Великая неудачница

Юбилей балерины Марии Пильц

       Исполнилось 110 лет со дня рождения танцовщицы Марии Пильц: история русского балета не знает второго столь же фатального невезения в масштабе судьбы.
Прежде всего, Пильц была фантастически талантлива. Вдобавок оказалась в нужном месте в нужное время: "Русский балет" Сергея Дягилева достиг своего творческого пика, каждая премьера становилась центральным событием культурного процесса, "Русский балет" самовластно диктовал Европе и художественную стратегию, и силуэт модного платья. За четыре года до того с душной, буйной, эротичной красочности одалисок, кальянов, рабов, занавесов, подушек, щедро навороченной на сцене хореографом Фокиным и художником Бакстом, началась слава "Русского балета": Парижу пришлось осваивать трудную фонетику русских имен, модельер Пакен срочно наладил пошив шальваров, а модницы надели чалмы, подражая сценическим костюмам русских танцовщиков. Такого балета в мире еще не видели; такого шумного успеха балет, удачно сыгравший на общемировом стереотипе России как дикой "татарской" страны, еще не знал. Но едва искусство стало принадлежать массам, Дягилев начал его презирать, и сдержать это отвращение не могли даже соображения выгоды: выдаивать золотую жилу "русского Востока" Дягилев не стал.
       Слом курса произошел в 1913 году, ставка была сделана на "Весну священную" композитора Игоря Стравинского, хореографа Вацлава Нижинского и художника Николая Рериха. Балет и его публика должны были открыть для себя "эстетику безобразного", а Мария Пильц с ее внешностью подростка и экспрессивной пластикой — сменить роскошную диву "ориентального" стиля Тамару Карсавину.
       Косматые косолапые славяне, сбившись в многорукую-многоногую массу, яростно отаптывали весеннюю землю, скрюченные старейшины в меховых шкурах приносили в жертву девушку-избранницу — ее агония была центральным эпизодом зрелища. Это искусство отбивало охоту подражать: от придуманных Нижинским негибких деревянных движений, прыжков с приземлением на прямые ноги у танцовщиков ломило позвоночник и гудело в голове; лица были густо замазаны гримом, фигуры скрыты неуклюжими рубахами, портами, лаптями. Ни одна именитая балерина не позволила бы проделать над собой то, на что согласилась Пильц в партии Избранницы: хореография Нижинского выламывала руки, сотрясала и скручивала тело в конвульсиях, подбрасывала вверх, чтобы сильнее швырнуть оземь. Оттанцевав под вопли, аплодисменты и проклятия зала, Пильц в ужасе рванула за кулисы, но Дягилев тут же выпихнул ее обратно: кланяться. Произошло именно то, чего он хотел. Зал свистел, шикал, выл, заглушая музыку Стравинского, в ложах вспыхивали драки, зрители лезли по головам, трещали стулья. Обыватели, модницы, "приличные люди" были возмущены и оскорблены. Интеллектуалы ликовали. "Я стояла посередине и ревела", — вспоминала Пильц.
       Сенсация "Весны священной", повернувшей ход балетной истории, подпитывала сплетни: во время работы над "Весной священной" между Пильц и Нижинским вспыхнул роман. Но Дягилев сумел оставить любовника при себе: "Когда я садилась в экипаж, кто-то потянул меня сзади за хвост. Я оглянулась. А это Сергей Павлович. Говорит: 'Вылезайте. Никуда вы с ним не поедете'". Пильц попыталась вернуться в Мариинский театр — отказ: дирекция сочла, что стилистические упражнения в "Весне священной" несовместимы со званием танцовщицы академического театра. Пильц была объявлена профнепригодной. Имея на руках козыри в виде художественного скандала и баламутящих Париж слухов, Пильц так и не стала ни культовой танцовщицей, ни светским персонажем. В середине 1960-х биограф Нижинского, опрашивая живых свидетелей, нашла Пильц в одной из мрачных коммуналок на Лиговке: разбитую параличом старую женщину, имя которой не вызывало никаких ассоциаций даже у специалистов.
       Ее судьбу, по-видимому, пустил под откос один роковой изъян: для того чтобы стать балетной поп-звездой, Мария Пильц была неподходяще нормальной девушкой. Ни истерик Анны Павловой, ни ленивой надменности и интеллектуализма Тамары Карсавиной, ни охоты на африканских львов, как у Иды Рубинштейн, ни кичливого вызова Матильды Кшесинской, ни безумных туалетов, ни эксцентричных манер, ни эффектной позы. Говоря современным языком, ей недоставало запоминающегося имиджа, а в более широком смысле — желания навязать себя миру в больших количествах. Набор вариантов был заведомо невелик: не обладая собственными амбициями, Пильц каждый раз неизбежно становилась жертвой чужих.
       ЮЛИЯ ЯКОВЛЕВА
       

Картина дня

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...