Наивысшие достижения

Мы не привыкли смотреть это по телевизору, не представляем всех нюансов состязаний паралимпийцев, не понимаем — и, наверное, никогда до конца не поймем,— каких усилий от них это требует. Но уважение, которым проникаешься к этим людям, безгранично. Они соревнуются не за деньги, не за престиж и, кажется, даже не всегда за медали. Каждый старт — это уже награда. Каждый финиш — уже победа. "Огонек" присмотрелся к героям паралимпийского Сочи

Андрей Колесников

В первый день Паралимпиады было сразу очень много стартов. Я приехал на стадион, где шли соревнования по биатлону и лыжам. Не все, кто хотел посмотреть биатлон, смогли приехать сюда в этот день. По привычке те, кто был на биатлоне во время Олимпиады, думали, что им и теперь надо на биатлонный стадион. А им уже надо было на лыжный: два стадиона объединили в один, потому что паралимпийцы-лыжники являются и биатлонистами тоже.

То есть не как в параллельной жизни.

— ... Мать... Мать... Твою мать!..— жизнерадостно сокрушался литовский тренер.— Час нас везли на гору! И привезли на другую гору! Там тоже были соревнования. Мы спросили, что это за соревнования. Нам сказали: это же горные лыжи! Наслаждайтесь! Но мы сказали: везите нас на другую гору. Мы биатлонисты!

— Здесь как раз все закончилось,— мне трудно было сообщить этому человеку ужасную новость.

— ...Мать! — заскрежетал он зубами.— Это волонтеры! Мы спрашивали их, а у них есть такое слово: "Без понятия!" Вы слышали это слово уже? Что это значит?! Я с детства учу русский язык, но я такого не слышал!

Я подтвердил, что слышал. Слово и в самом деле новое в паралимпийском Сочи. На Олимпиаде его не было. Новые волонтеры, приехавшие на Паралимпиаду, пользуются им охотно. Оно годится на все случаи жизни и произносится без нажима, без дискомфорта для спрашивающего и не означает даже доли раздражения. Это не "отстаньте от меня, пожалуйста, у меня много других забот", а именно "без понятия". Означает, кроме всего прочего, особую степень участия к спрашивающему.

Ну правда, если без понятия человек.

Я не опоздал и с раннего утра смотрел соревнования биатлонистов. Разобраться в том, что происходит, для человека, первый раз оказавшегося на Паралимпиаде, было, конечно, мягко говоря, непросто. На трибунах работал комментатор, он был увлечен процессом, но, для того чтобы рассказывать доходчиво, он должен был разбираться в предмете и сам тоже. Понять, почему на одной дистанции бегут спортсмены без руки, а также без одной руки и без одной ноги, при этом все находятся в равных условиях, было мне сначала не под силу.

А он, может, просто не успевал объяснять: гонка двигалась очень динамично.

Спортсмены бежали без винтовок: тренеры подкладывали винтовки им уже на огневом рубеже. И промахивались они, между прочим, реже, чем их коллеги две недели назад. Вот наш парень Владислав Лекомцев бросился в погоню за канадцем, и тот вроде стрелял лучше, но полсекунды решили дело. Причем дело всей его жизни.

Стадион был забит до отказа, жаждал победы своих, я смотрел на спортсменов, которые летели мимо меня, и, конечно, быстро переставал замечать сосульки, которыми начинала развеваться их щетина ближе к финишу... Я уже не пытался рассмотреть их почти отсутствующие руки, которые они не прятали в рукава, а держали открытыми, словно напоказ, а им просто так было легче бежать... Я видел, как человек без одной ноги перегонял человека на двух, падал на финише и лежал потом на снегу столько, что, казалось, он может в него вмерзнуть.

Даже после травмы, в результате которой он стал инвалидом, этот человек, может быть, мог бы встать и идти. Ему мог помочь хотя бы болевой шок. Здесь ему ничто не могло помочь, кроме ощущения, что он, кажется, выиграл эти Игры.

Слабовидящие биатлонисты стреляли и в самом деле лучше сильновидящих. Первым это было нужно гораздо больше других. То, что для вторых становилось промахом, для первых становилось промахом судьбы.

Я поймал себя на ощущении, что поразительно быстро привыкаю к виду этих людей на стадионе, в кафе, в очереди на канатную дорогу. Никто тут не просил никого пропустить без очереди.

Это они вас тут могли пропустить без очереди.

Очень быстро на лыжном стадионе Россия в биатлоне взяла золото. Так никогда еще не начинали ни паралимпийцы, ни тем более олимпийцы. Это Алена Кауфман (стоя), Михалина Лысова (нарушение зрения), Роман Петушков (сидя).

С нашими спортсменами через час встретился президент России. Это было уже в горной Олимпийской деревне, где живут лыжники и биатлонисты, в отеле "Поляна", в Irish pub. Здесь были только девушки, потому что 8 Марта, надо было их поздравить.

Девушки, хоть и в спортивных костюмах, выглядели очень по-домашнему, то есть не то, что на трассе. Несколько из них оказались очень красивыми (ну да, остальные просто красивые). Выделялась и среди таких Михалина Лысова — девушка с такими большими и ясными глазами, что при первом взгляде о них говорят: да и вправду бездонные.

Михалина Лысова выиграла в этот день золото в биатлоне на дистанции 6 километров в классе "слабовидящие". И это ей почему-то первой принесли чай по просьбе старшего тренера лыжной и биатлонной сборной России Ирины Громовой ("Спортсменки много бегали сегодня, устали, можно чаю?"). И первой Ирина Громова представила ее Владимиру Путину. То есть Лысова оказалась везде первой в этот день.

Лысова

Я встретился с ней на следующий день на том же стадионе, когда Роман Петушков уже выиграл свою вторую золотую медаль, теперь не в биатлоне, а в лыжах, и был неприлично просто счастлив, а бросалось это в глаза только оттого, что до этого был неприлично застенчив.

Она подошла ко мне со своим гидом Алексеем Ивановым. Или лучше, наверное, сказать, ведущим. Или лидером. Слабовидящая спортсменка ориентируется на ведущего, когда идет по трассе — и в горных лыжах, и в биатлоне, везде так. И чемпионами становятся оба, и оба получают медали.

В этот день они выступили в лыжной гонке, но не выиграли медалей. Что-то пошло не так. Редко кто из спортсменов может сказать, что именно, если, конечно, дело не в очевидной ошибке. Поскользнулся где-то, что ли. Или, как сказал мне один биатлонист, о снег споткнулся.

— Это не знаю, от чего зависит...— помявшись, сказала и Михалина Лысова.— От самочувствия, может быть? От того, короткая дистанция или длинная. Чем короче гонка, тем тяжелее, потому что не успеешь, если что, перераспределить силы...

Она смотрела на меня своими огромными бездонными глазами, и я, конечно, понимал этого парня из национальной сборной Украины, про которого она мне, скорее всего, ни за что не расскажет. А ведь он есть.

— Послушайте,— задал я другой мучающий меня вопрос,— как вы стреляете, если не видите мишень? Она же три сантиметра в радиусе.

— У нас винтовки с лазерным прицелом,— засмеялась она.— Надеваем наушники и слушаем. Стреляем по звуку. Надо найти самый высокий звук и сразу стрелять.

— То есть должен быть музыкальный слух у биатлонистки? — спросил я.

— Ну да! — опять засмеялась она.

— То есть вы водите дулом винтовки, пока не найдете самый высокий звук...

— Это как комар летает, вы слышите такой тонкий звук сначала где-то у ваших ног, потом около рук, а потом — высокий и чистый прямо у щеки — и тут хлоп!.. — добавил Алексей Иванов.

— Выстрел,— констатировал я.

— Точно!

— И как скоро у вас стало получаться? — поинтересовался я.

— Как скоро? — переспросила она.— О, очень нескоро. На это уходят годы.

— Курок должен быть жесткий,— объяснял Алексей Иванов.— А то получаются и самострелы. Мы же винтовки не выбираем и наушники тоже. Бывает, дают винтовку со слабым курком...

То есть он не отделял себя от нее, ведущий от ведомой, хоть и не целился в наушниках.

— А наушники иногда дают такие, сквозь которые все слышно! — перебила она его.

Таким образом, самого высокого звука и не услышишь. И мажешь. Вот от чего на самом деле все это зависит, кроме мужества, воли и всего, о чем говорят в связи с этими людьми.

— А еще дают иногда старые винтовки,— пожаловалась она.— Как из них быстро стрелять?

Никак, конечно.

— И от ветра зависит,— машинально сказал я.

— От ветра не зависит! — смеялась она.— Мы же лазером целимся! От тумана зависит.

— А вы меня сейчас видите? — спросил я ее.

Ей не понравился этот вопрос, и она промолчала.

— Как случилось, что вы потеряли зрение?

— Я не помню,— призналась Михалина.— Мне было 10 месяцев, когда удалили хрусталики. Это было обострение после ангины. Врачи, наверное, сделали все, что смогли.

— Вы думаете, все?

— Ну, это 20 лет назад было,— пожала она плечами, нервно.

— А где это было?

— Я не скажу,— произнесла она, не глядя на меня.

— Ну, видимо, дома где-то,— сказал Алексей Иванов.

То есть в Нижнем Тагиле.

— Я не хочу плохо говорить о врачах,— покачала она головой.— Врачи сделали все, что смогли. Только они, наверное, не все тогда могли.

— Но что-то вы сейчас все-таки видите? — спросил я еще раз.

Я отдавал себе отчет в том, что спрашиваю наверняка не то, что должен, но я должен был спросить. Надо было понять, раз уж браться за это.

— Да как же я вам объясню?! — воскликнула она.— Как?! Ну это вот когда фотоаппарат пытаешься сфокусировать, а он никак не фокусируется, что бы ты ни делала, как бы ты ни старалась! Не фокусируется он!

— Я понял,— поспешно сказал я.

— Да нет, не поняли! И что значит: что я сейчас вижу?! Вот вы что видите? Вы хорошо или плохо видите? Откуда вы знаете?! Вы же не знаете, как бывает по-другому! И я не знаю! Откуда я знаю?!

Не стоило ее спрашивать. Я думал, она будет спокойней.

И она вдруг успокоилась и сказала:

— Я, конечно, не фатально слепой человек. Я просто не знаю, как может быть. Я же сказала: аппендикс вырезали в 10 месяцев.

— Аппендикс?! — вдруг переспросил ее Алексей Иванов.— А ты мне ничего не рассказывала!

— А ты не спрашивал! — повернулась она к нему.

— Да ты мне, оказывается, вообще ничего не рассказываешь!

— А ты меня вообще ни о чем не спрашиваешь!

— А когда вы стали вместе кататься? — спросил я.

— С 2009 года,— сказал он.

— У меня к тому времени были вторые-третьи места...— добавила она.

Я знал, что Алексея в качестве ведущего посоветовала Михалине тренер. И что отношения их в самом деле не были безоблачными: говорят, потому что ведущими хотели быть оба. Потом у них стало получаться, и в Ванкувере они выиграли первое золото — в эстафете.

— В Ванкувере еще выступала Верена Бентеле, она выигрывала все подряд, и там было нереально взять золото,— по-честному сказала Лысова.

— Зато теперь у вас еще впереди целая Паралимпиада,— сказал я им.

Они отнеслись к этому замечанию очень серьезно и стали рассуждать о своих шансах. Они, мягко говоря, не казались им стопроцентными.

И только один вопрос я ей не задал: про то, почему родители в Нижнем Тагиле ее Михалиной-то назвали.

Путин

— Я вас хочу поздравить с таким началом, свидетелем которого мы с вами являемся,— сказал девушкам президент России, когда поздравлял их с 8 Марта.— 11 медалей в первый день!

— 12 уже,— подсказали ему.

— О, уже считать не успеваем! — согласился он.

— А открытие!.. — сказала Ирина Громова.— Открытие Паралимпиады! Такого не было! Я читала иностранную прессу! Они не просто в восхищении! Они настолько!.. Они такие слова употребляли... Да я и слова забыла...

— Слова же нерусские. Конечно, забыли. И не забивайте себе голову ими,— посоветовал господин Путин.

— А деревня! — продолжила Ирина Громова.— Такая деревня!..

— Да,— согласился российский президент,— мне Фетисов (Вячеслав Фетисов, олимпийский чемпион по хоккею.— "О") говорил, что их в Америке поселили в бывшей тюрьме, когда они приехали на Олимпиаду. Представляю, если бы мы их поселили в тюрьме!..

Господину Путину самому стало смешно, он, видимо, представил, как это было бы забавно, и он громко засмеялся.

— А потом...— сказала Ирина Громова.— Мы же едим здесь русскую пищу! Как же мы здесь можем проигрывать!

Все заулыбались. Только одна девушка сидела за столом с отрешенным взглядом и как будто ничего не слышала. Она казалась очень уставшей. Александра Францева выиграла в этот день бронзу в скоростном спуске, и ей вообще-то уже пора было на награждение в "Роза Хутор". Там, в горах, сделали новую медальную площадь: та, что была в Олимпийском парке, оказалась слишком далеко от места событий: почти все соревнования паралимпийцев проходили в горах.

Президент уже закончил, когда Ирина Громова подошла к нему и что-то сказала на ухо. Он кивнул, попрощался со всеми, а потом подозвал к себе министра спорта Виталия Мутко, что-то решил с ним и вернулся к столу, за которым еще сидели спортсменки:

— Вот я только что тут сказал (он посмотрел на Ирину Громову), что мы еще не решили, но вот уже и решили. Всем победителям и призерам не только призовые будут такими же, как у олимпийцев, а и все подарки такими же, в том числе и машины (то есть "мерседесы).

Вот это и был настоящий подарок им на 8 Марта.

Гимн

На центральной площади в "Роза Хутор" людей было больше, чем во время Олимпиады. На сцену вызвали победителей биатлона на дистанции 6 километров стоя. Девушки-победительницы были смущены вниманием многотысячной толпы, которая пришла сюда, а вернее, приехала на электричках из Сочи и Адлера, чтобы боготворить их.

Им вручали кроме медалей букеты цветов, и мне все казалось, что одна из них обязательно бросит сейчас букет в толпу, и та, которая подхватит, либо замуж выйдет, либо хотя бы спортом займется.

Три гвардейца из роты почетного караула возле флагштоков с усилиями, достойными их гренадерских фигур, на крик "Р-р-р-аз!" подымали флаги при помощи шестереночных механизмов, ручки которых они крутили со страшной натугой, и лица их буквально пузырились от этой натуги. А потом ведь надо было так же точно флаги спустить.

Электронике тут, видимо, доверия не было никакого.

Президент МОК Томас Бах награждал победителей в скоростном спуске стоя с повреждениями опорно-двигательной системы. Чемпионкой стала француженка Мари Боше, а самой счастливой казалась американка Элисон Джонс, которая не сделала ни шагу по сцене (а сцену всю по правилам надо было обойти пару раз) — только бегом. Одной ноги у нее не было, но это ее, кажется, смущало меньше всего.

И я сначала вообще не понял, почему Мари Боше принимает участие в Паралимпийских, а не в Олимпийских играх. И только когда она, получив медаль, подняла руки, чтобы поблагодарить, и взмахнула ими, я понял. У не хватало левой руки от локтя, и она, конечно, не собиралась этого скрывать. По лицу ее текли слезы, она улыбалась, держа под мышкой букет с цветами. Заиграли гимн Франции. Я стоял у самой сцены, оглянулся и не увидел в этой толпе человека, который не плакал бы вместе с ней.

Потом за своей медалью в скоростном спуске вышла Александра Францева, которая не только успела на церемонию после встречи с президентом России, а еще и подождала.

Она казалась такой же уставшей и даже теперь не улыбалась. По тому, как она шла по сцене со своим лидером, было ясно, что она, наверное, вообще почти ничего не видит. Жалко: огромное количество людей, стоящих на площади, запомнились бы ей не меньше, чем ее медальный спуск.

Я вспомнил, как Виталий Мутко перед встречей с Владимиром Путиным, видимо, поняв, что с ней что-то не так, спросил ее, большой ли был разрыв с первым местом.

— Больше четырех секунд,— сказала она, замявшись и почти не слышно.

Она была где-то совсем внутри себя.

— Этого много?..— неуверенно переспросил Виталий Мутко.

— Очень,— вздохнула она.

Две словачки, ведущая и ведомая, выигравшие золото в горнолыжном спуске, на пьедестале утирали слезы друг другу, так и простояли на нем несколько минут обнявшись, даже когда им вручали медали

Я увидел, как чешский тренер решил подсесть к американке в коляске, но рядом свободных мест не было, он отошел и вернулся к ней, неся пластиковый стул над головой. Когда он поставил стул рядом с ее коляской и сел, я заметил внимательный взгляд австрийского тренера, который с напряжением следил за американкой: на нее вид человека на ногах, с высоко поднятыми руками, со стулом мог и в самом деле нехорошо повлиять.

Она между тем от души радовалась — что свободный стул нашелся.

А насчет напряжения я себе, видимо, все выдумал.

Роман Петушков получил в биатлоне золото за дистанцию 7,5 километра сидя (то есть участвуют те, кто без ног), серебро — украинец Максим Яровой, тот самый, который в одиночестве нес флаг своей сборной на церемонии открытия Паралимпиады. Его друзья, в парадной форме сборной Украины, стояли рядом со мной. И девушка в такой же форме сидела в коляске. Когда Максиму Яровому вручали медаль, она глазами показала своему приятелю, что хочет быть повыше. Он взял ее, она оперлась на мои плечи и как-то удивительно ловко вскочила на плечи ему. Максим заметил их и очень обрадовался.

Теперь он был уже не один.

Церемония закончилась через час. Никто не уходил, наоборот, люди стояли и как будто не знали, куда себя теперь деть и даже, может, как жить.

Такого не было на обычной Олимпиаде.

Их, впрочем, быстро привел в чувство голос ведущего:

— А теперь со всей ответственностью момента хотел бы попросить у вас бурю оваций!

А не последовало бури. Буря в душах была.

Следж-хоккей

В этот день наши играли с Кореей в "Шайбе". Речь о следж-хоккее, конечно.

Кто бы мог подумать, что это корейский вид спорта. А это корейский вид спорта — судя по тому, как играют в него корейцы.

Человек сидит в металлическом корытце, где лежат его ноги (или чаще одна нога, но может и не быть ног), в руках у него две клюшки (это, кстати, очень удобно: когда игрок теряет или ломает клюшку, у него остается еще одна). В остальном все почти так же. Периоды по 15 минут.

Это, кажется, жестче, чем традиционный хоккей. Это даже не кажется.

И может быть, вы видели, как они дерутся, когда начинается заварушка у ворот.

Через пять минут после начала игры ты совершенно не думаешь о том, чем этот хоккей отличается от другого. Я после того как сходил на три игры российской сборной — с Кореей, Италией и США,— включил телевизор и случайно наткнулся на матч плей-офф Кубка Гагарина. Честное слово, я не понял, о чем это. Человек даже не может сам себе пас отдать.

В перерыве я поговорил с одним из менеджеров команды. Конечно, это реальный хоккей и реальный бизнес. Я услышал жалобы на то, что много прогульщиков, есть зазнавшиеся на пике славы игроки, есть те, кто не выполняет указания тренера, потому что свои собственные ему кажутся толковее... А одному предложили подписать рекламный контракт с телекоммуникационным монстром, так он, услышав сумму, возмутился: "Да вы что?! Да вы контракт Дацюка с ними видели?! Да не смейте мне это даже предлагать!"

Не знаю, я таких на поле не видел.

На поле были совсем другие люди. И это перед ними после игры судьи снимают шлемы и встают на одно колено, а хоккеисты проезжают мимо них и пожимают им руки.

И ни у кого не возникает вопроса, почему так.

В тот, первый день Паралимпиады, неожиданно оказалось, что в Олимпийский парк вдруг вернулся хоккей: переполненные трибуны, буллиты, овертайм...

Я подумал, что, если наши паралимпийцы отомстят за олимпийцев, вот это будет да. Вот это будет урок всем. В том числе и нам.

И я вспомнил, как наши хоккеисты уходили под трибуны после проигрыша финнам: болельщики, свесившись с трибун, пытались пожать им руки, кричали что-то ободряющее. Ни один из великих даже не повернул в их сторону головы.

А через две недели один из следж-хоккеистов, сняв свое металлическое корыто еще на скамейке запасных, скакал на одной ноге в раздевалку, и ему тоже кричали, а он сначала не обратил внимания, потому что главное было побыстрее добраться до раздевалки, а потом, когда понял, что это ему, вернулся и еще несколько минут жал им всем руки.

А ведь тоже проиграли. Да еще и корейцам.

Алябьев

Во второй день Олимпиады я поехал на горные лыжи. Это был слалом-гигант, и здесь выступали несколько наших, прежде всего Алексей Бугаев, 16-летний парень, который накануне взял здесь, в скоростном спуске, серебро.

До него спустился Александр Алябьев, который шел с лучшей скоростью трассы, видимо, поэтому не удержался и сошел с нее.

Сходили многие, трассу признали сложной, при этом те, кто шел на одной ноге, падали реже тех, кто спускался на двух, но с одной палкой, например, потому что нечем было держать вторую.

Оказалось, они крепче стоят на ноге.

— Погода подводит,— сказал Александр Алябьев минут через десять после финиша.

Я сначала, уже не в первый раз, не мог понять, почему он выступает в этом классе, но потом увидел: да, рука.

— Не та погода,— повторил он.— Я рассчитывал на другую скорость, но траектория из-за теплой погоды сдвинулась, я попал на волны, пошла компрессия... Короче, сошел...

Но сильно расстроенным он не выглядел. И не сказать, что очень уж старался держать себя в руках, чтоб не подать виду. Просто не был расстроен. Просто характер такой.

— Обидно, что была лучшая скорость на трассе и не вышло? — спросил я.

— А что, у меня была лучшая скорость?! — изумился он.

И вот теперь он выглядел очень расстроенным. Даже можно сказать, страшно расстроенным. Ведь он же просто не знал, что был первым.

— Да, можно было попытаться...— вздохнул он.— Но сложно. Гандикапа у меня нет, у меня же рука... Это у одноногих есть гандикап — от лучшего времени считается, прибавляют им что-то... Но можно было.

— А давно у вас... рука? — спросил я.

Он легко ответил:

— А, это?..

Он как будто первый раз заметил свой протез.

— Оторвало горнолыжным тросом... Я занимался до этого горными лыжами, даже были определенные достижения: я со здоровыми стартовал уже, а потом как-то взяли на сборы, потому что сотрясение было, и я обиделся и не стал тренироваться. А потом поехал покататься, и вот оторвало.

После этого он решил всерьез заняться спортом.

— А вы здесь с кем? — поинтересовался я.

— Я здесь сам,— сказал Александр Алябьев.

— А жена, подруга?..— осторожно спросил я.

— Жену дома оставил,— улыбнулся он.— Я ей все объяснил. Она поняла.

— А что объяснили?

— Что надо дома остаться. Она учительница в школе и классный руководитель.

— А учительница чего?

— Физкультуры, конечно! Перед нами слабовидящие выступали. Может, видели? — спросил он.

— Видели,— сказал я.

— Ну вот,— обрадовался Алябьев,— и среди них выступал Иван Францев. Так вот, моя жена у него лидером была. Я увидел ее и влюбился. И он теперь с Германом Аграновским выступает.

— А лидер у вас кто? — поинтересовался я.

— Да я же не слабовидящий! — засмеялся он.

— Я понимаю. Я про жизнь...

— А-а! Нет, это я ее лидер!.. Она сейчас уже учителем физкультуры работает.

— А вы еще выступаете.

— Конечно,— сказал Алябьев,— ей знаете, как нравится! А то она ездила с оторванными связками колена, это случайно выяснилось, когда ей в Австрии как-то снимок сделали.

Оставалось выяснить, доволен ли Иван Францев.

Туман

Четвертый день Паралимпиады начался с того же, с чего начался десятый день Олимпиады — с сильнейшего тумана. Утром должны были выступать биатлонисты. Только если олимпийцам старт перенесли, а потом опять перенесли и в третий раз перенесли тоже, то паралимпийцам сказали, что они будут выступать.

— Да как же так? — удивлялся один из наших тренеров на стадионе.— Вообще ничего не видно! Как они будут стрелять?!

— На "ноль",— оборвал его другой, тоже наш.

— Может, остановят все-таки в последний момент?

— Да никто ничего не остановит! Мишень они видят?

— Мишень, может, и видят...

— Ну и все!

Действительно, мишени паралимпийцев стоят ближе к стрелковому рубежу, чем мишени олимпийцев, но не настолько же ближе, чтобы их можно было потрогать руками, прежде чем целиться, и если надо, поправить,— а это был, похоже, единственный способ попасть в цель.

А вот зрители не видели вообще ничего, хоть и опять заполнили собою стадион до отказа (это и через несколько дней после начала Игр удивляло паралимпийцев: "Да мы привыкли выступать при пустых трибунах!"). Зрители не видели даже огромных мониторов, стоящих на стадионе: в тумане была не только картинка, на которой был изображен туман, а и сами мониторы.

А у биатлонистов с поражением опорно-двигательной системы (то есть без ног) не было возможности сориентироваться хотя бы на слух, как слабовидящим.

— А почему не перенесут соревнования? — спросил я позже у одного из организаторов.

— А смысл? — переспросил он меня.— На Олимпиаде понятно, что если кто-то будет проигрывать, то всегда может сказать, что он не видит мишень, и гонку остановят. А здесь никто ничего не скажет. Будут просто бежать и стрелять.

И они бежали и стреляли.

— О, японец покатил...— качал головой наш тренер.— Куда ты, милый, так спешишь?! Не хватит тебя на финиш-то!..

На трассу вышел Роман Петушков, к тому моменту уже двукратный чемпион.

— О! — до крайности оживился тренер.— Вот он! Разбойник!

Петушков стрелял без промахов и в самом деле на "ноль".

— Давай, Петушок!.. А ну-ка, Яровой!.. Промажешь сейчас, понял?..

Украинец Максим Яровой мазал.

— И еще раз!

И опять мазал.

— Так, все, мальчик, в Киев, к Януковичу!..

Конечно, если к Януковичу, то надо было бы в Ростов-на-Дону, но нельзя было требовать от тренера сборной, поглощенного подготовкой к Паралимпиаде, невозможного.

— О, Петушок! Пулеметчик! — взревел тренер, когда двукратный паралимпийский чемпион, опять отстрелявшись на "ноль", стал уже почти трехкратным.

— Украинцы курят!.. Кальян!..— веселился тренер (и только теперь, наверное, будет окончательно понятно, почему я не называю его фамилии: ему с украинскими биатлонистами и их тренерами еще дружить и дружить.— А.К.).

Через несколько минут весь пьедестал стал российским.

— Ну что, я сбегаю?! — робко предположил его молодой коллега.

Видимо, у них с собой было, потому что просто так сбегать бы не удалось: пришлось бы, по крайней мере, минут 20 ехать на фуникулере.

— Не надо никуда бежать... Пойдем сами пешком,— был ему ответ.

По дороге к ним присоединились еще два счастливых очевидца великой победы.

Больше я их в тот день, конечно, не видел.

Раздевалка

Между тем победа и в самом деле была великой. В раздевалке мужской сборной через 15 минут после финиша и цветочной церемонии были все трое: и Роман Петушков, и Алексей Быченок, и Иван Гончаров. Во время гонки они промокли насквозь (и от пота, и от того, что к сильному туману добавился сильный дождь), а теперь переодевались и сушились.

— Не зря я наколку-то сделал! — любовался на свое плечо Роман Петушков.

— Не разгляжу, что там...— пробормотал я.

— Не видишь, что ли?! — он развернул ко мне свой мощнейший торс и показал плечо.

"Spirit & motion" — было зафиксировано на нем.

— Как же ты бежал в такой туман? — спросил его кто-то.

— Как? — переспросил он.— А не ошибешься! С обеих сторон кричат: "Ро-ма! Ро-ма!" Не ошибешься.

Я смотрел на него и говорил себе: "У него же нет ног. Только этот мощнейший торс. Как же так, почему я не думаю об этом?" — тут же забывал.

Он рассказал, что в какой-то момент увидел:

— У Гришки (Мурыгина, который в конце концов стал четвертым.— А.К.) могут быть проблемы. Если, думаю, мимо, после штрафного круга зацеплю его. И зацепил.

Петушков несколько секунд молчал, потом не выдержал:

— Ура! Ура! Ура!

"Ура" было, конечно, троекратным — таким же, как он к этому дню чемпионом.

Кто-то принес чаю, несколько кусков торта, пирожные. Победителям было нельзя, еще надо было пройти допинг-контроль, а все остальные (в комнате было уже человек десять) с удовольствием все смели в честь их победы.

— Но туман и дождь очень мешали,— сказал Иван Гончаров.

— Да! — поддержал его Петушков.— Я и очки после первого рубежа снял: вообще ничего не видно. Я даже не видел, как мишени закрывались, только по звуку слышал: "Дзынь!.. Дзынь!.."

Иван Гончаров попробовал протиснуться к столу:

— Инвалиды, разрешите пройти!

Но не так это просто оказалось: почти все здесь были на колясках, разъехаться сразу не получалось никак. Но он в конце концов просочился меж двух колясок — на своей.

Они вернулись к обсуждению трассы:

— А я Громовой (главному тренеру по биатлону и лыжам.— А.К.) говорю: "Я попробовал — штрафной круг какой-то очень жесткий". А она говорит: "А что, у нас есть штрафные круги?"

Ирина Громова расхохоталась.

— Нету, говорю, откуда?! — закончил Петушков.

— А вы обратили внимание на то, что на дистанции курят? — сказал Иван Гончаров.— Заметили?

Его активно поддержали. Курили болельщики, которым было запрещено курить на трибунах, они находили местечко понезаметней — так и образовалась курилка.

— Да! — воскликнул еще кто-то из спортсменов.— Мне хотелось сказать: "Убейте лопатой!"

— Да ладно!.. Не очень сильно пахло...— кому-то хотелось быть великодушным в этот день.

Через минуту Ирина Громова уже звонила кому-то:

— От спортсменов только что поступило заявление: на дистанции курят!.. Да, задняя петля, где разворот два с половиной... Примите немедленно!..

— А я на рубеже очки выкинул,— посмотрел на нее Петушков.— Можно попросить поискать, а?..

Петушков

Вечером в "Роза Хутор" победителей награждали медалями. На сцене гимн играл в честь канадской, кажется, горнолыжницы, а тут, в небольшой комнате перед выходом на сцену, в таком зале ожидания для призеров, транслировали игру наших хоккеистов с американцами, начало которой я успел посмотреть внизу, в Олимпийском парке. Я уезжал оттуда, когда счет был 1:0 в нашу пользу, а когда приехал, матч доигрывали и счет опять был очень хорошим: 2:1 (так и закончилось). Наши хоккеисты делали свое дело так, как никто до них здесь, на хоккейном льду. Вообще никто.

В небольшом буфете никого не было, и мы присели здесь с Романом Петушковым. Вернее, я присел.

— Вы устали? — спросил я.

— Нет. А с чего? — удивился он.

— Три гонки за четыре дня... Не много?

— Да нет... Еще четыре впереди...И лыжи, и биатлон.

Я понимал, что его в любую секунду могут увести на церемонию, и спросил сразу, как в его жизни получилось, что обеих ног не стало?

— Фура сбила,— пожал он плечами.— Из такси выходил.

— Сколько вам лет было?

— 28. Это было в 2006-м.

Он рассказывал об этом спокойно, как будто только и ждал такого вопроса накануне церемонии награждения.

— 28 февраля,— продолжил Роман Петушков.— И отец погиб в феврале, в 1985 году. Тоже автокатастрофа. Такой февраль.

— Жуткий.

— Непростой,— уточнил он.— Отец был мастером спорта по велогонкам, мотокроссом увлекался, меня везде брал с собой. На трековом велосипеде, я под рамой... Они на машине с другом ехали, мороз был, машину крутануло — и под КамАз.

Я хотел было что-то сказать, но он опередил:

— Я в пять лет, когда его не стало, уже тоже умел руль крутить, яму объехать... Сидел у отца коленках и рулил. У меня 18 февраля день рождения, а 19-го он погиб. Видимо, Бог так распоряжается. А сейчас он мне сопутствует.

— А как же с фурой тогда так вышло?

— Ночь, февраль, слякоть, пешеходный переход, светофор, которого не видно, потому что там машина вылетала с низменности...— перечислил Петушков.

— Водитель фуры не справился?

— Я его не виню,— так резко, словно это было вчера, сказал Петушков.— Он остановился, он меня не бросил, вызвал скорую, со мной ее дождался... Если бы не он, я бы, конечно, там умер. Крови было очень много, ноги раздробило.

— Вы что, все это помните?

— Местами смутно,— сказал он.— Я то уходил совсем, то возвращался... В реанимации говорили, что травмы, не совместимые с жизнью...

— А таксист, значит, вообще уехал?

— Про таксиста ничего не знаю. Насчет водителя фуры потом следователи приходили, спрашивали, сказали, что он на фирме работал, что фирма разорилась, что единственное, что можно сделать,— это чтобы он тебе выплачивал по 5 тысяч рублей. Я сказал, что не надо, потому что он меня не бросил.

— Вам хотелось после этого жить? — спросил я.

К нам подошла девушка-волонтер, записала его фамилию, сказала, что через несколько минут выходить на сцену.

— Жить? — переспросил он.— Да я вообще за себя не переживал.

— Не может быть,— сказал я.— Так не может быть.

— Может. Не переживал за себя никогда ни разу тогда. За маму переживал только, что она волноваться будет. Вокруг друзья были, родные... Чего переживать за себя?

Что была одна жизнь, а будет другая, хотелось сказать мне. Что вторая может и не начаться. Что так и так... Но это и так все было ясно.

— В это время как раз шли Паралимпийские игры в Турине, мне включали телевизор, показывали человека, который в бобе без ног выигрывал там что-то... Говорили мне, что я через полгода смогу так же, как он. Я им говорил: "Отстаньте, я не инвалид..." И через полгода я уже в команде был с ним.

— Вы до этого, наверное, занимались спортом?

— Да, разным,— улыбнулся Петушков.— В юношеских соревнованиях участвовал... Но на беговых лыжах никогда не стоял. Я никогда не думал, что буду заниматься спортом на выносливость. На горных покататься — да. А так не очень.

— А как же встали?

— Это такая долгая история,  вот об этом он не хотел говорить.— Познакомился с Ириной Александровной (Громовой.— А.К.), она убедила, взяла в свою команду, сначала не получалось, потом все больше уверенности стало приходить...

Это, наверное, и в самом деле была очень длинная история, иначе он не рассказывал бы ее так коротко.

— И сейчас получается... Третий год уже. После Ванкувера прошел год, я что-то переосмыслил, наверное... Может, повзрослел. Может, перестал сомневаться.

То есть он все-таки сомневался. Конечно, сомневался.

Я знал, что у него недавно была еще одна серьезная травма.

— Была,— подтвердил он.— Операцию на позвоночнике делал. Две грыжи были очень большие. Чемпионат мира бежал на обезболивающем. С утра приходил к врачу, делал обезболивающее, потом разминался и выходил на трассу.

На чемпионате мира он выиграл пять золотых медалей и после этого сразу поехал в клинику в Израиле. До Олимпиады было очень мало времени. Уже меньше, чем нужно, чтобы восстановиться после операции к Олимпиаде. Он это понимал.

Так же это понимал и фигурист Евгений Плющенко. Это вообще была одна и та же клиника. И тоже позвоночник.

— Тот врач, который мне должен был операцию делать, Пекарский (тот же, что делал операцию Плющенко.— А.К.)... он потянул ахиллы, что ли... И мне сделал Мировский. Я ему очень сильно благодарен. А с утра мне уже сделали протезы, надели и сказали: "Иди". А куда идти?

Он вопросительно смотрел теперь и на меня.

Я пожал плечами. Все это было уже не моего ума дело. Это было за гранью моего понимания.

— Я надел протезы — и никаких болевых ощущений, ничего, что у меня было! Ничего! Через два дня выписали из больницы, и я улетел домой. Вот и все! У меня, конечно, не такая сложная была операция, как у Жени, ему диск меняли на полимер, а мне просто грыжу вырезали... Но все равно. Я до этого не мог из коляски на кровать пересесть: "О-о!.." — и все. Отлеживался после соревнований дома — и опять на соревнования. Хорошо, что мне помогли,— заключил Петушков.

— Операция все-таки,— сказал я,— по-всякому могло сложиться.

— Ну да, мне предлагали физиотерапию, но времени до Олимпиады оставалось мало, я сказал: режьте, делайте там что хотите, но чтобы быстро.

— Не стоило ли остановиться? — спросил я.— Бог же не всегда сопутствует.

— Нет, конечно,— сказал Петушков.— Результаты-то не были достигнуты.

— И чего еще надо достичь, чтобы они были достигнуты?

Это было лишнее. Впереди у него были еще четыре старта на этой Паралимпиаде.

Подошла девушка-волонтер и сказала, что совсем пора. Он вернулся к своим, и они вчетвером, вместе с примкнувшей к ним, тоже на коляске, Светланой Коноваловой, которая в этот день взяла серебро в биатлоне на дистанции 10 километров, еще пару минут увлеченно смотрели по телевизору на церемонию на сцене, прежде чем их тоже позвали.

Они втроем поехали туда, к людям, которые даже не верили, что перед ними такие великие.

Теперь она смотрела по телевизору на них.

Потом позвали и ее.

Продолжение в следующем номере.