и школьных учителей профилактике алкоголизма и наркомании. Мы пригласили всех учителей и социальных работников. Пришли лишь некоторые. Те, которые хотели заниматься этой проблемой. Дальше, обучив людей, мы объявили конкурс грантов для местных организаций, желающих заниматься профилактикой алкоголизма и наркомании. Помощь им была копеечная: $3-4 тыс. Потом мы их еще поучили, как привлекать местные ресурсы. В итоге из $20 тыс., выделенных фондом "Алкоа" на борьбу с алкоголизмом в Чеховском районе, немного получили мы — на то, чтобы придумать и реализовать всю эту конструкцию, немного получил НАН — на проведение семинаров. Немного получили местные организации на первое время. Немного получили тренеры, обучавшие их фандрайзингу. Зато теперь в Чеховском районе есть те, кто может заниматься профилактикой алкоголизма и наркомании без нашей помощи и без помощи фонда.
— Получается, вы создали в Чеховском районе спрос на благотворительные деньги?
— Мы создали спрос на благотворительные деньги, он же предложение социальных услуг. Если вы дали человеку на пальто или витамины, никакого предложения социальных услуг не возникло. Возник только спрос на пальто и витамины.
ВАЛЕРИЙ ПАНЮШКИН