Чехова ставят во всем мире, от Москвы до самых до окраин. Молодой, но уже знаменитый финский режиссер Кристман Смедс поставил "Трех сестер" в небольшом городке Каяни, от которого рукой подать до полярного круга. Посмотреть, каков он, северный Чехов, съездил РОМАН Ъ-ДОЛЖАНСКИЙ.
Первое, что видишь, войдя в городской театр Каяни — большая голландская печка в гардеробе. Она не единственная, такие же есть в фойе и даже в зрительном зале. Театр в городе Каяни деревянный, очень старый, зданию вот-вот исполнится сто лет. Конечно, и центральное отопление здесь имеется, но для пущего уюта старые печки зимой без дела не оставляют. Горожане свой театр очень любят, тем более что в маленьком городе развлечений не так много. Поэтому зрители с особой радостью воспринимают начало спектакля "Три сестры".
Режиссер Кристиан Смедс придумал, что героини спектакля живут здесь же, в Каяни. Сегодня вечером в их местном театре дают пьесу русского драматурга Чехова, и вот девушки решают поехать посмотреть представление. А посреди сцены установлен большущий видеоэкран, поэтому зрители наблюдают за тем, как героини, которые пока еще просто зрительницы, спешат на такси к театру по улицам Каяни. Камеры, установленные в фойе, транслируют их торопливую пробежку, и вот они уже в зале. Еще несколько шагов, и молодые женщины вышли на сцену. Вроде бы ехали других посмотреть, но оказалось — себя показать.
Вообще, Кристиан Смедс живет в Хельсинки, где и прославился всякими остроумными проектами. Но последние три года он руководил театром в Каяни, причем "Три сестры" стали его последней здешней постановкой. Чехов для него явно не догма, а руководство к действию: пьесу режиссер решительно перелопатил, многое переписал, дописал, а местами так далеко ушел от привычного хода событий, что теперь для зарубежных гостей театра устраивает перед спектаклем не только экскурсию по зданию, но и вводную лекцию об изменениях в тексте. С местным театром режиссер явно сроднился, поэтому чеховскую пьесу он поставил про Каяни — и про сам театр, и про город.
Действие спектакля происходит не только на сцене, но и в самых разных закулисных помещениях и показывается на экране, он-лайн и очень крупным планом. Режиссерский прием напоминает о берлинских спектаклях Франка Касторфа. Но если в постановки "Фольксбюне" видео вторгается последовательно, агрессивно и деловито, то у господина Смедса — непринужденно и как-то очень весело. Из "Трех сестер" он устраивает действо, которое может показаться хаотичным, но в котором есть столь ценимое на родине Чехова самозабвенное театральное сумасшествие и ощущение театра не только как дома, но как убежища от мира. Вот, например, чей-то портрет висит в дальнем углу сцены. "Кто же это?" — спрашиваю после спектакля, отчаявшись угадать. Оказывается, один из бывших директоров театра, который много сделал для труппы и до сих пор почитается актерами.
Россия от Каяни всего в часе езды, а граница между Финляндией и нашей Карелией, между прочим, является самым контрастным по перепаду уровней жизни рубежом в Европе. И никаких иллюзий относительно судьбы образованных людей в русской провинции здесь не испытывают. Поэтому в спектакле Кристиана Смедса нет никакой игры в Россию, не упоминается Москва, да и никаких русских нет в помине. Чеховские фамилии переиначены на местный лад, Вершинин стал Вестериненом, Кулыгин превратился в Куитинена. И никаких военных тоже нет. Этот Вестеринен — не полковник из расквартированной в городке воинской части, а назначенный из Хельсинки глава местного самоуправления. "В Каяни очень тяжелая ситуация, высокая безработица, нет университета, молодежь уезжает",— поясняет режиссер. Вот Вестеринен, в котором зрители должны угадать реального главу местной администрации, пытается наладить жизнь в городе, общается с местными жителями, проводит заседание городского совета, где вместо депутатов — доски с нарисованными лицами. Потом приглашает горожан в свой кабинет, они приходят с наболевшими бытовыми вопросами, вплоть до проблем уборки с улиц собачьих экскрементов.
А тут еще эта пчела! Режиссер придумывает остроумную видеосцену: Тузенбах приходит на почту помочь Ирине в ее нудной работе. Посетители идут косяком, и вдруг прилетает пчела в виде одетого в желто-черный комбинезон актера. Она хочет купить меда, потом "вылетает" к зрителям и толкает длинный монолог. Честно говоря, чеховедам-пуристам на спектакле впору не раз схватиться за голову. Но в Каяни они не водятся. Зато находящееся по соседству с театром здание местной власти очень напоминает пчелиные соты. И если обитатели этого дома горожанам кажутся бездельниками, то прохожие вправе мечтать о работящих "пчелах" для улья.
В общем, режиссер-затейник отпустил себя на очень-очень длинный поводок от русского автора. Скажем, у Наташи не только пояс зеленый, но и вся она в зеленом, и рождается у них с Андреем не ребенок, а огромная лягушка из мультфильма. Таких гротескных режиссерских вольностей в спектакле немало. Но есть и такие, что, оставаясь вольностями, не просто развлекают. Например, покойные отец и мать Прозоровы, сидящие по сторонам сцены и почти бесстрастно наблюдающие за своими дочерьми и сыном, которые живут в новой, виртуально-безумной реальности. Или огромная коробка-посылка, из которой вдруг появляются мужские руки и ноги, приглашающие истосковавшуюся без любви Ирину к лирическому танцу. Ведь в конце концов, все выходит по-чеховски: несправившегося Вестеринена из Каяни отзывают, один молодой мужчина "просто так" застреливает другого, сестры остаются жить в провинции. А пожилая актриса, играющая мать, в финале едва не трогается рассудком, потому что забыла, какой спектакль ей сегодня играть. Где еще сыскать такого терпеливого автора, чтобы дал зрителю и всплакнуть над своей судьбой, и подивиться актерской психологии, и задуматься над проблемами самоуправления в приполярной глуши, а талантливому режиссеру — самовыразиться на полную катушку?