Безумное здравомыслие

На Исторической сцене Большого театра в минувший уикенд состоялась необычная серия «Жизелей»: в главных партиях выступили пять дебютантов. Татьяна Кузнецова полагает, что таким образом театр подчеркивает смену балетных поколений.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

О создании собственной плеяды лидеров труппы задумывается едва ли не каждый честолюбивый худрук. Тем более Махар Вазиев, за свою карьеру руководителя совершивший две успешные поколенческие революции: в Мариинском театре середины 1990-х и в «Ла Скала» начала 2010-х. С 2016 года, с самого начала работы в Большом, Махар Вазиев проявлял нетерпение: не слишком доверяя московской школе, вербовал в лидеры юных петербуржцев. Однако особых достоинств они не проявили и зрительской любви не снискали: актерская «школа представления», краеугольный камень петербуржцев, исторически не встречает понимания москвичей, приверженцев «школы переживания», готовых простить технический ляп за сильные эмоции. Впрочем, и московскую молодежь Махар Вазиев не затирал — кого только не выпускал он в ведущих ролях, видимо полагая, что лучше ошибиться в артисте, чем не дать ему возможности проявить себя. Однако лишь в последние годы московская школа дала худруку шанс на поколенческий прорыв: в 2019-м в труппу поступила Елизавета Кокорева, в 2021-м — Ева Сергеенкова.

Эти девушки не конкурентки, они антиподы. Те самые «кошечка» и «лошадка», по классификации Джорджа Баланчина, или «инженю» и «лиричка» — по старинным амплуа. К 2023 году живая, резвая, с прелестными бойкими ножками, с очаровательным, немного кукольным личиком Елизавета Кокорева, за технику которой можно было не волноваться с первых ее выступлений, станцевала с десяток важных ролей и по крайней мере в двух из них была оригинальна и неповторима. Ева Сергеенкова, высокая, хрупкая, с удлиненными линиями, большим шагом и красивым подъемом, успела исполнить пару «инструментальных» партий, не требующих актерского дарования, и главный русский балет — «Лебединое озеро». В Одетте она продемонстрировала трогательную кротость нрава, красоту большого адажио, а также актерский здравый смысл — в роли Одиллии не стала наигрывать роковую красотку, ограничившись вполне невинным флиртом. Двух этих юных балерин вместе с красоткой Элеонорой Севенард, правнучатой племянницей Матильды Кшесинской, с 2017 года станцевавшей в труппе Большого с полтора десятка ведущих партий, Махар Вазиев и представил в «поколенческом» цикле «Жизелей».

Для дебюта Еве Сергеенковой предоставили лучших партнеров: изумительного Альберта — Артемия Белякова и Дениса Савина в роли лесничего Ганса — самого тонкого артиста в труппе. Оба были чрезвычайно предупредительны к дебютантке, оба подавали пример живости реакций, беспрерывного сценического общения. Ева тоже не погрешила против естественности, однако ее актерский диапазон оказался неширок. Ее простосердечность, покладистость и безыскусность были уместны в роли крестьянки, но недостаточны для героини балета. И знаменитая сцена сумасшествия, проведенная ею с тем же трогательным простодушием, не переломила ход событий. Во втором, инфернальном, акте ее Жизель осталась той же послушной девушкой, готовой на все ради иллюзорной любви (чистота и невинность Евы не позволяли заподозрить, что соблазнитель Альберт успел урвать нечто большее, чем первый поцелуй).

Технически юная балерина с партией справилась — легкие помарки, вроде подскока на пируэте в вариации первого акта или при развертывании ноги в a la seconde во втором, не в счет. И, конечно, была хороша в адажио (хотя лиричное вынимание ноги к уху — пережиток 1990-х). Однако для полетов виллисы балерине явно недостает прыжка, и замаскировать это не удалось. В дерганных ассамбле и па-де-ша второго акта Ева Сергеенкова значительно опережала оркестр, хотя маэстро Клиничев, не жертвуя Аданом, и так ускорил темп ради дебютантки.

У Елизаветы Кокоревой условия были сложнее: ее лесничий (Антон Савичев) оказался редкостным чурбаном, а Альберт — Дмитрий Смилевски — таким же неопытным дебютантом. Балерина, однако, проявила характер: технически ее легкий, уверенный, отточенный танец был почти безупречен, а прыжки второго акта, удивившие широтой и амплитудой, просто замечательны. На па-де-ша и ассамбле хрупкая фигурка Лизы бесшумно и запросто перекрывала всю сцену Большого, а ее трамплинные антраша с поджатой «по-итальянски» ножкой поражали высотой и неутомимостью. Эта маленькая виллиса противостояла повелительнице Мирте без всякой робости — временами казалось, что в потустороннем царстве грядет переворот. А вот в первом акте бойкую девушку педагоги явно обуздали, заставив, как принято, играть застенчивость и пугливость. Так, на просьбу Альберта присесть рядом на скамейку Лиза-Жизель реагировала с таким смятением, будто тот предложил ей заняться сексом, а в ответ на предостережение кроткой мамы по поводу здоровья изобразила на лице такой ужас, будто увидела скелет с косой. Характеру балерины Кокоревой куда больше соответствует контрастность актов, на которой настаивал Алексей Ратманский: беззаботная резвушка должна преобразиться в инфернальное существо.

Самым же убедительным в этом женском балете оказался мужской «ввод». Дмитрию Смилевски — грациозному брюнету, унаследовавшему от отца, премьера Музтеатра Станиславского, аристократическое благородство манер, чрезвычайно идет роль Альберта. Его виртуозный без видимых усилий, изящный и чрезвычайно легкий танец на недавней премьере Grand pas из «Пахиты» заставил увянуть весь балеринский цветник этого программно-женского балета. В партии Альберта Смилевски вновь поразил — и безумным количеством высоченных entrechat-six (поклонники насчитали 39) в коде второго акта, и непринужденными двойными кабриолями во всех направлениях, и замечательно придуманным двойным фуэте с перегибом на диагонали вариации второго акта. При безупречности танца тоненький Смилевски продемонстрировал и нерядовую партнерскую силу, мягко спуская балерину с высоких поддержек и отважившись на «покойничка» при смене направления арабесков в адажио второго акта (к слову, его старший коллега, Артемий Беляков, облегчил себе жизнь, заменив эту поддержку). Крошечная капля дегтя, которую легко удалить из обширной бочки меда успешного дебюта, касается актерской игры: этот молоденький Альберт слишком церемонен и благонравен для своего возраста. Если бы Дмитрий-граф проявил к Елизавете-крестьянке не одно лишь романтическое восхищение, одноклассники по московской академии выглядели бы гораздо живее и естественнее в старинном балете.

Впрочем, актерские и технические недочеты при желании запросто можно исправить на репетиции, зато дебюты свою задачу выполнили: показали миру, что в Большом появились новый премьер и примы, за ростом которых следить интересно. Если считать их поколением, то эта генерация отличается благонадежной тщательностью танца и каким-то невзрослым послушанием. Возможно, так и должны выглядеть юные артисты, лишенные личных резонансных ролей и обреченные оборванными международными связями России на вечную классику и советский репертуар, созданный совсем для другого поколения.