Валерий Гергиев в один вечер отметил свое 70-летие и 10-летие Новой сцены Мариинского театра. Он присутствовал на празднике как гость, наблюдавший за происходящим не снизу вверх, из оркестровой ямы, а сверху вниз — сидя в центральной директорской ложе. Рассказывает Владимир Дудин.
Фото: Михаил Вильчук / Мариинский театр
Фото: Михаил Вильчук / Мариинский театр
Фото: Михаил Вильчук / Мариинский театр
Фото: Наташа Разина / Мариинский театр
Фото: Наташа Разина / Мариинский театр
Фото: Наташа Разина / Мариинский театр
Фото: Наташа Разина / Мариинский театр
Фото: Наташа Разина / Мариинский театр
Фото: Наташа Разина / Мариинский театр
Фото: Михаил Вильчук / Мариинский театр
Фото: Михаил Вильчук / Мариинский театр
Свою самую дорогую игрушку — Новую сцену Мариинского театра, за которой так и закрепилось рабочее название «Мариинский-2», Валерий Гергиев получил в подарок на собственное 60-летие. В результате многолетних согласований амбициозным архитектурным фантазиям британца Нормана Фостера и француза Доминика Перро предпочли не в пример прагматичную и утилитарную концепцию канадского архитектурного бюро Diamond & Schmitt, задумавшего здание похожим снаружи на гипермаркет или даже завод (в народе его впоследствии окрестили «скороваркой»). Гергиев, утомленный долгостроем, страшной волокитой и загадочными приключениями гигантского бюджета, ухватился за этот проект как за спасательный круг и вскоре, наконец, получил новый зал на 1900 мест, в котором впоследствии открылись еще и четыре камерных зала.
Стать символически значимой достопримечательностью у Новой сцены так и не получилось — в силу отсутствия какой-либо запоминающейся характерности силуэтов и присутствия рядом таких сильных конкурентов, как Никольский собор, Большая хоральная синагога и куда более эффектное историческое здание Мариинского театра. Но местом притяжения горожан и туристов она тем не менее стала. Главный зрительный зал сполна оправдал за эти годы свои акустические параметры, которые, хотя и уступая в равномерности распределения звука Концертному залу на ул. Писарева с его безупречной акустикой, созданной Ясухисой Тойотой, все же стали отличной альтернативой утратившему свежесть пространству старого театра. Маэстро получил театр с уникальной сценой-трансформером и двумя громадными карманами сцены. Эксплуатационная нагрузка старой сцены (которая до сих пор так и не встала на капитальный ремонт) если и уменьшилась, то загрузка работой всех цехов и прежде всего исполнителей — солистов оперы и балета, хора и оркестра — увеличилась в разы. В этом единственном в стране оперно-балетном концерне ежедневных «сеансов» — спектаклей и концертов — намного больше, чем в ином кинотеатре. На Новую сцену переехало много оперных и балетных спектаклей со старой, как, например, «Хованщина» Мусоргского. Но появилось там и более полусотни новых постановок, среди которых «Троянцы» и «Бенвенуто Челлини» Берлиоза, «Снегурочка» и «Золотой петушок» Римского-Корсакова, «Симон Бокканегра» и «Сицилийская вечерня» Верди, «Девушка с Запада» Пуччини.
Однако печальной тенденцией при всем том стало ущемление режиссуры, низведение ее художественного уровня до неотрефлексированной любительской иллюстративности. «Мариинский-2» начинался с грандиозных «Троянцев» Берлиоза в элегантно-эпичной постановке Янниса Коккоса и «Войны и мира» Прокофьева в радикальной, очень живой и злободневной постановке-вызове Грэма Вика (оба спектакля — 2014 года). Сегодня же свежий «Набукко» Верди, премьера которого вышла в марте, выглядит вопиюще вампучным и беспомощным спектаклем времен тяжелого застоя.
Да и исполнительский уровень многих спектаклей при колоссальной плотности расписания в последние сезоны все чаще оставляет желать лучшего, что показал даже юбилейный концерт. Два дирижера, сменявшие друг друга за пультом,— Гурген Петросян и Арсений Шупляков (к слову, оба лауреаты относительно недавних российских дирижерских конкурсов) — вели оркестровый аккомпанемент с настроением замученной обязаловки, с такой непраздничной вялостью и с таким количеством шероховатостей и неотрепетированностей, что недоумение не исчезало от начала до конца. А ведь эти двое коллег мариинского шефа как бы должны были показать «надежду на новое поколение». Вообще, этот концерт при других исторических обстоятельствах должен был состоять из многих других «ингредиентов». Здесь в этот вечер мог бы дирижировать (и петь) Доминго, равно как и другие зарубежные коллеги Гергиева; могли бы и даже считали бы своей святой обязанностью выступить перед любимым дирижером, сделавшим их карьеру, Анна Нетребко и Елена Стихина,— да многие бы рванули в эту часть света, лишь бы побыть рядом с юбиляром. Но все изменилось до неузнаваемости.
Хотя недостатка в именах в программке не было. Единственный тенор-премьер Сергей Скороходов обещал победить в арии Калафа из «Турандот» Пуччини. Сразу две меццо-сопрано с мировым именем оказались перед глазами маэстро в тот вечер: Екатерина Семенчук (ставшая сюрпризом, поскольку не была анонсирована) спела Хабанеру из «Кармен» Бизе, а Юлия Маточкина (за которую Гергиев лично болел на конкурсе Чайковского) — неожиданно попсово-зажигательную «Гранаду» Лара. Лирико-драматическое сопрано Татьяна Сержан, которую Гергиев вовремя успел сделать солисткой Мариинского театра, рассказала в арии Адрианы Лекуврер «Io son l'umile ancella» из одноименной оперы Чилеа о том, что и она, как ее героиня, «лишь смиренная слуга творческого Гения». А ее коллега по амплуа Хибла Герзмава предпочла выходную арию Сильвы из «Королевы чардаша» Кальмана о том, что ее «край родной — в горах», где «робко цветет эдельвейс и сверкает снег и лед».
В неоперном жанре, сбивавшем официоз мероприятия, вышел и баритон Алексей Марков с арией кальмановского мистера Икса про «снова туда, где море огней». Впрочем, куплеты бравого Эскамильо в исполнении баса Ильдара Абдразакова тоже скорее поддерживали неакадемический настрой. Хотя и подчеркнуто праздничный — как и в случае куплетов Роберта о его несравненной Матильде из «Иоланты» Чайковского, которые спел баритон Роман Бурденко, делающий сейчас оглушительную карьеру в Европе. Ноту глубокой меланхолии и печали внесли скорее балетные: Оксана Скорик в «Умирающем лебеде» и Диана Вишнева с Константином Зверевым в номере из «Парка» Прельжокажа на музыку сицилианы из 23-го концерта Моцарта. Да и пианист Денис Мацуев отличился в самом начале концерта намеками на печаль ситуации в фирменной джазовой импровизации на темы из «Пер Гюнта» Грига: в своей песне Сольвейг ждет и не дождется своего героя, а в «Пещере горного короля» музыкант вслед за композитором напомнил о том, как страшно оказаться в окружении диких и кровожадных троллей.