На Исторической сцене Большого театра состоялся традиционный концерт выпускников Московской государственной академии хореографии (МГАХ), трехчасовая программа которого в этот раз состояла целиком из русского репертуара. Рассказывает Татьяна Кузнецова.
Фото: Коммерсантъ / Михаил Логвинов
Фото: Коммерсантъ / Михаил Логвинов
Фото: Коммерсантъ / Михаил Логвинов
Фото: Коммерсантъ / Михаил Логвинов
Фото: Коммерсантъ / Михаил Логвинов
Трехчастный концерт оказался исполинским, однако нетягостным: программа была составлена из шлягеров, любимых и балетоманами, и самой широкой публикой, до отказа заполнившей пурпурно-золотой зал. В первом акте представили Grand pas из «Пахиты», в третьем — картину «Сон» из «Дон Кихота», дополненную двумя академическими па-де-де и двумя академическими же характерными танцами. Наследие разбавили «Вариации на тему рококо» на музыку Чайковского, поставленные Алексеем Мирошниченко в 2011 году для Пермского хореографического училища, и этот неоклассический балет оказался в программе единственным моложе 90 лет. Конечно, российские балетные школы, ориентированные в основном на классику, и раньше на своих концертах не баловали актуальностью, тем более что отыскать качественную (и одновременно доступную для плохо изучающих ее российских школьников) современную хореографию чрезвычайно трудно. Справедливости ради надо сказать, что МГАХ такие усилия предпринимала: более чем информированный источник сообщил корреспонденту “Ъ”, что до недавних пор школа вела переговоры с самим Уильямом Форсайтом, который отнесся к предложению москвичей о постановке для дипломников с энтузиазмом. Однако специальная военная операция поставила на этих планах крест. В будущем году Форсайта заменит Борис Эйфман, чье искусство представляет собой весьма специфическую и сугубо российскую ветвь хореографии сегодняшнего дня.
Пока же, в ожидании встреч с носителями современного языка, выпускники и старшие курсы МГАХ изъяснялись лексикой прапрабабушек и прапрадедушек, и далеко не у всех это получалось органично. Проще говоря, будущих артистов, конечно, достойно натаскали по академической программе. В многолюдных «Пахите» и «Сне», позволяющих «покупателям» из разных театров разглядеть не только солистов, но и столь необходимый для любой труппы кордебалет, никто не «сыпался» (разве что последняя девушка в длинной линии адажио «Пахиты» пошатывалась на арабеске) и не грешил против правил хорошего тона; хотя, конечно, «московские» руки традиционно жестки, кисти в моменты напряжения норовят сложиться в «козу рогатую», а стопы предательски расслабляются в минуты усталости. Но ощутить классику родным природным языком, получить удовольствие и искреннюю радость от собственного танца смогли лишь считаные единицы.
Отличить таких «танцевальных» юнцов можно было даже не вооруженным специальными познаниями глазом и вне зависимости от балетной иерархии. Так, главную партию в «Пахите» исполняла Ангелина Юркевич — складная девушка с благообразными ногами и личиком брюлловских итальянок. Однако за ее несколько кукольным танцем угадывался скорее труд учителей, чем личная одаренность и артистическая воля. Зато другая выпускница, София Маймула — хрупкая, маленькая, с прелестными длинными ножками и отнюдь не красавица,— танцевала так нежно, естественно, грациозно и женственно, что ее единственная вариация в «Пахите» (невыигрышная, адски трудная, анафемски замедленная) позволила восхититься ее природной органикой, музыкальностью и самообладанием. В третьем отделении, станцевав обделенное спецэффектами па-де-де принцессы Флорины и Голубой птицы, прелестная выпускница лишь укрепила убеждение, что не затеряется в гигантской труппе Большого, куда ее приняли вместе с рыжеволосым партнером Артемием Титаренко, отличившимся благовоспитанностью танца и по-кошачьи мягким природным прыжком.
Другому выпускнику, потенциальному характерному солисту Константину Никитину, тоже выделявшемуся обаянием и «эффектом присутствия», повезло меньше: Большой театр по-прежнему чтит лишь записных «классиков». Между тем в ближайшие сезоны при неизбежном оскудении современного западного репертуара пополнять афишу придется забытыми спектаклями советского наследия (типа «Бахчисарайского фонтана»), в которых полным-полно характерных танцев. Московская академия, прочувствовав зов времени, включила в дипломный концерт массовый «Венгерский танец» из «Раймонды», а также сольный, на три пары, «Форбан» из «Корсара». Однако десятилетия запустения, в котором пребывал характерный танец (из-за чего даже 60-летние педагоги не могут правильно показать движения), сказались на исполнении выпускников. И речь не о каких-то виртуозностях типа pas tortille; даже обычный стелящийся «голубец» выпускники выпрыгивают этаким классическим кабриолем, а при медленном «адажийном» шаге подскакивают, как на сковородке. Неправильно учат с малолетства: в «Пахите» дети исполняют pas gala (основной ход мазурки), прижимая ногу к щиколотке,— это примерно то же, что говорить «ложить» вместо «класть». Юный солист Никитин, конечно, тоже не доучен, но выглядит вполне обучаемым. Не исключено, что его природную координацию и хорошие внешние данные оценит Максим Севагин, молодой худрук Музтеатра Станиславского,— на дипломном концерте он присматривал пополнение для своей труппы.
Индивидуальность будущих артистов яснее всего проявилась в «Вариациях на тему рококо». Помимо музыкальности и композиционной логики, этот одноактный балет на четырех юношей и трех девушек отличается тонкой стилизацией — скорее под романтизм, чем под рококо. Два больших дуэта и трио прослоены вариациями-монологами и легким флером мизансцен, определяющим настроение. Кто-то отвергнут, кто-то счастлив разделенной любовью — и для юных танцовщиков этого оказалось достаточно, чтобы ощутить актерскую свободу. Девушки, как водится, были откровеннее и выразительнее, но все они — студентки предвыпускного курса. Похоже, по части кадров следующий год окажется урожайнее нынешнего. Лишь бы балетным дарованиям нашлось что танцевать, помимо Мариуса Петипа.