Бельгиец Крис Ван Аш одевает мужчин в Dior. Это то, о чем он мечтал с детства, когда разглядывал у бабушки модные журналы и смотрел на наряды Готье, в которых выходила на сцену Мадонна. В 18 лет он стал одним из 65 человек, отобранных по жесточайшему конкурсу в антверпенскую Королевскую академию изящных искусств. К выпускному году пришли лишь семеро. После этого учеба продолжилась в мастерских модных марок — он был ассистентом Эди Слимана, а в 2007 году сменил его в Dior Homme. С тех пор он занят тем, что совершает перманентную революцию в самой традиционной области мужской моды — костюме.
Фото: Gaetan Bernard for Dior
Фото: Mathieu Ridelle for Dior
Фото: Gaetan Bernard for Dior
Фото: Phil Meech for Dior
Фото: Saskia Lawaks for Dior
Фото: PARIS OFFICE DIOR
— На вашем показе нарядов этой зимы на сцене играл оркестр. Дефиле под классический оркестр — я такое вижу первый раз. Но не первый раз удивляюсь постановкам ваших дефиле. Они сделаны так искусно, как будто вы не модельер, а театральный режиссер.
— Конечно, я не режиссер, но я люблю современный танец и думал в этот раз о Пине Бауш. Я представил себе персонажей этого дефиле, которые пошли бы в Гранд-Опера, но не на классический балет, а на современный. И, чтобы подчеркнуть театральную сторону зрелища, я решил посадить музыкантов посередине сцены, одного за другим. Это было сложно еще и потому, что музыканты никогда так не играли. Они должны видеть друг друга, чтобы вступать одновременно и следовать общему движению симфонии. Пришлось каждому выдать наушник, и дирижер управлял ими не палочкой, а по радио.
— Вы должны были не только найти музыкантов, но и одеть их.
— Мы работали с дирижером, который занимался музыкальной стороной дела. Его зовут Тома Руссель, он молодой человек, но в модном мире уже хорошо известен. Современное сочинение он интерпретировал в классическом ключе. Одеждой музыкантов, конечно, занимался я. Это тоже было частью дефиле.
— И музыканты подходили вам по размерам? Это же не манекенщики? Что если у второй скрипки появился животик?
— Вы тоже считаете, что я могу одевать только худых юношей с горящим взором? Неправда! Я готов одеть любого мужчину, и любого мужчину оденут в Dior так, что на нем все будет сидеть идеально, как я и задумал. Дефиле — это совсем другое дело. В нем участвуют модели, имеющие определенные параметры, но это как спектакль, как балет — им надо быть похожими друг на друга.
— Вы не раз говорили, что ваша основная задача — это модернизировать мужской костюм.
— Я этим все время занимаюсь. Прежде всего я стал бороться с глупым, но распространенным мнением о том, что в Dior можно одеваться только мужчинам с идеальным модельным силуэтом. Это вовсе не так. И еще я много внимания уделяю мягкости, гибкости моей одежды. Когда я только начинал, комфорт не был главным критерием, по умолчанию считалось, что красота требует жертв. Я поработал над тем, чтобы костюм стал удобнее, не потеряв при этом своего статуса. Есть вроде бы исходное противоречие: активный мужчина, наш с вами современник,— и классический костюм. Костюм, если это не спортивный костюм, не слишком приспособлен к движениям и активной жизни. Я постарался сохранить образ, но добавил свободы. Я работаю для живого человека, а не для манекена в витрине.
— Разглядывая ваши вещи после показа, я смог оценить детали. Замечательно придуманные и прекрасно выполненные. Как вы работаете с мастерами и мастерицами дома Dior?
— Мне повезло. Главная отличительная особенность дома Dior в том, что у него есть собственные ателье с выдающимися специалистами в своей области. Есть люди, которые занимаются только кроем и делают это уже в течение 30-40 лет, есть те, кто шьет только мужские рубашки.
— Чем лучше мастера, тем иногда труднее с ними договориться.
— Это правда. Иногда они считают, что лучше меня знают, что нужно. Но тем интереснее общаться с ними и приходить к соглашению. Изучать их традиции и их манеру работать, которые я порой должен менять, потому что мне нужна не совсем обычная трактовка. Представьте себе работу над спортивной одеждой в мастерских, специализирующихся на одежде парадной. Вещи без подкладки, с коллажем материалов или с прорезиненной тканью на манер макинтошей, невиданные экзотические кожи, которые я смог достать,— все это непросто и для них, и для меня. Иногда мы беседуем, так сказать, достаточно оживленно. Но мы все умеем находить компромисс.
— У них, наверное, можно многому научиться.
— Я учусь у них каждый сезон. Каждый сезон я узнаю что-то новое, но мне кажется, что и они с их сорокалетним опытом тоже не потеряли способности чему-то учиться у меня. Потому что с каждой новой коллекцией мы двигаемся все выше и дальше.
— В ваших коллекциях очень заметны аксессуары. Вы работаете над ними специально или, может, приспосабливаете готовые?
— Вы правы, я уделяю им столько же внимания, сколько одежде, это неотъемлемая часть моей моды. И я это очень люблю — придумывать аксессуары, размышлять, что лучше для моего героя, сумка или рюкзак для уикенда. Для меня пара обуви так же важна, как общий силуэт.
— А что вы думаете по поводу того, что у нас всегда в руках телефон? А сейчас вместе с "коннектированными часами" он будет на руках?
— В моем костюме всегда есть место для телефона. Что я думаю? Не думаю, что часы заменят телефон. Телефонов у меня два, а часов вовсе нет. Я не думаю, что это, во всяком случае, изменит мою моду.
— Ваш костюм иногда агрессивен, вроде моделей с камуфляжем — хоть сейчас на войну.
— Я человек очень мирный. Для меня камуфляж не имеет ничего общего с одеждой для армии. Это часть уличной моды, часть спортивной одежды, которая интегрируется в формальную. Главные войны не ведут в камуфляже — воюют в костюмах и галстуках.