Двойная мировая

"Вы вернетесь домой раньше, чем листья упадут с деревьев",— обещал своим солдатам кайзер Вильгельм II в августе 1914 года. Но кайзер солдат обманул: реальная война оказалась совсем другой

Леонид Млечин

"Огонек" продолжает серию публикаций, посвященных истории Первой мировой войны. Начало — см. N 26 и 27.

Немцы восторженно отправлялись на войну. На армейских вагонах писали "Экскурсия в Париж". Победные реляции воспламеняли толпу. Художники, университетские профессора и священники обеспечили воюющую страну необходимыми лозунгами. Классик социологии Макс Вебер назвал войну "великой и чудесной". Писатель, будущий лауреат Нобелевской премии Томас Манн увидел в войне "очищение" человечества. Экономист и историк Вернер Зомбарт окрестил немцев "избранным народом".

Кабинетная стратегия и полевая

Начальник Генерального штаба граф Альфред фон Шлиффен разработал план, который, казалось, гарантировал страну от необходимости сражаться со всеми врагами одновременно — Германия боялась вести войну на два фронта.

Сначала — быстрая победа на Западе. Граф Шлиффен исходил из того, что огромные просторы России, помноженные на неразвитость железных дорог, затянут процесс мобилизации русской армии на шесть недель. Поэтому в начале войны на Востоке достаточно держать небольшие силы прикрытия, сосредоточившись на сокрушении Франции. Чтобы обойти мощные приграничные укрепления, Шлиффен предложил нанести удар через нейтральную Бельгию, отрезать французской армии путь к отступлению и взять Париж. По расчетам немецких генштабистов, на полный разгром Франции должно было уйти 43 дня. После этого Германия может заняться Россией. Германские генералы исходили из того, что Великобритания в войну не вступит. Все между тем получилось иначе.

Англичане гарантировали нейтралитет Бельгии с 1832 года, и, когда немецкие войска туда вторглись, Лондон в войну вступил. В начале сентября казалось, что война на западном фронте выиграна — немецкие войска стояли у ворот Парижа, а французское правительство переехало в Бордо. Но потом случилось "чудо на Марне", которое французские школьники изучают и по сей день: немецкое наступление было остановлено.

После жестоких недельных боев начальник германского Генштаба Хельмут фон Мольтке приказал своим войскам отойти за реку Эна. Шлиффен умер за год до войны и не увидел, что его план добиться победы путем быстрого разгрома Франции не удался. Армии засели друг против друга в траншеях. Началась позиционная война — на огромных пространствах от Швейцарии до побережья Северного моря. А кайзеровской армии пришлось вести войну на два фронта, чего военное командование так стремилось избежать в кабинетных построениях.

Сменивший Мольтке 14 сентября 1914 года на посту начальника Генштаба генерал Эрих фон Фалькенхайн признался главе правительства, что Германия войны не выиграет. Надо вступать в мирные переговоры. Но до 1917 года переговоры так и не начались — ни на Западе, ни на Востоке. Одна из причин — огромное число жертв. К концу года Германия и Бельгия потеряли половину своих армий. В России и Австро-Венгрии число убитых, раненых и попавших в плен превысило миллион. Кто решится назвать такие жертвы напрасными? Канцлер Теобальд фон Бетман-Хольвег выразил мнение подавляющего числа немцев: "Продолжать сражаться — наш долг по отношению к павшим".

Революция в России пробудила в немцах надежду на победу: большевики не хотели воевать, после подписания сепаратного мира в Брест-Литовске в марте 1918 года Германия могла сконцентрировать силы на западном фронте. Но в войну на стороне Антанты вступили Соединенные Штаты. К июлю 1918 года миллион американских солдат высадился в Европе. Французы и англичане получили подкрепление — свежие канадские и австралийские части, артиллерию и танки.

Восьмого августа союзники развернули наступление на широком фронте. 16 немецких дивизий были разгромлены. 14 августа генерал Эрих Людендорф, который с 1916 года руководил всеми операциями кайзеровской армии, сказал Вильгельму II, что следует подумать о перемирии. Когда 27 сентября союзники прорвали последнюю линию обороны кайзеровской армии на Западе, у генерала Людендорфа произошел нервный срыв. А 29 сентября он потребовал заключить мир любой ценой — Германия была истощена.

Вечером 7 ноября колонна из трех немецких автомобилей пересекла линию фронта рядом с известным своими пивоварнями городком Шиме на юго-западе Бельгии. Саперы расчистили путь от мин. На первой машине развевался большой белый флаг. Немецкую делегацию повезли в Компьен в Северной Франции. Там их ждали французский маршал Фердинанд Фош, принявший на себя обязанности главнокомандующего союзными силами, и три британских офицера. Рукопожатиями обмениваться не стали.

Утром 11 ноября депутат рейхстага Маттиас Эрцбергер подписал соглашение о прекращении огня, сказав драматическим тоном:

— Семидесятимиллионный народ может страдать, но он не может умереть.

Война была остановлена прежде, чем армия союзников достигла территории Германии — войска Антанты заняли Рейнскую область и остановились. Маршал Фош сказал, что не желает больше терять ни одного солдата (только командующий американскими экспедиционными силами генерал Джон Першинг предлагал продолжить наступление). И это была ошибка: немцы не ощутили, что потерпели поражение. Они не увидели, как вражеские войска оккупируют всю страну, как они идут торжественным маршем по немецким городам. И когда немецкие войска вернулись домой, президент страны Фридрих Эберт приветствовал их в Берлине: "Вы вернулись непобежденными!"

Немцев держали в неведении относительно реального положения на фронтах. До самых последних месяцев они пребывали в уверенности, что Германия побеждает. Когда выяснилось, что кайзеровская армия потерпела поражение, немцы пришли к выводу, что это предательство, дело рук внутренних врагов.

Германия не верила, что Антанта добилась победы на поле боя, и презирала политиков, заключивших перемирие. Так родилась легенда о победоносной, но преданной либеральными политиками немецкой армии. Никакая правда не может конкурировать с вымыслом, который всех устраивает.

Особенно старались проигравшие генералы, их больше всех устраивала версия о предательстве. После войны Эрих фон Людендорф беседовал с английским генералом Малькольмом и в самых резких выражениях винил в неудачах собственный народ:

— Немцы оказались недостойными заветов своих воинственных предков.

Генерал Малькольм уточнил:

— Вы хотите сказать, генерал, что вам нанесли удар ножом в спину?

Людендорф, чьи полководческие таланты не вызывали восхищения даже у его подчиненных, пришел в восторг:

— Совершенно верно! Нам нанесли удар в спину, удар ножом в спину!

Кайзер Вильгельм, который обещал погибнуть вместе со своими солдатами, бежал из страны и обосновался в Голландии в замке возле Утрехта. Союзники хотели его судить, но в итоге никто и пальцем не тронул. Вильгельм гулял с собакой, писал мемуары и разоблачал мировой еврейский заговор, который, как ему вдруг открылось, лишил его престола и погубил Германию.

Горе побежденным

На Парижскую мирную конференцию побежденных не пригласили. Германия должна была признать свою вину за развязывание мировой войны и возместить ущерб, нанесенный другим странам.

Немецкая делегация у порога ожидала вердикта. Британский премьер-министр Дэвид Ллойд Джордж обещал "выжать из германского лимона все". Французы ненавидели немцев еще больше и желали получить компенсацию за военную разруху.

Когда победители объявили условия мирного договора, немцы были потрясены. Германия лишалась всех колоний и восьмой части собственной территории. 6 млн немцев оказались за пределами страны (из них 3 млн — в составе только что созданной Чехословакии). У Германии конфисковали флот, забрали всю наличную валюту и даже патенты: знаменитый аспирин Байера стал американским. Военные репарации установили в 132 млрд золотых марок. Страна расплачивалась за Первую мировую до 2010 года, когда Берлин совершил последний платеж.

Условия Версальского мира принято считать грабительскими и несправедливыми. Но проигравшую страну всегда заставляли платить. На Венском конгрессе в 1815 году Франция потеряла то, что завоевал Наполеон, и должна была заплатить 700 млн франков. После победы над Францией в 1871 году правительство Германии преспокойно отрезало себе две французские провинции и наложило на побежденных не меньшую контрибуцию. Условия навязанного Советской России Брест-Литовского мирного договора были еще более грабительскими. Но когда точно так же поступили с немцами, они возмутились и заговорили о том, что все их ненавидят.

Версальским договор стал называться потому, что был подписан в зеркальном зале Версальского дворца. Церемонию устроили 28 июня, в тот самый день, когда в 1914 году в Сараево убили эрцгерцога Фердинанда. Когда представители стран-победительниц собрались, французский премьер Жорж Клемансо распорядился:

— Приведите немцев.

Вошли министр иностранных дел Герман Мюллер и министр транспорта Йоханнес Белл. Руки у них дрожали. "Я старался держаться,— вспоминал Мюллер,— чтоб наши бывшие враги не видели ту боль, которую испытывает немецкий народ, чьим представителем я был в этот трагический момент".

Заключение мира вызвало у немцев не радость и чувство облегчения, а гнев, возмущение, ненависть к тем, кто это допустил, и страстное желание отменить позорный мир и все вернуть назад. Этими настроениями воспользовался потом Гитлер. Стремление отомстить за позорный мир сплотило немцев вокруг нацистской партии, которая утверждала превосходство немецкой духовности над торгашеством англосаксов и галлов.

Сразу после Первой мировой появился труд немецкого философа Освальда Шпенглера "Закат Европы". Шпенглер писал об упадке Европы: "Каждый сам за себя — это по-английски; все за всех — это по-прусски. Либерализм означает: государство само по себе и каждый сам по себе... Парламентаризм не может быть введен в жизнь другого народа. Парламентаризм в Германии — или бессмыслица, или измена".

Забавно читать это сейчас, когда современная Германия демонстрирует успех парламентской республики! А тогда немцы яростно кляли либерализм! И ужасались аморальности западной цивилизации. Шпенглер возмущался: "Джаз и негритянские танцы, стремление женщин краситься подобно проституткам, склонность избавляться от любого древнего обычая... Религиозные и национальные идеи, крепкий брак во имя детей и семьи кажутся старомодными и реакционными".

Немецкую "культуру" противопоставляли англо-французской "цивилизации". Долг, порядок и единство общества — индивидуализму, демократии и правам человека. Англичанину-купцу противостоял немец-рыцарь.

Вернер Зомбарт опубликовал памфлет "Торгаши и герои" — о превосходстве немецкой культуры: "Мы — божий народ. Подобно тому, как немецкая птица — орел — летит выше всякой твари земной, так и немец вправе чувствовать себя превыше всех народов, окружающих его, и взирать на них с безграничной высоты. Германия — последняя плотина против грязного потока коммерциализации".

И немцы поверили в свое духовное превосходство над "культурой лавочников" в Англии и Америке! Презирали их за бездуховность. Модно было говорить, что немецкая душа несовместима с капитализмом, либерализмом, парламентской демократией и страна должна идти особым путем. Пошла. Закончилось это новой мировой...

Версальский рикошет

Версальский мир считается чудовищной ошибкой: Германия начала следующую войну, а ведь именно этому должен был помешать мирный договор. Но он оказался не настолько драконовским, чтобы навсегда ослабить Германию. В реальности Версальский договор лишь играл роль красной тряпки для немецких националистов. А победители были скованы страхом перед самой возможностью повторения войны.

Британия вступила в Первую мировую как мировой кредитор, а окончила вся в долгах перед США. Франция считалась победительницей, но перестала быть крупной военной державой и смертельно боялась Германии. Это был парализующий страх.

По Версальскому договору левый берег Рейна и полоса правого берега шириной в 50 километров объявлялись демилитаризованной зоной. Это была предосторожность со стороны Франции, которая хотела, чтобы немецкие войска держались от нее подальше. 7 марта 1936 года немецкие войска вошли в демилитаризованную Рейнскую зону.

Германия нарушила мирный договор. Французская армия имела полное право вышвырнуть рейхсвер из Рейнской области. Немецкие войска получили приказ не сопротивляться в случае столкновения с французами. Но в Париже не хотели конфликта, и этот день стал триумфальным для Гитлера. Европейские державы до последнего избегали конфликта. Память о Первой мировой была настолько ужасной, что идеи пацифизма широко распространились в Европе. Все, что угодно, только не война! Зная эти настроения, Гитлер исходил из того, что может действовать нагло и бесцеремонно — Париж и Лондон ни на что не решатся.

"Тот, кто выступал за сопротивление Гитлеру, подозревался в том, что он хочет вовлечь Францию в войну,— вспоминал философ Раймон Арон.— У французов было справедливое ощущение, что война, каков бы ни был ее исход,— это катастрофа для Франции. Обескровленная Первой мировой, Франция не могла выдержать второго кровопускания, даже если бы оно завершилось победой. Французы сделали все, чтобы война началась, именно потому, что они ее страшились".

Между тем остановить войну можно было только твердой угрозой ее начать. Первые несколько лет нацистская Германия была настолько уязвима, что Гитлер отступил бы, столкнувшись с реальной опасностью. Но отступали европейские державы. И с каждым шагом вялые угрозы Запада производили на Гитлера все меньшее впечатление. Ему грозили, а он не верил в решимость своих противников, и оказывался прав, потому что западные державы вновь и вновь шли на уступки.

Когда Гитлер приготовился аннексировать Австрию, один из французских министров заявил в парламенте:

— Не будем проявлять героизм ради Австрии, лучше укроемся за нашей линией Мажино.

Лидер французских социалистов Леон Блюм обратился к депутатам от правых партий:

— Вена будет оккупирована! Совершенно очевидно, что завтра немецкие войска будут в Праге, а затем, быть может, и в Париже! Объединимся же, создадим правительство национального единения!

Правые депутаты злобно кричали:

— Долой евреев! Блюм — это война!

Когда Англия и Франция, выполняя обещание защитить Польшу, все-таки решились в сентябре 1939-го объявить Берлину войну, они не собирались воевать по-настоящему. Французский главнокомандующий генерал Морис Гамелен предупреждал:

— Во Франции низкая рождаемость, мы понесли тяжелые потери во время последней войны. Нового кровопролития мы не перенесем.

Но отступать дальше было невозможно, позорно! Англия с Францией опять вступили в войну, вести которую не хотели. А Гитлер хотел!

В результате летом 1940 года Франция потерпела оглушительное поражение. Вермахт одержал победу всего за полтора месяца. Это было самое грандиозное поражение страны за всю историю. Когда французы, бросив оружие, подняли руки, половина личного состава еще даже не добралась до линии фронта. Британский экспедиционный корпус спешно эвакуировался домой. Франция была оккупирована, Англия ждала вторжения... Но Гитлер напал на Советский Союз, что закончилось крушением Третьего рейха.

"Оставить им фены и пылесосы"

После Второй мировой союзники вновь искали ответ на вопрос: что теперь делать с Германией?

Министр финансов США Генри Моргентау исходил из того, что немцы охвачены страстью воевать. Еще в 1944 году министр представил президенту Франклину Рузвельту план масштабного разрушения немецкой тяжелой промышленности. Все, что может быть использовано для производства оружия, должно быть уничтожено, вывезено или поставлено под международный контроль. Моргентау доказывал: немцам нельзя позволить выпускать "ничего опаснее тостеров, пылесосов и фенов".

— Мы должны быть твердыми с немцами,— поддержал министра президент Рузвельт.— Или их кастрировать, или обращаться с ними так, чтобы они не могли воспроизводить людей, которые станут вести себя так же, как прежде.

Президент Рузвельт писал военному министру Генри Стимсону:

"Чрезвычайно важно, чтобы все люди в Германии поняли: на этот раз Германия — побежденная нация. Я не хочу, чтобы они умерли от голода. К примеру, если они нуждаются в пище, пусть получают три раза в день суп из армейских кухонь. Это поддержит их здоровье, но они запомнят такой опыт на всю их жизнь. Факт, что германский народ — побежденная нация, должен быть внушен им коллективно и индивидуально так, чтобы побоялись когда-либо еще начать новую войну".

Но в отличие от 1918 года победители в 1945-м проявили великодушие. Дело не только в том, что они отказались от репараций, а позднее, по предложению государственного секретаря США Джорджа Маршалла, немцы в западной части Германии получили помощь для восстановления экономики. Победители по своему образцу переустроили немецкую политическую и судебную систему, навязали свою систему образования и условия существования средств массовой информации.

Западные немцы связали свою судьбу с западным миром и многое выиграли от послевоенной реконструкции Европы, которой не произошло после Версаля. Замирение немцев путем насильственного просвещения — эксперимент, не имевший прецедента в истории. Но получилось. Страна, которая в ХХ веке начала две мировые войны, превратилась в образцовую демократию и ярого сторонника европейской интеграции.

Немцы усвоили урок. Пацифизм стал национальной политикой. Если немцы за что-то берутся, то делают все очень тщательно. Подобно раскаявшимся преступникам, они теперь всем доказывают, как важно жить в мире. Многие западные немцы даже пребывали в уверенности, что Германия должна оставаться разделенной, лишь бы не пробуждать призраки прошлого.

Целое столетие яблоком раздора между Францией и Германией был рурско-рейнский регион с его залежами угля и железной руды, необходимыми для военной промышленности. Возникла идея: не конфликтовать из-за угля и стали, а пользоваться ими совместно. Покончить с враждой между Францией и Германией!

Девятого мая 1950 года канцлер ФРГ Конрад Аденауэр получил письмо от французского министра иностранных дел Робера Шумана. Министр предлагал создать Европейское объединение угля и стали, объединив каменноугольную, железорудную и металлургическую промышленность. Это стало первым шагом к объединению европейских государств.

Главный мотив интеграции — желание избежать войны. Ради этого европейцы согласились, что важнейшие решения будут приниматься на международном, наднациональном уровне на основе совместно разработанных правовых норм. Европейский союз и НАТО представляются европейцам гарантией прочного мира.

Когда-то великая война стала кульминацией противостояния Франции и Германии. В сотую годовщину ее начала бывшие враги (Франция и Германия) связаны между собой, пожалуй, теснее, чем бывшие союзники (Франция и Англия). А сердечное согласие (Entente cordiale, Антанта — так назывался в Первую мировую союз Франции и Англии) сегодня существует прежде всего между Парижем и Берлином.