Гребля -- дело тонкое

       Великие спортсмены все до одного принимают допинг. Но это интимное дело, и ни один из них в этом никогда не признается, иначе станет изгоем на всю короткую жизнь в большом спорте. Рассказывает заместитель шеф-редактора Ъ Кирилл Харатьян.

       Двадцать пять лет назад я занимался академической греблей в Серебряном бору. Тренером у нас был дядя Коля Ершов, крошечный человечек. Таких специально сажают на лодку-восьмерку, чтобы он руководил гребцами. Типа: "И раз!"
       Крепко набравшись в один холодный осенний денек, дядя Коля принялся рассказывать всякие ужасы про гребной спорт. В частности, рассказал, что, когда таблеток не было, приходилось гребчих накачивать естественным способом. Были, продолжал дядя Коля, специальные массажисты, но они только назывались массажистами, а на самом деле они с девками по специальному графику спали. У гребчих от этого гораздо лучше росла мышечная масса, потому что мужской гормон регулярно добавлялся. Только жалко их, сокрушался дядя Коля, аборты им часто приходилось делать. Потому что если в презервативе, то мужской гормон не попадает в женский организм.
       Про аборты есть отдельная история. Спортивный журналист Сергей, ветеран профессии, до того как попасть в Москву долго скитавшийся по Советскому Союзу, вспоминал, что раньше, до таблеток, ключевых волейболисток заставляли зачинать, а потом, почти перед самыми соревнованиями, делали им аборт. Сергей уверял, что от этого их волейбольные качества очень улучшались, во-первых, а во-вторых, психологическое состояние было такое, что всех бы разорвала в клочья.
       Это, может, неправда — насчет абортов и массажистов. Очень уж зверски. Таблетки на фоне этой вивисекции выглядят в первом приближении даже как-то гуманно — вредны, конечно, но все-таки не грубое вмешательство в личную жизнь.
       Но это только в первом приближении. Действующие спортсмены говорят о допинге несколько менее откровенно и куда с меньшей охотой, чем о собственной половой жизни. Даже не сплетничают, не шепчутся: а вот NN такие-то таблетки принимает. Хотя про того же NN спокойно могут рассказать, что он большой ходок и перебывал у всей женской сборной.
       Объяснение такой скрытности дал мне олимпийский чемпион, один из лидеров российского спорта. На условиях анонимности.
       Допинг, уверяет он, начинается с того самого момента, когда тренер углядывает в молоденьком организме талант. Для российского тренера такой талант — единственная возможность много заработать: официальная зарплата у него мизерная, а вот от доходов ученика он может отъесть процентов 20 минимум. Но эти проценты становятся существенными, только если ученик входит в число лидеров мирового спорта.
       Здесь надо сделать отступление, продолжает олимпийский чемпион. Без витаминов и пищевых добавок, безвредных и не входящих в список запрещенных препаратов, не обходится никто, даже совершенно неталантливые и начинающие. Иначе со сверхнагрузками, которые выпадают на долю современного профессионального спортсмена, справиться невозможно. Но и витамины витаминам рознь. Можно кормить советским ундевитом, а можно — американскими, специально разработанными для спортивных сверхнагрузок.
       И вот, говорит олимпийский чемпион, результаты у новичка стали стремительно расти, близится коммерческая эффективность его использования. Тут уже медицинской квалификации тренера не хватает, нужен врач. Не потому, что тренер не знает какого-нибудь нандростенолола (это такой гормональный препарат, позволяющий резко увеличить мышечную массу; на нем дважды попадался знаменитый канадский бегун Бен Джонсон), а потому что нужно посчитать, как именно этот нандростенолол выводится из этого конкретного талантливого организма, что именно нужно принимать и когда нужно это делать, чтобы скрыть следы его использования.
       Здесь, продолжает олимпийский чемпион, другое отступление. Контролирующие спортсменов органы сами состоят из спортивных врачей, которые не хуже нашего знают, как и что употреблять. Ситуация, сравнимая с деятельностью наркоторговцев: периодически кого-то ловят, конфискуют и сажают (отлучают от спорта), остальные трепещут, но продолжают свое дело, потому что оно их очень хорошо кормит. Ищут новые схемы, в частности.
       Дальше, говорит олимпийский чемпион, начинает расти самосознание у молодого таланта. Он переживает спады и взлеты, учится регулировать свой организм сам, начинает меньше платить тренеру, а больше — врачам и очень держится за собственные, разработанные под себя методики восстановления (это такой эвфемизм для допинга).
       Потому что спортивная жизнь очень коротка, в самом лучшем случае 15 лет. За это время в условиях очень жесткой, варварской, пещерной конкуренции ему нужно завоевать себе имя и защищать его, урвать как можно больше за кратчайший миг славы. Нравы нынешнего спорта высших достижений сегодня регулярно выходят наружу — на телеэкране во время забегов, заплывов или матчей бывает хорошо видно, как бьют и пытаются покалечить друг друга спортсмены.
       Именно поэтому мы радуемся, говорит олимпийский чемпион, когда кто-то из конкурентов попадается на допинге. Во-первых, соперником меньше, а во-вторых, это как авиакатастрофа — снижает вероятность того, что попадешься ты.
       А попавшийся становится изгоем: спортивный мир должен демонстрировать чистоту рядов, должен блюсти имидж честной борьбы, чтобы на нем можно было делать рекламу, чтобы спонсоры отбили свои немалые вложения. Некоторые из падших возвращаются в спорт, но скандальная слава остается с ними навсегда. И на этой славе не заработаешь.
       Но вообще-то это честная борьба — если говорить о группе ведущих спортсменов,— и она даже имеет отношение к спорту: богатым доступны почти одинаковые препараты и врачи равной квалификации. На первый план все равно выходит спортивный талант, заключает свой монолог олимпийский чемпион, жалкая человеческая развалина.
       
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...