"Да никаких задач передо мной никто не ставил!"

ФОТО: ПАВЕЛ СМЕРТИН
       "Власть" продолжает серию интервью с людьми, которые в годы перестройки формировали внешнюю политику СССР*. На этот раз корреспондент Марина Калашникова встретилась с горбачевским министром обороны Дмитрием Язовым.

"Какая дружба? Я коммунист — он генсек"
       — Считалось, что вы — человек Горбачева. Вы разделяли его идеи, подходы к политике?
       — Никогда я не был его человеком. Впервые близко я увидел Горбачева на пленуме ЦК, когда его кандидатуру на пост генсека предлагал Андрей Громыко. Горбачев уже тогда пообещал ему должность председателя президиума Верховного совета. А в 1985 году, когда я командовал Дальневосточным округом, Горбачев приезжал туда. Был он, в частности, в Хабаровске в 882-м стрелковом полку. Командир полка был подполковник Ушаков — земляк Горбачева из Ставрополья. В солдатской столовой Горбачева поразило, что хлеб нарезан ломтиками и стоит рядом со столом на подносе. Он поинтересовался: "А вы что, пайки не выдаете?" Вот тут я ему и ответил, что солдаты берут столько, сколько хотят, и это дает большую экономию — 9 тысяч тонн в год. "Да это же громадный совхоз такую массу зерна сдает!" — воскликнул Горбачев. А я говорю: "Кроме экономии хлеба государству мы еще имеем семь совхозов". Это его очень заинтересовало. Потом я выступил с 30-минутным докладом о состоянии дисциплины и сказал, что число происшествий за год увеличилось на 20%, так как мы стали учитывать все происшествия, даже незначительные. И на этой основе стали больше требовать с командиров, работать в войсках. Ситуация же в целом стала лучше. Ему и это понравилось. Его настрой в полку тоже всем понравился.
       — Ваша дружба началась с этой поездки?
       — Какая дружба? Я — командующий, коммунист. Он — генсек. Все тогда на этом закончилось. Вечером я собрал военный совет, пригласил всех командующих армиями, командиров корпусов, начальников главных управлений Дальневосточного округа. И Горбачев попросил меня доложить. Я повесил карту и доложил о противнике, что представляют собой армии сопредельных государств.
       — Горбачев разбирался в военной проблематике?
       — Вряд ли. Человек он невоенный.
       — В начале 1980-х в ЦК КПСС и в Генштабе обсуждалась подготовка к войне с США и НАТО?
       — К какой?
       — К ядерной.
— Да ну, это все выдумки.
       
"Горбачев спрашивает: 'А где чемодан?' Я говорю: 'В машине'"
       — Как вы попали с Дальнего Востока в Москву?
       — В 1987 году мне позвонил министр обороны Сергей Соколов и спрашивает: "Как ты смотришь на то, чтобы стать начальником Главного управления кадров Министерства обороны?" Я ответил, что смотрю положительно. Раньше я уже два года работал начальником Первого управления Главного управления кадров. Так что для меня это была знакомая работа. Пробыл я в должности три месяца, и тут Руст сел на Красной площади.
       — Военные получили приказ не сбивать его?
       — Мы могли его сто раз сбить, но не сбивали. После инцидента с корейским "Боингом" в 1983 году было решение гражданские суда не сбивать. А тут летит кукурузник. Никто же не знал, что он сядет на Красной площади. И он просто сел, ничего не натворил. Никакая это была не разведка. Просто хулиганство. И вдруг министра сняли, главкома, командующего Московским округом, под суд несколько человек отдали. Все это заставляет задуматься, что дело было не такое простое.
       — Руст сел на Красной площади, а вы — в кресло министра обороны. Как это получилось?
       — Мне позвонил Ахромеев, чтобы я приехал на Политбюро. Думаю, что это заседание было специально подготовлено, чтобы снять Соколова, убрать главкома войск ПВО и пошерстить кадры. Соколов распорядился взять документы, связанные с командованием 6-й армией ПВО, поскольку мы ожидали вопросов по Московскому округу. Я взял несколько объективок. Начал докладывать первый замминистра обороны Петр Лушев, через 3-4 минуты Горбачев его оборвал. Начал главком войск ПВО Александр Колдунов докладывать — то же самое. Начал Константинов докладывать — и его прервали.
       После того как всех заслушали, члены Политбюро пошли в "ореховую комнату" и пригласили туда Соколова. Мы все ждали в прихожей. Минут через 20 выходит завотделом административных органов ЦК КПСС Савинкин, берет меня за руку. Виктор Куликов, командующий войсками ОВД, вдогонку бросает: "Это министра повели". Действительно, Горбачев говорит: "Мы посоветовались, решили предложить вам должность министра обороны. Как вы смотрите?" Я ответил, что всего три месяца в центральном аппарате и очень многие вопросы не знаю. К примеру, систему заказов техники, вооружений. "А еще что ты не знаешь? — спрашивает Горбачев.— Мы тебе целые лишние сутки дадим для вхождения в должность". Все засмеялись. Что мне оставалось? Не буду же я, как мальчишка, прыгать: "Не буду, не хочу".
       Вечером Горбачев звонит мне по городскому телефону в однокомнатную квартиру, где я тогда жил: "А ты почему на этом телефоне?" Отвечаю, что у меня ничего другого пока нет. "А где чемодан?" Я говорю: "В машине". К себе в квартиру я его ведь не принесу. "А где машина?" — "У подъезда".— "Срочно надо все тебе переделать". На другой день возле дачи Соколова, где когда-то был детский сад, за несколько часов сделали связь. Туда мы переехали жить. Там уже можно было технику связи поставить. Плюс три человека с чемоданчиком — им же надо где-то размещаться.
       — Это вы про какой чемодан?
       — Связь. Без слов, передвижением фишек и прочее. Разрешение на ядерный удар. Ну, в общем, секретный чемоданчик.
       — Это он у вас в машине около дома оставался?
       — Ну да. Вот так я стал министром. Но человеком Горбачева я никогда не был.
       — И все же он вам доверял, иначе как вы объясните его выбор?
       — Я думаю, выбирал не он один. И потом, видимо, благоприятное впечатление у него осталось от посещения округа.
       
"Опасный оборот все приобрело с началом перестройки"
       — Какое положение дел вы застали, вступив в новую должность?
       — Уровень боеготовности у нас был очень высокий.
       — Где были наши слабые места, например, в Европе?
       — Я знал положение дел в группах войск в Германии, Чехословакии, Венгрии и Польше. Их мощь была достаточно высока. Даже когда американцы хотели поставить ракеты с подлетным временем несколько минут до Москвы. Мы отреагировали и поставили в Германии и Чехословакии "Темп-С", которые минуты за три могли долететь до войск США в Европе.
       — Так к войне-то все-таки готовились в начале 1980-х?
       — Ну что такое война? Вот сейчас Россия готовится к войне?
       — Конечно.
       — Но это не значит, что завтра — война. Если о сегодняшнем дне говорить, то никакой подготовки нет. Какая подготовка? Одну ракету заказывают промышленности и один самолет. Это разве подготовка? А раньше каждый округ имел воздушную армию, несколько сот самых современных самолетов Су-27, МиГ-25, МиГ-27. Войска ПВО имели зоны радиолокационного обнаружения по высоте от 50 метров до 20 километров. А сейчас: лети ниже 10 километров — никто не увидит.
       — Какие основные стратегические и политические задачи поставили перед вами Горбачев и Политбюро?
       — Да никаких задач никто не ставил!
       — Когда вы заметили, что дела в военной политике Кремля стали принимать нежелательный оборот?
       — Опасный оборот все приобрело с началом перестройки. Но никто об этом тогда не знал. Когда я говорил Горбачеву о необходимости наращивания того-то и того-то, он отвечал: "Что вы! Штык к штыку, нос к носу, сабля к сабле — отошли эти времена. Надо политически решать эти вопросы". Другая опасность — частная собственность, которую Александр Яковлев назвал "основным слагаемым перестройки", а также "демократия и гласность как общедоступная информация и система обратных связей".
       — Какая угроза была в этом для вооруженных сил?
       — Прямая. При частной собственности — что стало с промышленностью? Что может Министерство обороны?
       — В 1987 году была принята новая советская доктрина "разумной достаточности". Вы ее как восприняли?
       — Нормально, а иначе бы мы не согласились сокращать ракеты средней и меньшей дальности. Нельзя иметь ракет и ядерных боеприпасов столько, чтобы можно было десять раз уничтожить все человечество. Но мы уничтожали больше ракет, чем американцы. Такого типа ракеты у американцев были и на кораблях. А когда заключали рамочное соглашение в 1984 году, американцы свой флот вывели за рамки переговоров. Флот ни наш, ни американский больше не фигурировал. Сокращению подлежали сухопутные авиация и ракеты. Но у нас на ракеты "земля-земля" была главная ставка. А у них таких ракет "Атлас" было немного, штук 50. Потом, правда, они начали развертывать "Минитмены". И когда мы уничтожали ракеты средней и меньшей дальности, американцы выигрывали, коль скоро основные силы у них находились на флоте.
       
"36 млрд марок за вывод войск — мы не продешевили?"
       — Вы были согласны с выводом войск из Европы?
       — С постепенным — да, но не с беглым, как получилось. Когда решали вопрос о выводе, меня не пригласили. О выводе войск заговорили в 1990 году. Приехали Коль и Геншер, удалились с Горбачевым и Шеварднадзе в Ставропольский край и два дня просидели в Архызе. Горбачев мне позвонил: "36 млрд марок за вывод — мы не продешевили?" Я ответил, что, конечно, продешевили.
       — Кто им такую цифру дал? Почему Горбачев принимал такие решения?
       — Не знаю. Все делалось-то для того, чтобы разрушить Советский Союз. Это был заговор Америки.
       — Объединение Германии для вас было неожиданностью?
       — Конечно! Нигде ничего не обсуждалось, и никто нашу критику не воспринимал.
       — Вы предупреждали Кремль? Писали документы, записки, справки Горбачеву?
       — Безусловно. По договору об обычных вооруженных силах мы практически одни должны были сокращать. Американцы ничего не сокращали на своей территории, а только то, что у них было в Европе. А у нас была охвачена вся европейская часть до Урала. Чтобы что-то сохранить, я в каждый флот передал по мотострелковой дивизии. В каждой из них по 200 с лишним танков. Когда об этом узнали — приехала Тэтчер, понаехали американцы. Как так — я прячу? Нагло проводили свою политику, а Горбачев с ними соглашался.
       — Почему так спокойно прошел вывод войск? Ведь все боялись, что сейчас какая-нибудь искра пролетит и неизвестно что случится.
       — Да я-то при чем? Я уже в "Матросской тишине" был.
       — Говорят, Дмитрий Якубовский летал на вашем самолете улаживать имущественные дела в Германии?
       — Это личность нечистоплотная. Он просто полетел на дежурном самолете министра обороны, на котором возят почту. А рассвистел, что специальным рейсом летал. Он ко мне обратился по первой "кремлевке", представился как секретарь коллегии адвокатов Москвы. Потом зашел с письмом, где было сказано, что в Германии наших адвокатов слишком мало. И при выводе войск немцы могут нас на каждом шагу обманывать. Я ему предложил съездить посмотреть, встретиться с прокурором, с начальниками управлений особых отделов ЗГВ.
       — А письмо кем было подписано?
       — Видимо, председателем коллегии адвокатов. Больше я с ним ни разу не встречался.
       — Кто был в курсе событий в Литве, Латвии в начале 1991 года?
       — Я туда ни разу не ездил. Ездили Горбачев и Яковлев.
       — То есть это они все там организовали?
       — Почему? Там же достаточно было антисоветчиков.
       — Кто командовал войсками с нашей стороны в Риге и Вильнюсе в январе 1991 года? Горбачев говорит, что он не знал ничего.
       — Да врет он.
       — А кто давал указание брать телецентр в Вильнюсе?
       — Я не давал. Брали его кагэбэшники.
       — Но КГБ мог давать указания только Крючков, а Крючкову — Горбачев.
       — Да. А наши просто вышли для охраны порядка. Начальником артиллерии был там Масхадов. Мы ни в кого не стреляли — стреляли сверху. 14 человек было убито. И никого не дали обследовать. Это все была провокация, затеянная самими литовцами.
       — С какой целью?
       — С целью отделиться от Советского Союза.
       — Вы верите, что КГБ мог такую операцию совершить без ведома Горбачева?
       — Да все он знал — что же он, дурачок что ли?
       — А про подготовку путча тоже знал?
       — Конечно. Мы же к нему ездили в Форос накануне.
       — Кто был главным двигателем переворота?
       — Главный был генерал КГБ Грушко, первый заместитель Крючкова. Он и Павел Грачев, командующий ВДВ, начали разработку мер по введению чрезвычайного положения, а не захвата власти. А Янаев вообще никакой роли не играл.
       
       *Интервью с Александром Яковлевым см. в #8, с Олегом Гриневским — в #9, с Георгием Корниенко — в #10.
       
       Дмитрия Язова западная пресса называла "горбачевским маршалом разрядки". Став министром обороны в 1987 году после того, как германский летчик-любитель Матиас Руст прервал карьеру предыдущего министра — маршала Соколова — и еще 200 военачальников, Язов активно участвовал в демонтаже советской военной мощи и руководил выводом войск из Европы. Всему этому предшествовала довольно распространенная для тех времен карьера высшего комсостава: участие в Великой Отечественной с 1941 года, окончание Военной академии имени Фрунзе в 1956 году, Военной академии Генштаба в 1967-м, поэтапное командование все более крупными военными формированиями (в том числе мотострелковым полком на Кубе), а затем группой войск в ЧССР с 1979 года, Среднеазиатским (1980-1984) и Дальневосточным (1984-1987) округами, руководящие должности в Министерстве обороны. В 1987-1991 годах — министр обороны СССР. Член президентского совета при Горбачеве (1990). Попав за участие в ГКЧП в августе 1991 года в тюрьму, маршал Язов был амнистирован в 1994 году. В настоящее время — советник Минобороны РФ.
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...