 |
ФОТО: НАТАЛЬЯ НИКИТИНА  Художник Илья Кабаков лучше всех научился извлекать из своего советского прошлого коммерческую составляющую |
Помню пресс-конференцию, посвященную открытию кабаковской выставки-инсталляции "Вот так мы живем" в парижском Центре Помпиду. В обширных подвалах лежали пыльные мешки с цементом и строительный мусор, среди которого стояли вагончики-времянки. Стройка — а речь шла о возведении гигантского Дворца будущего — сначала затянулась, а потом в связи с нехваткой средств была заморожена, и времянки стали постоянным жильем безработных строителей. В вагончиках зритель мог обнаружить детали скудного быта: столики со скатертями, полки с посудой и книжками, репродукции из журналов на стенах, оклеенных тусклыми обоями. А над всем этим шла пресс-конференция, на которой уважаемые люди — критики, кураторы — говорили много умных и лестных слов о большом русском художнике.
 |
Кабаков любит называть себя реинкарнацией гоголевского Плюшкина и самые знаменитые свои инсталляции собрал из мусора коммунальных квартир (на фото — инсталляция "Человек, улетевший в космос") |
Они знали и то, что Илья Кабаков постоянно придумывал всевозможных фантомных персонажей-двойников. Соцреалист Кошелев, чьи казенно-помпезные работы тихо погибали в затопленном музее, из инсталляции "Музыка на воде" (1992), "украшатель Малыгин" из альбома 1970-х или совсем сказочные персонажи вроде "человека, который никогда ничего не выбрасывал", "в шкафу сидящего Примакова". Наконец, скрупулезно реконструированный "неизвестный художник Шарль Розенталь", которому Кабаков посвятил выставку, показанную в 2002 году во Франкфурте-на-Майне. Шарль Розенталь, идеальный художник ХХ века, сын бедного еврейского фотографа, родился в 1898 году в Херсоне. В бурные революционные годы стал авангардистом, потом уехал в Париж, где в нищете и безвестности продолжал заниматься художественными поисками, пока трагически не погиб в 1933 году под колесами автомобиля. Дружил с Шагалом и Малевичем и между делом предвосхитил все художественные открытия ХХ века. Чего стоят хотя бы абсолютно белые холсты, на которых еле-еле намечены контуры бытовых, словно бы заимствованных у соцреалистов, сюжетов: пионеры, ткачихи, колхозники. Кабаковская инсталляция "Жизнь и творчество Шарля Розенталя" воспроизводила все атрибуты академической выставки возвращенного классика: картины, старые снимки, документы. А для того чтобы ненароком не поверить в существование Шарля (Шолома) Розенталя, следовало обратить внимание на дату смерти забытого мастера — 1933 год, год рождения самого Кабакова.
 |
ФОТО: НАТАЛЬЯ НИКИТИНА Личность художника достигла такого масштаба, что любая его фотография, даже любительская, становится теперь музейным экспонатом (на фото — Илья Кабаков с женой) |
Мастерская, в которой Кабаков даже умудрился построить настоящий камин, была одновременно местом философских бесед, школой и светским салоном. К Кабакову ходили друзья, ученики и иностранцы, что и привело к его отъезду на Запад. А дальше — история, вполне вписывающаяся в голливудский канон: огромное количество выставок во всех ведущих музеях мира, всевозможных наград, премий и регалий в области современного искусства и неоспоримый статус самого знаменитого из ныне живущих русских художников.
 |
Вопрос "Чья это муха?" на века останется главным вопросом московского концептуализма |
Переехав на Запад и встроившись в хорошо организованную и финансируемую художественную жизнь, Кабаков стал работать в новом жанре — тотальной инсталляции. Тотальная инсталляция, по словам самого художника, "должна напоминать сцену театра, когда на нее поднимается зритель во время антракта (как в Cats на Бродвее)". Илья Кабаков с гиперреалистической дотошностью воспроизводит в музейных залах развороченную взрывом комнату, принадлежавшую "человеку, улетевшему в космос". Стены заклеены советскими плакатами, а в центре замерла фантастическая катапульта. Настоящий советский общественный нужник в инсталляции "Туалет", представленной в 1992 году на Dokumenta в Касселе, снабжен следами быта обживших его невидимых обитателей: стол с неубранной посудой, сервант, книжная полка. Гротескный ужас этих инсталляций — изживание кошмара коммунального быта. Но в то же время от этих обжитых сортиров, времянок, коммунальных углов веет какой-то мизерабельной безопасностью: "Жить в мусорном углу тепло, уютно, тебя оттуда не выметут. Пуговица или окурок в углу — это тоже метафора вот такого спокойного существования".
 |
Картина-стенд — одно из главных изобретений Кабакова 1970-х (на фото — инсталляция "Ответы экспериментальной группы") |
Очень трудно избавиться от ощущения, что Илья Кабаков так последовательно превращает советский мир в кукольный домик лишь для того, чтобы окончательно убедить самого себя, что он уже вырос, что сам он уж давно находится снаружи, что он действительно тот самый "человек, улетевший в космос", покинувший территорию советского мира, чтобы выйти в межзвездное пространство. С этой точки зрения на вернисаже в Центре Помпиду присутствовал лишь его маленький земной двойник, которому и было позволено замолвить за него словечко: настоящий бессмертный Кабаков слишком велик, чтобы вместиться в утлые времянки недостроенного Дворца будущего.
В то же время художник признает, что своим бессмертием обязан именно сору и тлену давно исчезнувшего советского мира, единственным хранителем которого он является: "Есть страх, что одного тебя не возродят; а если нас будет много, то возродят. Отразить всю жизнь советского общества, не пропустить ни одной бумажки — нас всех возродят скопом".
Возможно, поэтому Илья Кабаков является пока единственным ныне живущим русским художником, вписанным в историю искусств. В отличие от своих коллег он не выводил родимые пятна советского мира и не пытался их возлюбить. Он превратил их в конвертируемый товар, став единственным душеприказчиком канувшей в небытие цивилизации, антикваром, заботливо сдувающим пыль с обломков империи. Остальным нашим соотечественникам, желающим вступить в международную высшую лигу, придется искать другие ресурсы. "В будущее возьмут не всех" (так называлась одна из программных инсталляций Кабакова), да и советского прошлого на всех не хватит.