Просторный, светлый, с огромными окнами в пол цветочный салон "Атмосфера" на Петроградской стороне — полная антитеза вечной петербургской серости.
Фото: Коммерсантъ / Александр Коряков
Фото: Коммерсантъ / Александр Коряков
Фото: Коммерсантъ / Александр Коряков
Фото: Коммерсантъ / Александр Коряков
Фото: Коммерсантъ / Александр Коряков
Фото: Коммерсантъ / Александр Коряков
Его основатель, признанный профессиональным сообществом одним из лучших российских дизайнеров Максим Лангуев уже двадцать лет противопоставляет цветущие интерьеры мрачному петербургскому экстерьеру.
Сейчас Максим Лангуев — флорист, декоратор и интерьерный дизайнер — оформляет самые стильные вечеринки города: только за последние годы успел поработать с брендами Bvlgari и "Бабочка", ресторанами "Кококо" и "Репа", креативным пространством "Новая Голландия", галереей Марины Гисич и KGallery и даже с H&M. Сервирует самые изысканные обеды: на столах ресторана в ДЛТ благодаря ему вот уже несколько лет появляются композиции из расположенных на зеркалах мхов и камней, белых орхидей и красных ягод, цитрусовых и карликовых апельсиновых деревьев. Красочные, нарочито яркие композиции с взрезанными фруктами, гроздьями ягод и большими черными георгинами в духе голландского "роскошного" натюрморта на 110-летии ДЛТ — его работа. Лаконичный, предельно упрощенный новогодний декор кафе "Рубинштейн" на главной ресторанной улице города — неукрашенные еловые ветки в крафтовых пакетах вдоль окон — тоже его авторства. А начиналось все с крошечного, два на три метра, цветочного магазина по соседству с кафе, интерьер которому придумал Максим. С тех пор флористика и интерьерный дизайн так и шли в его карьере бок о бок.
"Было горько, но я понимал, что так и должно быть"
Максим Лангуев назвал свой магазин "Атмосферой", когда это еще не было мейнстримом — в 1999 году. Атмосфера современного Петербурга с его креативными пространствами, кофейнями, книжными магазинами и дизайнерскими салонами тогда еще только начинала создаваться. Одним из первых центров притяжения как раз и стал двор на Малой Садовой, куда в начале нулевых, заработав первые деньги, из крошечного уголка переехала "Атмосфера". Вскоре двор оживился: рядом, кроме дизайнерской студии Лилии Киселенко, появился магазин "Французские штучки", парикмахерский салон... "Для города это было что-то новое: рождались живые локации, и чтобы приятно провести время, достаточно было приехать в один конкретный двор. Клиенты были общие, все дружили, ходили друг к другу, пили чай — и не только,— рассказывает Максим Лангуев. — Помню, день всегда начинался с того, что все вместе пили кофе на улице, ели печенье "Мечта", сидели на устроенных нами цветочных клумбах..."
Перестроечный Петербург, где рос Максим Лангуев, был совсем другим — и увлечение цветами, разумеется, тогда не казалось окружающим чем-то серьезным. Детям куда настойчивее, чем сейчас, старались дать "нормальную" профессию. Приучая старшеклассников к труду, свободный от учебы день им предлагали провести — на выбор — работая в магазине одежды, на химическом производстве или на машиностроительном заводе. "Все это было мне совершенно неинтересно. Я пошел и спросил, могу ли сам выбрать место для отработки. Например, в ботаническом саду. Договорился — и правда стал работать каждую неделю в оранжерее. Было душевно и эмоционально, как мне и хотелось. Ботанический сад стал моей первой правильной цветочной школой, а научный сотрудник Галина Мустафина — первым учителем",— рассказывает Максим.
Прежде чем встретить других своих учителей, Максиму Лангуеву пришлось пожертвовать несколькими годами жизни: ради получения "нормальной", как у папы, профессии он все же поступил в железнодорожный техникум. "Я приходил в тепловоз и осознавал, что буду проводить так каждый следующий день. Всю свою жизнь. И чувствовал беспросветный ужас. Армия стала моим спасением",— вспоминает он.
А чего еще можно было ожидать от человека, который с самого детства точно знал, как именно выглядит аленький цветочек? "Моя цветочная любовь — из детства. Она не придуманная и не найденная,— говорит Максим Лангуев.— Моя детская комната вечно была забита мхами, лишайниками, ветками... Не говоря уже о паучках, которые приезжали вместе с этим из леса. Сейчас я думаю: как же сильно моя мама любила меня, если ни разу не сказала ни слова против моих увлечений!" Среди детских воспоминаний Максима — много нежных историй, связанных с цветами. "Помню, что рядом с остановкой, где мы с мамой всегда ждали автобус, стояли цыганские ларьки с цветами. Пока автобуса не было, я лазал под прилавками и собирал обломки цветов. Есть одно весеннее воспоминание — из того времени, когда только-только начали распускаться цветы и появился первый одуванчик. Я сорвал его и повез домой в автобусе. И думал: ну как бы сделать так, чтоб он не завял? Нужно его в воду поставить — но где взять воды? И я держал кончик стебля во рту, чтобы одуванчик пил мою воду. Было горько, неприятно, но я понимал, что так и должно быть".
"Работали все время на грани извращения"
Отслужив в армии и поступив на агрономический факультет, Максим Лангуев решил наконец получить то образование, которое ему было действительно нужно. И устроился в салон "Наталия" одного из самых известных петербургских флористов Наталии Корякиной. "Там я впервые взял в руки цветы и начал составлять из них композиции. Мы много работали с подручными материалами, сухими цветами, было много прикладного и поделочного, много мелкой работы и моторики. Хотя вскоре этот стиль мне наскучил, именно там я получил все свои навыки и развил их, взяв нужное и отказавшись от ненужного. И помню, сложилось так, что ровно через девять месяцев работы я выносил новый опыт и смог работать самостоятельно",— рассказывает Максим. Другим учителем он называет флориста Владимира Бермякова, у которого проработал еще два года. А следующим шагом стало открытие собственной "Атмосферы".
"Закрепиться на рынке тогда было проще. Мы были уникальными: хорошие цветочные магазины в Петербурге тогда можно было пересчитать по пальцам — пожалуй, список исчерпывался двумя магазинами моих учителей,— говорит Максим.— Были, конечно, сетевые цветочные магазины, но они не имели с нами ничего общего стилистически: работали на другую аудиторию". Несмотря на то, что культура потребления цветов еще не сформировалась, дефицита посетителей "Атмосфера" не испытывала, говорит Максим: "Было немало людей с хорошим достатком и утонченным вкусом одновременно. Были и люди, которые искали чего-то нового. Мы предлагали интересные упаковки, необычное оформление, все время работали на грани какого-то извращения. Был у нас клиент, который каждую неделю дарил невесте по букету. И каждую неделю мы придумывали для него что-то новое и странное. К одному из букетов, например, привязали дверную ручку. Сейчас бы я такого уже не сделал, но тогда это было ужас как остро. В своей работе я постепенно отсеял затейливое. Сейчас этой замысловатости так много, что хочется ее снять, двигаться в сторону простоты,— говорит он. — Хотя..." И косится на свой рабочий стол, где лежат, опровергая его слова, приготовленные для нового декораторского проекта большие синие перья. Иногда — если дух события это диктует — не грех в оформлении обратиться и к вычурным решениям: использовать крашеные цветы, например.
Что сейчас, что в прошлом Максим Лангуев придерживался правила продавать только то, что считает правильным, невзирая на массовый спрос. "Запрос на китч был раньше и сейчас есть. Это обременение нашим вкусам, близким к Востоку",— говорит он. И если бы у него попросили миллион алых роз, он бы согласился: нашел бы способ преподнести так, чтобы это было не пошло. Принципиальность важна, но не менее важно оставаться открытым и не застревать в рамках клише. "Когда сейчас говорят: "О боже, розы с блестками, какой кошмар", я прекрасно понимаю, что, возможно, через десять лет будут продавать одни только розы с блестками. Потому что десять лет назад я не мог себе представить, что мне будет интересно работать с крашеными цветами: я считал это пиком пошлости,— объясняет Максим.— У меня есть, конечно, собственный фильтр, все подряд я не использую, но все равно смотрю в сторону в прошлом табуированных вещей и понимаю, что мое мировоззрение трансформируется".
"Все было придумано еще двадцать лет назад, а теперь переперепридумано"
В начале карьеры представление Максима о том, какого именно цветочного магазина не хватает Петербургу, формировалось под влиянием путешествий. Железный занавес только-только упал, петербуржцы смогли увидеть соседнюю капиталистическую Финляндию. "Путешествия были как глоток воздуха. Банальные поездки в Финляндию двадцать лет назад уже были уже окном в другой мир. Цветочные другие, подача другая! А дальше уже и Париж, и Лондон... Когда открыли магазин, чувствовал, что срочно надо куда-то ехать за границу: информации не хватало, а местной питаться не хотелось". В европейских магазинах уже тогда продавали цветы, о которых в Петербурге никто и не слышал, и "Атмосфера" стала для города флористическим окном в Европу.
"Рынок цветов был очень узким, многого не привозили. Меня же насмотренность заставляла заказывать для нашего магазина что-то необычное. Невероятно популярную сейчас гортензию тогда почти никто в Петербург не возил. Наши оптовые поставщики часто звонили и умоляли: "Максим, заберите гортензию, не знаем, что с ней делать, никто не покупает. Ну хоть за полцены!" Мы с радостью забирали". С тезисом о том, что "Атмосфера" познакомила петербуржцев с гортензией, Максим не соглашается: "Это, может быть, чересчур высокая оценка нашей роли..." "Ничего не высокая, это так и было! Гортензию никто не хотел покупать, не понимали этого цветка!-- перебивает его директор Виктор Романовский, который стоял у истоков бизнеса вместе с Максимом.— То же самое сейчас с тюльпанами на луковицах происходит. Ты расскажи!" Тюльпаны на луковицах — не срезанные, а целиком выкопанные из земли, красиво смотрящиеся в прозрачных вазах,— "Атмосфера" начала продавать в прошлом году. "И сейчас, видимо, придет волна их популярности. Сейчас же легко, не то что раньше: если есть несколько тысяч подписчиков в "Инстаграме", информация разлетается мгновенно". Тем не менее трендсеттером себя называть Максим соглашается едва ли. "Все мы питаемся информацией. Часто, замечая тренд, я даже не могу понять: были мы причастны к его созданию или сами его где-то подхватили... Все уже давным-давно придумано. Оно было еще двадцать лет назад придумано, а сейчас уже переперепридумано. Поэтому и появляются крашеные цветы".
"Это была авантюра — и это было дико интересно"
"Когда тебе 19-20 лет, уровень страха минимальный. Я вообще не думал ни о каких страхах, я их не помню — никакой ответственности, никакого страха. Помню только, что тогда все хорошо сложилось",— так вспоминает начало своей карьеры Максим. Благодаря авантюризму и готовности принимать любые вызовы началась еще одна сюжетная линия его жизни — интерьерный дизайн. В 2003 году в "Атмосферу" зашел за цветами покупатель — президент компании "Петростиль" Михаил Беленицкий — и, осмотревшись, поинтересовался, не делает ли Максим интерьеры. "Делаю",— мгновенно ответил он, имея за плечами опыт декорирования витрин, оформление двух с половиной кафе и почерпнутое из сотен прочитанных книг представление о том, каким интерьерный дизайн должен быть. "Тогда мы, помимо флористики, занимались реновацией советской и дореволюционной мебели, перекрашивали ее в неожиданные цвета. Продавали зеленые, синие буфеты, разрисованные цветами советские ждановские шкафы. Один из клиентов скупил у нас почти всю эту мебель, обставил ею красивую мансардную квартиру и принес нам фотографии. Эти фотографии случайно оказались под рукой, когда Михаил Беленицкий спросил, могу ли я чем-то похвастаться. То, как сделана была эта квартира, было близко мне невероятно. Поэтому я, не моргнув глазом, молча протянул ему эти фотографии: вот, мол, наш проект. Это было наглостью и блефом,— вспоминает Максим.— И одновременно — невероятным везением".
Проект интерьера просторной и светлой 120-метровой квартиры Михаила Беленицкого с окнами на Александрийскую колонну Максим Лангуев и получил, и реализовал с легкостью. "Мы сделали его простым, не думали о собственных амбициях. Многое сохранили: архитектуру интерьера, все двери, паркет... Ко многому отнеслись с трепетом, шли по течению приятных фактур. Снимаем обои, видим красивую стену — восхищаемся и консервируем. Это был мягкий, легкий, чистый проект, не обремененный тяжелым дизайном и декором",— рассказывает он. Дебют оказался настолько удачным, что спустя несколько лет, когда Михаил Беленицкий собрался продать квартиру, дизайнер едва не купил ее: "В этом проекте мне не стыдно ни за что: квартира настолько прекрасна, что я хотел бы в ней жить".
Несколько лет назад Максима Лангуева знали в первую очередь как интерьерного дизайнера и даже удивлялись, узнав, что он к тому же занимается цветами. Теперь же волна сменилась — люди обратили на цветы более пристальное внимание, говорит он. Самого дизайнера это делает счастливее: "Интерьер я делаю год, а цветы — это проект быстрой радости, то, от чего можно получить мгновенное удовольствие". В романтических воспоминаниях Максима о рабочих успехах — о работе над первым интерьерным проектом, например — Петербург на удивление всегда цветущий. "Понятно, что это была авантюра, основанная на подлоге. Но было дико интересно, так классно! В то время мы подружились с восточными ребятами, которые привозили нам в магазин свои ковры на продажу. Мы вытаскивали один из ковров в Таврический сад, расстилали на газоне, сидели и придумывали, что будем делать, рисовали смешные эскизы",— вспоминает он. На самом же деле одиннадцать месяцев в году фоном для ярких букетов Максима служат серость, гранит и непогода. Контраст его не радует: если бы вокруг круглый год была зелень, работать было бы куда проще, говорит дизайнер. Зато его заказчики-петербуржцы точно нуждаются в порциях быстрой радости.