Суд — театр, но не все в нем актеры

«Этот стон у них песней зовется» — жалобы театралов о том, что годных и интересных постановок давно не видно, звучат уже не первый год. Иногда я, как человек «из среды», готов с этим утверждением согласиться, но чаще хочется написать грустно-язвительный пассаж: не там вы, граждане, ищете. За огнем, убедительностью и лицедейским талантом нужно идти в суды.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Громкий судебный процесс доставляет не меньше удовольствия, чем хороший спектакль, и не беда, что актеры временами недотягивают. Если зритель смотрит неудачную постановку в стенах классического театра, он тверд и бескомпромиссен: он встает и уходит, не оглянувшись. Другое дело — суд: здесь неубедительная игра участников зачаровывает, разжигает интерес и заставляет остаться, чтобы увидеть, чем все закончиться.

Многообразию жанров позавидуют самые искушенные ценители. В ассортименте есть нравоучительные пьесы, например уже ставший классическим процесс «Березовский vs Абрамович». С позиции дня сегодняшнего кажется, что этот суд проходил в Лондоне совсем неслучайно, ведь это чистейший Шекспир, причудливо осовремененная постановка «Венецианского купца». В ней Шейлок, некогда ссужавший Антонио деньгами, требует свой фунт плоти, но в итоге сам едва не оказывается осужденным, ведь втолковать людям под нафталиновыми буклями значение слов «крыша» и «откат» не так-то легко.

Хватает на этой сцене и абсурда: постановка, главная роль в которой отдана Алексею Навальному, напоминает бесконечно длящийся кафкианский «Процесс». Сначала герой, не понимающий сути предъявленных обвинений, пытается убедить судей в несправедливости назначенного ему ареста, затем уже сам обличает коррупцию представителей власти, а суд называет «продажной сворой».

Или взять историю с «милициардером» Захарченко — несомненный трагифарс и мой любимый процесс. Именно в нем я с интересом обнаружил своеобразный субститут скудеющей театральной жизни. Да и как было пропустить тот факт, что дома у служителя порядка находят столько денег, сколько не поместилось бы в твою стандартную квартирку полезной, или, как оказывается, бесполезной, площадью 40 кв. м?

Все это напоминает дословную постановку Джанни Родари в провинциальном ТЮЗе. Этакая «Страна лжецов» с единственным законом «кто не врет, тот нездоров». Тут и черные банкиры Горбунцов, Антонов и Чувилин, из-за усердно даваемых показаний все как один достойные роли короля Джакомона. И неправедно осужденные вроде Калимеро, который, медленно сходя с ума, мяукает в унисон со своими сокамерниками-кошками. И непонятно зачем оказавшийся в суде строитель мостов и железных дорог Маркелов из «1520» — этакий художник Бананито, рисующий оживающие картинки.

В этой постановке не хватает только одного — главного героя, благородного юноши Джельсомино с чистым голосом и таким же сердцем. Но процесс очевидно близится к завершению: от королевства Джакомона осталась лишь одна колонна, всем опостылела былая ложь, собаки перестали мяукать, а пираты — именовать себя в собственных показаниях честными людьми, ведь даже они иногда надевают свою истинную одежду.

Но главным, что по-прежнему определяет интерес зрителя к спектаклю, остаются не режиссура, декорации или сценарий, а игра актеров. И по иронии судьбы именно в ней российские суды уступают нашим театрам. Когда речь идет о по-настоящему резонансных делах, быть просто хорошим адвокатом или прокурором недостаточно — нужно быть убедительным, последовательным и логичным в особом, «театральном» смысле. Сценический талант часто влияет на исход дела не меньше, чем способность четко излагать доказательства, выстраивать канву обвинения или защиты. Особенно это касается процессов, где та или другая сторона небогата на объективные доказательства собственной точки зрения — к примеру, вор или взяточник не пойман на месте преступления с поличным, показания свидетелей, равно как и их личности, вызывают сомнения, а позиция обвинения основывается лишь на косвенных данных.

В отсутствие неоспоримых доказательств уровень актерского мастерства оставляет желать лучшего. Временами, когда сторона обвинения это понимает, она, не скрывая раздражения, в рамках своих процессуальных возможностей пытается «направить» свидетелей в нужное русло — и само это действо способно развлечь любого театрала. Странность и алогичность происходящего в зале суда заставляют публику испытывать нешуточные эмоции: можно насладиться путаными показаниями свидетелей, удивленной реакцией многочисленных слушателей, а также постепенно подступающим осознанием, что обвинители, видимо, не припасли для зрителя ничего интересного или убедительного.

И поэтому искушенный и чуткий к фактуре российский зритель давно не заходится в восторженном захлебе: «голые» эмоции ушли, и ему остается только удивляться театральности происходящего. Которую, однако, не следует трактовать как однозначное доказательство вины: кроме того, что свидетельские показания со стороны кажутся пустышкой, они ухитряются не только звучать, но и выглядеть зыбко. Наблюдая за их выступлениями в суде, хочется воскликнуть классическое: «Не верю!»

И под занавес, перед тем как все мы отправимся обсуждать очередную постановку, хочется напомнить зрителям и судьям лишь о том, что перед нами не маски, роли или сценические амплуа, а жизни и судьбы живых людей.

Владимир Николаев