Число россиян, осужденных по статье «Возбуждение ненависти либо вражды», в 2015 году составило 414 человек — это втрое больше показателя пятилетней давности, сообщает «Газета.ру». Подчеркивается, что в первую очередь выросло количество осужденных за использование интернета в экстремистских целях. Так, в 2011 году с такой формулировкой были осуждены 82 человека, а в 2015 году — 369. За пять лет также лет серьезно выросло число осужденных за публичные призывы к осуществлению экстремистской деятельности и сепаратизму. В 2011 году число осужденных по этим статьям составило 12 человек, а в 2015 году — 69 человек. Руководитель информационно-аналитического центра «Сова» Александр Верховский обсудил тему с ведущим «Коммерсантъ FM» Анатолием Кузичевым.
— То ли экстремизма становится в нашей жизни больше, то ли трактовки становятся все более и более широкими, и растет число осужденных. Есть у вас ответ на риторический мой вопрос?
— Я так скажу, мы изучаем это дело много лет, у нас, конечно, данные не по всем приговорам, которые есть в статистике Верховного суда, но больше чем по половине. И да, конечно, применение толкования становится постепенно все шире, но главное, что в принципе закон так устроен, что можно было бы привлечь и в 10 раз больше, при необходимости и в 100, хватило бы людей, которые делают высказывания, которые подходят под формулировки закона, просто должен быть какой-то здравый смысл.
--Вы же сами говорите, при желании можно было бы и в 10 раз больше осуждать, закон дает такие возможности, такие формальные основания.
— Да, закон дает такие возможности, но, на самом деле, в любой стране должны приниматься во внимание обстоятельства деяния, в данном случае высказывания: насколько оно могло бы быть опасным, кому оно было адресовано, кто говорящий и так далее. Все эти вещи у нас очень плохо учитываются. То есть формально текст самого высказывания, может, какой-нибудь совершенно людоедский, а его общественная опасность очень небольшая. И в любой другой стране бы к этому отнеслись так, что этого человека вызвали бы в полицию, долго ругали, и на этом, грубо говоря, все бы кончилось.
— Это, на самом деле, я всегда очень приветствую, мнение мое в сравнении с другими странами, мне не нравятся аргументы, типа нас интересует наша страна, мало ли чего там в Штатах принято, подумаешь.
— Нет, в Штатах — это вообще другой разговор.
— Я в качестве примера. Так вот, поэтому когда вы говорите, в любой другой стране было бы так, вы, конечно же, немножечко тоже широким жестом всех под одну гребенку, потому что я понимаю, что очень по-разному было в другой стране.
— Конечно, в Китае было бы по-другому.
— В Китае было бы по-другому. В Турции, мы только что выяснили, было бы немножечко по-другому.
— Да, и в Турции было бы по-другому. Но если брать демократические европейские страны, там довольно похожие во многих отношениях законодательства, не целиком, конечно, наши шире, наверное, любого европейского. Но, тем не менее, там тоже формулировки настолько широки, что если бы им следовал кто-то буквально, то людей, которые говорят гадости, скажем, расистского толка, их везде в любой стране много, их можно было бы, что называется, подвести под статью.
— Это понятно. Вы допускаете, что есть специфика конкретной страны, например, если ты в Австрии скажешь, что, по-твоему, никакого холокоста не было, все это выдумали евреи с целью набрать репараций, то ты, внимание, в Австрии сядешь в тюрьму, такая особенность.
— Это никакая не особенность.
— Закон, ответственность за отрицание холокоста.
— Нет, это все немножко мифологизировано.
— Нет, это все правда, Александр.
— Поверьте мне, я книжку про это написал.
— Я вам верю, естественно. А вы мне тогда поверьте.
— Закона буквально об отрицании холокоста вообще нигде нет. Есть законы гораздо более широкого свойства, но хоть в Австрии, хоть где из тысяч людей, которые говорят эту ерунду, сели единицы. Сели люди, которые долго, увлеченно и очень активно это пропагандировали — вот они понесли наказание. А на людей, которые написали это в Facebook пару раз или хоть десять раз, никто просто не обратит внимания.
— Я понял, то есть какая-то даже экстремистского характера запись — это не повод сесть, а системное продвижение взглядов — это повод сесть?
— Просто должна учитываться общественная опасность влияния. Она пропорциональна тому, насколько человек влиятелен, к какой аудитории он обращается. Я могу написать сейчас в Facebook, что давайте пойдем кого-то громить, но у меня такая аудитория, что она никого не пойдет громить. А если человек выступит на митинге, который уже настроен на это дело, то совсем иначе.
— Разве у Фемиды не должны быть завязаны глаза, и неважно, кто это пишет, Верховский, Кузичев или еще кто-то там?
— Нет, абсолютно без разницы, кто пишет. Но аудитория должна приниматься во внимание. Потому что это часть события, которое расследуется. Не все равно, к кому человек обращался. Правда же.
— В заключение скажите просто, формальный повод нашей с вами беседы — это не только статистика, которую я привел в начале, но и конкретное дело, а именно: к двум годам и трем месяцам колонии был приговорен житель Твери и выпускник БГТУ имени Шухова Андрей Бубеев за репост в сети «ВКонтакте». На своей страничке он репостнул картинку с тюбиком зубной пасты с надписью «Выдави из себя Россию», а также репостнул статью Бориса Стомахина «Крым — это Украина».
— Это не полное описание событий. Во-первых, эту статью Стомахина стоило бы прочесть, там дело не в названии. К рисунку с тюбиком прилагалось еще соображение, что Россию надо уничтожать таким образом, как это делали чеченцы. То есть высказывание Бубеева не безобидно, на самом деле. Другое дело, читал Бубеева, и он вообще не безобидный человек, насколько я о нем знаю. Но зато очень малопопулярный, у него очень мало читателей «ВКонтакте».
— Его опасность компенсируется его непопулярностью?
— Его агрессивность, я бы так выразился, компенсируется его непопулярностью. Поэтому он оказывается не очень опасен. Я бы уж точно не стал его сажать, с ним надо сделать что-нибудь другое. Сажать за это — это сильный перебор.
— Хорошо, а что, по-вашему, нужно было бы сделать? Потому что странно, когда государство оставляет без внимания подобные демарши.
— Во-первых, в случае Бубеева, да, невозможно было оставить, потому что, на самом деле, у него еще не отбыт предыдущий приговор за высказывание, поэтому, конечно, нельзя было оставить без внимания. У нас есть такие меры как штраф, например. Вынести, влепить ему за это крупный штраф, это вполне впечатляет, мне кажется, любого человека.
— Это долгий разговор. У меня ощущение, что, судя по тому, что была одна непогашенная судимость, абсолютно явный демарш с надеждой на то, что это заметят, мне кажется, у парня есть надежда зазвучать политическим диссидентом, а в перспективе стать политическим беженцем.
— Может быть. Флаг ему в руки.