концерт классика
В Большом зале консерватории стартовал новый художественный проект — Пасхальный фестиваль под руководством Валерия Гергиева. Первый концерт показал: чтобы восхитить москвичей, Валерию Гергиеву достаточно вывести свой оркестр на сцену.Несколько вечеров подряд — три концерта на сцене Большого зала консерватории, по одному — в Малом зале и в МГУ. Это, разумеется, форс-мажор. Но не для мариинцев, привезших в Москву 12 опусов русской и советской классики (от Римского-Корсакова до Стравинского и Прокофьева), полторы оперы ("Снегурочку" Римского-Корсакова плюс первый акт "Руслана и Людмилы" Глинки) и программу романсов. А в придачу экстразвезд — Ольгу Бородину, Анну Нетребку, Татьяну Павловскую, пианиста Александра Слободяника и скрипача Вадима Репина.
Такую щедрость Валерий Гергиев объясняет своими симпатиями к Москве, к Юрию Лужкову и празднику Пасхи, "имеющему богатые музыкальные традиции". Однако от устроителей фестиваля слышались и другие мотивации. Директор Пасхального Эдуард Бояков, например, говорил о слишком редких в сравнении с западными городами выступлениях Валерия Гергиева в Москве, подчеркивая, что хотел бы сейчас изменить эту пропорцию.
Открытие Пасхального в Большом зале консерватории прошло эффектно. После несобранных звуков увертюры Римского-Корсакова "Светлый праздник" публику приветствовали Юрий Лужков и архиепископ Истринский Арсений. Мэр Москвы определил статус нового фестиваля от "мой близкий друг Валерий Гергиев" до "первый Пасхальный — не одномоментное мероприятие: это река культуры, которая охватит весь город". После чего зазвучала прокофьевская кантата "Александр Невский".
Развернулось настоящее Ледовое побоище. Хоровую линию Валерий Гергиев смял потоками оркестрового звука. Голоса теноров с трудом сопротивлялись натиску темпераментного гергиевского оркестра. Не упуская случая блеснуть валторновым жирком, яростной гаммой вибрафона или долбящим мозги цоканьем инструмента "коробочка", оркестр эффектно демонстрировал свои возможности. Играли, как воевали: бойко, громко, с патриотическим подъемом русских мелодий и устрашающими хоралами крестоносцев.
"Невскому" аплодировали отчасти и за громкость, которая у нас в цене. А после антракта такой же успех сопровождал мировую премьеру тихой музыки современного композитора Владимира Мартынова — "Антракт" к опере "Новая жизнь". Опус оказался уютным: сперва мечтательное соло скрипки, потом та же фраза у других струнных, потом у духовых, потом опять скрипка, потом мелодия уходит вверх. Местами слышны парсифалевские валторны Вагнера, местами — "Смерть в Венеции", то есть Adagietto из Пятой симфонии Малера. Еще намеками Чайковский и Рихард Штраус.
Вся эта угадайка — стопроцентный Владимир Мартынов: композитор, убежденный в конце времени композиторов и оттого составляющий музыку из азбуки чужих авторских стилей. Но как же робко наш первый радикал среагировал на первое приглашение в фестивальный мейнстрим. Вместо того чтобы смело войти в приоткрытую дверь, перевагнерить Вагнера и перемалерить Малера, Мартынов написал всего лишь сладенькую музыку.
Странное сочетание громогласного мариинского оркестра и притихшего радикала могло бы оказаться сенсацией. В результате первый концерт нового фестиваля показал одно — московская публика получила не интересный эксперимент, а лишь общее место, очередной майский парад, пусть не военный, а музыкальный.
ЕЛЕНА Ъ-ЧЕРЕМНЫХ