концерт классика
Недавний пожар в здании консерватории на концертном расписании Большого зала никак не сказался. Это очень кстати, потому что время праздничное, и новогодне-рождественские музыкальные вечера текут один за другим. Первыми праздновали "Виртуозы Москвы" во главе с Владимиром Спиваковым, на рождественском концерте которых за несколько дней до новостильного Рождества побывал СЕРГЕЙ Ъ-ХОДНЕВ.
Григорианское Рождество — праздник не то чтобы общеобязательный, скорее факультативный, поэтому у "Виртуозов" было некоторое пространство для маневра. Праздничное настроение — это пожалуйста, а совсем уж навязших в зубах хитов можно и избежать. Оркестр их избежал, но положение массовиков-затейников, оказавшихся один на один с жаждущей праздника за свои недешевые билеты публикой, обязывает. Поэтому неудивительно, что каждый пункт программы на вкус оказался настоящим произведением кондитерского искусства. Какой, в самом деле, праздник без сладостей?
Для начала (видимо, имея в виду, что рождественские дни — время разгула всякой нечисти) сыграли 4-ю симфонию Луиджи Боккерини под названием "Дом дьявола". Мрачный заголовок "Виртуозов" не напугал, и безделица Боккерини вышла у них вполне даже безоблачной: ни дать ни взять кремовый торт. Скрипки, заливающиеся наигранным весельем на фоне бодро отстуканного басового ритма; галантно-небрежные подпевы гобоев; скромно затаившееся в жужжании струнных бряцание клавесина — словом, вся та обаятельная и неглубокая нарядность, которой так славятся раннеклассические авторы ранга Боккерини. Инфернальный колорит возник только в финальной "Чаконе": эдакий шоколадный чертик, водруженный на кремовую верхушку.
Последовал ре-мажорный Концерт для виолончели с оркестром Гайдна, соло в котором отошло к Александру Рудину. Получилось некое звуковое подобие немецких рождественских пряников: крепкое, хрустящее звучание виолончели, с суховатой строгостью преодолевающей все трудности, оркестру было явно не по зубам. Пришлось, увы, размачивать: соло осталось без полноценной поддержки, удовольствовавшись обволакивающим и растерянным задним планом — большего не получилось.
Во втором отделении кондитерскую эстафету подхватила "Рождественская ария" австрийца Фридриха Гульды. Ее можно было бы уподобить, пожалуй, яблочному штруделю: незамысловато, ароматно и сладко-сладко — Эннио Морриконе или Поль Мориа были бы в восторге. Завершила заявленную программу гайдновская симфония "Сюрприз". Как известно, этот бессменный шлягер концертов жанра "музыканты шутят" появился из-за того, что Гайдну надоела бессовестная манера лондонской публики засыпать на концертах. Чтобы поиздеваться над сонливой аудиторией, Гайдн-де и ввел в одну из частей громовые моменты оркестрового tutti с литаврами, прерывающие монотонное и негромкое звучание струнных. "Виртуозы" над радостно бдящей публикой, заполнившей не только зал, но и сцену (где расставили в три тесно сплоченных ряда стулья для специально приглашенных, благо оркестр камерный), глумиться были не расположены. Возможно, поэтому и "сюрпризная" часть, и вся симфония вышли, несмотря на все попытки продемонстрировать весьма умеренную искрометность венского классика, малотемпераментными. То есть в самый раз для мороженого: ярко, разноцветно и холодно.
На хорошем рождественском празднике детей не отпускают без гостинцев на дорогу, и потому на бис оркестр щедро надавал пестрых конфеток. Чего тут только не было: и allegro con spirito из 24-й симфонии Моцарта, и маленькая диковинка из балета Глюка "Дон-Жуан" (непрерывное жеманное пиццикато в полторы минуты длинной), и "Сладкая греза" Чайковского (на которой оркестр неожиданно зазвучал собранно и задушевно). А проводило наевшуюся сластей публику танго Астора Пьяццоллы, волнительный ритм которого оркестранты страстно и звучно отбивали ногами.