В мюнхенской Баварской государственной опере в Мюнхене идут премьерные показы оперы «Война и мир» Сергея Прокофьева в постановке Дмитрия Чернякова под музыкальным руководством Владимира Юровского. Рецензию на резонансный по многим причинам спектакль "Ъ" поместит в одном из следующих номеров, а пока о премьере и своей работе Владимиру Дудину рассказала меццо-сопрано Виктория Каркачева, недавняя выпускница Молодежной программы Большого театра, исполняющая в Мюнхене партию Элен Безуховой.
Виктория Каркачева
Фото: Bayerische Staatsoper
Виктория Каркачева
Фото: Bayerische Staatsoper
— «Война и мир» собрала в Мюнхене разные поколения русских солистов, среди которых, скажем, есть Сергей Лейферкус, и иностранцев тоже много, а Ахросимову исполняет любимая певица Дмитрия Чернякова — литовская меццо-сопрано Виолета Урмана. Как все уживались?
— Мы начали репетировать 9 января. На репетициях царила атмосфера и рабочая, и при этом дружелюбная, творческая, добрая. Русские, украинцы, немцы жили в полном мире и согласии. Я думала, что мы будем так репетировать всегда, не верилось, что настал день генеральной репетиции, а за ним и премьеры. Перед режиссером был огромный коллектив, множество солистов плюс хористы с большими массовыми сценами, с решением которых были определенные сложности, но он как-то так легко решал свои задачи — к каждому хористу подойдет, обнимет-поцелует.
— Насколько крупным событием была лично для вас подготовка этого спектакля — в конце концов партия Элен Безуховой ведь небольшая?
— Я безумно рада, что попала в этот каст даже в такой маленькой партии. Невозможно было упускать шанс поработать с Дмитрием Черняковым и с маэстро Владимиром Юровским. Я могла бы спеть, конечно, и Соню, но режиссер увидел меня в этой роли. Состав исполнителей в нашей постановке потрясающий, компания великолепная, все — большие профессионалы. Никаких страховок ни у кого нет, в постановке задействован один-единственный каст. Серия премьерных показов пройдет сейчас, и следующий блок уже в июне. Что дальше будет, пока неизвестно.
— И что Дмитрий Черняков хотел увидеть в вашей Элен помимо вокальной работы? Толстой, скажем, говорит о «необычайной, античной красоте» ее тела…
— Нет, это не главное в Элен, просто быть красивой недостаточно. Мы с этой героиней, конечно, очень разные, но это только подстегнуло меня, сделав роль еще интереснее. По голосу она тоже не могу сказать, что моя, но, поскольку партия действительно небольшая, я в ней вполне комфортно себя чувствую. Безусловно, красота — один из инструментов влияния Элен в обществе. Когда я думала над этой ролью, а мне каждый раз хочется оправдать какого-то не очень положительного персонажа, я пыталась ее оправдать. Я размышляла, что, может быть, на ее дурной нрав повлияли обиды детства, еще какие-то неприятные повороты судьбы, но пришла к выводу, что она просто такая, как и ее брат, в них этот цинизм и безграничный эгоизм заложены от природы.
— Толстому тем не менее понадобилась эта героиня, чтобы показать еще одну грань женской натуры.
— Да, Лев Николаевич показал темную сторону женщины в драматургии романа, Элен сыграла огромную роль в повороте судьбы Наташи, сильно повлияв на всю эту трагедию.
— И как же все-таки режиссер объяснял вам «миссию» Элен?
— Дмитрий Феликсович постоянно говорил о ее бесконечном цинизме, а на одной из последних репетиций определил ее нрав очень метко: «элегантная вульгарность», что меня очень подхлестнуло. По силе манипуляций он сравнил ее с Миледи из «Трех мушкетеров». У Элен всегда все хорошо, она прекрасна, умна, все контролирует, все у нее схвачено, она мастерский манипулятор не только мужчинами.
Я впервые столкнулась с тем, что с первой же репетиции режиссер рассказывал все до тончайших деталей, очень подробно, давал пищу для размышлений по поводу характера, причин поведения, поступков. Он вдохновлял и поддерживал, у него какой-то очень правильный подход к каждому артисту, индивидуальный. Если он критикует, то не ради выражения недовольства, но очень конструктивно, по делу. В этом смысле ему нет равных. Еще одним открытием для меня стало то, какой Черняков не только режиссер, но и потрясающий актер. Он знает каждый такт, все слова, мелодии, темы, все партии. Когда он что-то показывал, я была ошеломлена, насколько все точно. Он проживал жизни всех персонажей, каждую фразу. Это очень здорово.
— Насколько Владимир Юровский поддерживал эту работу над ролью?
— Я теперь мечтаю снова поработать и с ним тоже, может быть, над партией посерьезнее. Он феноменальный музыкант, невероятно корректный в общении с солистами, с ним работается очень охотно. Хотя роль опять-таки вроде бы небольшая, но он дал много ценных советов, просил обнаженных грудных нот в голосе, «дурманящего» тембра, чтобы каждая нота была на вес золота, поскольку речь Элен двусмысленна.
— Как решена в этом спектакле хронологическая сторона оперы?
— Все сосредоточено в одной — нашей — эпохе. Никаких исторических костюмов, только боль и отчаяние. Я была в сильнейшем потрясении, получился очень эмоциональный спектакль. Где-то волосы встают дыбом, где-то хочется рыдать, и таких моментов очень много. Режиссер-художник все усилил, заострил соответствующим визуальным рядом. У меня ком в горле, даже когда сейчас рассказываю об этом, одни эмоции, а что тут скажешь? Это нужно видеть и прочувствовать. Было бы здорово всему миру показать этот спектакль.
— Какие героини появятся у вас в ближайшее время?
— В данный момент я себя вижу в основном в немецкой и французской музыке. В музыке Рихарда Штрауса, пожалуй, чувствую себя как рыба в воде. Я должна была петь во время пандемии Октавиана в «Кавалере роз» Штрауса в театре Станиславского, но все отменилось. Сейчас у меня Октавиан стоит на пьедестале, я мечтаю его исполнить и, пока не получу эту роль, не успокоюсь. Впереди меня ждет и «Кармен» Бизе, и Шарлотта в «Вертере» Массне — я в ней тоже себя очень комфортно чувствую.
— Откуда такая тяга именно к Штраусу?
— Вы знаете, я влюбилась в эту музыку, когда занималась ей в Молодежной программе Большого театра, с которой веду отсчет своей профессиональной деятельности. Я чувствую ее буквально всем телом, ее хочется петь и петь. К тому же немецкий язык очень помогает звуковедению, все ставит на свои места.