63-летняя Изабель Юппер — самая занятая французская актриса. За год Юппер снимается в трех-четырех фильмах, последний из которых, "Она", вышел на российские экраны 22 сентября.
Изабель Юппер в фильме Пола Верхувена "Она", 2016 год
Воскресное утро на Лазурном берегу. Вчера здесь прошла премьера нового фильма режиссера Пола Верхувена "Она", чем-то похожего на его же культовый фильм "Основной инстинкт", только во французском варианте и с Изабель Юппер в главной роли. Возможно, картина вызовет скандал. Ведь в Америке, где планировали снимать фильм, ни одна актриса не решилась сыграть женщину, которую насилуют. Юппер мужества не занимать. Она не только блестяще исполняет эту сложную психологическую роль, но и создает в своих последних работах очень точный образ женщины среднего возраста (например, в картине "Будущее") — сильной, мужественной, яркой и желанной.
Мы встречаемся с Изабель Юппер после премьеры картины на Каннском кинофестивале в Five Seas Hotel. На ней летние немного расклешенные коричневые брюки, шелковая блузка им в тон, босоножки на танкетке. Парижский шик — элегантные пастельные тона и естественный макияж. Я задерживаю внимание на безупречном педикюре с лаком темно-серого цвета и тут слышу ее строгий голос: "Вы кто?" Представляюсь. Поскольку родной язык Юппер французский, в интервью на английском она часто переходит на него и иногда кажется резковатой. Но как только понимает, что собеседника интересует ее работа, а не расспросы о семье, внуках и спутнике жизни, сразу становится дружелюбной и словоохотливой.
Я страшно любопытна, часто удивляюсь жизни и тому, что со мной в ней случается
— Вы не опасались сниматься у Пола Верхувена, зная о его имидже? Его часто называют женоненавистником.
— Мне всегда смешно, когда создается ложное впечатление о людях, о которых мы ничего не знаем. Всем и всегда, например, казалось, что режиссер Джон Форд олицетворяет реакционного американского патриота. Кстати, его тоже называли женоненавистником. Но недавно я посмотрела его кавалерийский вестерн и убедилась, что в нем на удивление много социалистических идей. То же самое я могла бы сказать и о Поле Верхувене. Мне Пол никогда не казался женоненавистником. Наоборот, я считаю, что он обожает женщин, потому и снимает более охотно фильмы именно о них.
— Вы смотрите черно-белые американские фильмы? Картины Джона Форда?
— Я приобрела кинотеатр, бывший Action Christine, в шестом округе Парижа, который мы с сыном переименовали в Christine 21. Теперь сын занят составлением программы, а я ему помогаю. Знаете, я ведь таким образом познакомилась с Верхувеном. Была еще совсем девчонкой, и однажды меня попросили выступить перед показом фильма на вечере во Французской синематеке. Этот фильм оказался одной из ранних работ Верхувена — "Турецкие наслаждения" 1973 года. Все его тогда приняли за порнографию и однажды даже показали в одном из парижских кинотеатров, где крутят порно. А мне, напротив, этот фильм очень понравился. И ничем он мне порнографию не напоминал. Кстати, именно из-за него я решила стать актрисой.
— В картинах Верхувена часто присутствует нагое тело, вспомним хотя бы "Основной инстинкт" или "Шоугелз". В новом фильме тоже есть несколько неоднозначных сцен.
— Эти сцены минималистичны, все же я не играла шоу-девочку. Но в такой роли, как эта, где женщину подвергают насилию, очень сложно об этом рассказывать, никак не намекнув на акт насилия. Я актриса и не испытываю неловкости, если по сценарию должна раздеться перед камерой.
— Почему же столько американских актрис отказались от роли у Верхувена, который 25 лет проработал в США? Ему ведь пришлось переехать во Францию и снять там свой первый французский фильм.
— Исказить и превратить в карикатуру можно все. Кто-то высказал мнение, что Верхувен снимает картину про извращенную женщину, которую насилуют и она влюбляется в своего насильника. В Америке люди слишком щепетильно относятся к своему общественному имиджу. Тем более что по сюжету изнасилованная женщина, вместо того чтобы сообщить полиции о происшедшем и вести себя так, как это делало бы большинство оказавшихся в такой ситуации, решает действовать нетрадиционно и самостоятельно. Верхувен терпеть не может шаблонов, кроме того, ему свойствен своеобразный многозначительный юмор, которого в США, видимо, не понимают. Вот он и приехал во Францию. Так даже лучше для него. У нас больше уважают интеллектуальных режиссеров.
— Вы присутствуете в каждом кадре. Наверное, непросто быть задействованной в каждой сцене?
— Почти в каждой. В фильме снимались и другие актеры. Мне нужно было оставить место и для них (улыбается). Но мне нравятся такие интенсивные съемки. Они чем-то напоминают живопись моих любимых импрессионистов. Мазок за мазком художник постепенно создает картину. Так и я, кадр за кадром, словно скульптор, леплю своего персонажа, а зритель наблюдает, как героиня меняется на глазах. Конечно, съемки оказались утомительными. Но сейчас у меня есть на это время. Дети выросли, живут отдельно, я снова начала больше сниматься.
— Помимо кино вы работаете и в театре. И потом дети действительно выросли, но появились внуки. Откуда берутся время и силы?
— У меня одна внучка от дочери Лолиты. Но времени на работу вполне достаточно. Дело в том, что мне не тяжело работать. Работа и частная жизнь для меня совершенно разные вещи. Я их строго разделяю. Как только заканчиваются съемки, сразу переключаюсь на дом, не тратя сил на размышления и анализ. Кроме того, снимаюсь в основном во Франции, а значит, не теряю времени на разъезды.
— У Верхувена вы сыграли женщину сильную, оригинальную. Чем привлекла вас эта роль? Есть ли что-то общее между вами?
— Ни одна из моих героинь не похожа на меня. Все они придуманы режиссером и к моей реальной жизни никакого отношения не имеют. Моя героиня, Мишель, живет одна в большом доме и возглавляет компанию по созданию компьютерных игр. В романе Филиппа Джиана "Ох", по которому снята картина, она стоит во главе телевизионного канала. Но ни того ни другого я бы не потянула. Более того, у нее абсолютно отсутствует чувство страха. После того как ее насилуют в собственном доме, она продолжает там дальше жить одна. Я такого даже представить себе не могу. Конечно, у нее другой характер, хотя она из того же буржуазного парижского круга — к счастью, у меня не было отца — серийного убийцы, как у нее. Интересно, что трудное детство не испортило ее, лишь добавило жесткости, сделало решительной и непреклонной. К тому же она очень ясно мыслит. Не скрывает своей точки зрения и часто выкладывает все напрямую.
— Кажется, не очень французская черта...
— Вы правы, французы не любят прямо высказывать свои мысли. Они будут ходить вокруг да около, предпочитают хранить тайны, скрывать мысли и терпеть не могут выяснения отношений. У моей героини все по-другому. И все же Верхувен снял очень французский фильм. Особенно это заметно в сцене праздничного рождественского ужина. Меня, например, она заставляет вспомнить о режиссере Клоде Шаброле. Очень узнаваема и парижская буржуазия, ее достоинства и недостатки...
— И ограниченные мужчины...
— Они не то чтобы ограниченны, но слабы и беспомощны. Это частично отражено в сюжете романа, сфокусированном на трех-четырех сильных героинях. Но в этом чувствуется и стиль Верхувена, который обожает снимать фильмы о сильных женщинах. Он говорит, что только сильные женщины способны преодолевать трудности, о слабых снимать неинтересно. А может быть, в современном обществе действительно больше решительных женщин, чем мужчин. Ведь женщинам веками приходилось терпеть и преодолевать больше трудностей. Отсюда и сила характера.
— Как вам ваша роль "дивы французского кинематографа"?
— Дивы? Вы, должно быть, шутите? Я сликом горда, чтобы окончить жизнь карикатурой. Кроме того, у меня бледное и ничем не примечательное лицо, которое не слишком запоминается.
— Неправда! И все же — вас не смущает, что вас так воспринимают?
— Внешность никогда не являлась для меня серьезной причиной для переживаний. Наоборот, иметь не слишком приметные черты даже выгодно для актрисы. Можно играть разные роли у разных режиссеров, не боясь, что на тебя навесят ярлык. Кроме того, красота на экране зависит от таланта визажиста. А также от освещения, размещения камеры и не в последнюю очередь от отношения к тебе режиссера.
— Как насчет одежды, которая меняет имидж? Особенно если вспомнить, что у Парижа монополия на моду.
— Не думаю, что у нас монополия на стиль. Однако уверена, что она есть у нас на талантливых актрис (смеется), а также хорошие драматические фильмы. Хотя как можно точно определить, хорош фильм или плох? Все относительно. Фильм — это эстетическое переживание. Правдивость рассказанной в нем истории не имеет никакого значения. Важны эмоции. В этом и состоит суть художественного кино. А не в том, какой урок оно вам преподаст.
— Как-то вы сказали, что жизнь — постоянный риск и надо жить рискуя, а женщины, подавляющие свои желания, убивают себя. Изменились ли ваши взгляды с возрастом?
— Не помню, чтобы я такое говорила. Но судя по содержанию, могла сказать. Убеждена, что надо жить рискуя. Причем с возрастом рисковать следует больше. И не только потому, что прибавилось жизненного опыта, но и потому, что сократилось отведенное нам время. Поэтому я предпочитаю играть сильных женщин, которые не бегают за мужчинами, для них важнее самореализация и самоуважение. И если мою героиню оставляет мужчина, она не убивается, а расправляет плечи и говорит: "Наконец-то я свободна!" Она живет не для того, чтобы страдать. И утраты она использует, чтобы переработать этот опыт и начать жить лучше.
— Как вы относитесь к тому, как время обходится с внешностью и красотой? Есть ли у вас секреты ее сохранения?
— Наверное, все актеры в той или иной степени влюблены в себя, даже если это не всем хочется признавать. Иначе они не смогли бы выходить на сцену. Для меня красота или молодость не внешние черты, а душевное состояние. Не думаю, что у меня есть особые секреты сохранения молодости, но есть одна черта, которая поддерживает во мне интерес к жизни. Я страшно любопытна, часто удивляюсь жизни и тому, что со мной в ней случается!